Том 5. Детский остров.
* * *
– Впотьмах и совсем закиснешь! – Матрос встряхнулся и чиркнул спичкой.
Керосиновая лампа на узкой ножке горела приветливо и ясно. Круглый фитиль с одного конца протянул было кверху острый, заструившийся копотью язычок, но матрос снял стекло, чикнул ножницами, и язычок исчез. По белому бумажному абажуру проплывали черные яхты, и под ними волнистым зигзагом синела волна, – Игнатий Савельич и рисовать умел.
– А правда, Игнатий Савельич, что русские матросы драться любили?
– Кто ж не любит… Был у нас такой случай в довоенное время. В Марселе стояли. Собралась наша компания вечером в портовом кабачке. С американскими матросами познакомились. Ребята бравые, выпить не дураки… Разговор короткий: по плечу похлопаешь, чокнешься… Или руку на локте на стол поставишь рядом, допустим, с американским локтем. Кто кого перегнет? Научили мы их со скуки в орлянку играть. Играли-играли, честь честью. Только один из американцев упился, что ли, – уперся. «Не желаю, говорит, платить!.. Дурацкая игра». Как так не желаешь? Выигрыш берешь, а проигрыш – счастливо оставаться! Нет, друг… Вскипели наши ребята, слово за слово и честь честью в ухо. Мы своего крейсера не осрамили – был, можно сказать, бой!
– Вы тоже дрались? – радостно спросил Игорь, прикидывая на глаз мускулы Игнатия Савельича.
– Я – фельдшер… Что же мне вмешиваться.
Мальчик разочарованно вздохнул.
– Один взял меня было за грудки. Я только встряхнулся, а он головой стекло в дверях вышиб.
– Правда?! Вот хорошо…
– Помощь я потом кой-кому оказал по медицинской части. И своим, и неприятелю… Ухо, нос, пробоины кой-какие. Ничего, помирились. На корабли в обнимку возвращались, песни пели… Одного, признаться, нести пришлось, задирщика этого самого. Вот-с… Надо теперь за ваш фрегат приниматься, Игорь Иванович, а вы бы мне почитали вслух малость. Веселее работать…
Он вытащил из-под койки поломанный кузов детского корабля, длиной с кошку. В чулане нашел возле кухни. Придвинулся к столу, взял в зубы горсточку сапожных гвоздей, достал из ящика молоток и приготовился слушать.
– Вы парусов сегодня шить не будете, Игнатий Савельич?
– Какие ж паруса? Кузов сбить сперва надо, да прошпаклевать, да закрасить. А там и до парусов доберемся. Имя придумали?
– «Немо». Капитан был такой подводный у Жюля Верна. В честь его и назовем. Я вам прочитать потом дам. Очень интересная морская повесть.
Игорь вынул из кармана куртки томик Пушкина и перелистал отмеченные бумажными закладками стихи. Все про морское. Ведь неинтересно же матросу сухопутные стихи слушать.
К морю.
Детский голос звенел-переливался. Медленно и чисто произносил слово за словом, чтобы ни одна строка не пропала.
Матрос прослушал до конца, в паузах вколачивая гвозди в кузов детского корабля.
– Стишки ничего, – похвалил он.
– Я спишу для вас, Игнатий Савельич, хотите?. А это – «Арион».
– Священник, что ли, писал? – спросил матрос, когда Игорь после последней строчки перевел дух.
– Почему священник?
– Да ведь он ризу свою влажную на солнце-то сушил…
– Какой же Пушкин священник?! – Игорь горестно развел руками. Ведь вот странно. Чего только Игнатий Савельич не знает, чего не умеет, а дойдет дело до стихов, он вроде пятилетнего мальчика. Даже досада берет.
– Совсем не священник. Он это про себя иносказательно писал. Все было хорошо, был счастлив, пел, и вдруг судьба опрокинула, налетела, как буря… Но он уцелел и не потерял бодрости. А «риза» – это вроде плаща, широкая одежда, которую поэты носят. Поняли?
– Чего ж тут не понять? – обидчиво буркнул матрос. – Вещь простая.
«Надо ему что-нибудь попроще найти, – подумал мальчик. – Ах, вот… „Утопленник“. Хоть и не морское, а все-таки река и волны…».
«Утопленник» Игнатию Савельичу очень понравился. Даже повторить просил.
– Вот это настоящее! Очень все натурально. Был тоже у нас во флоте такой случай… Однако что ж это я? Девятый час… Вас, поди, по всему парку ищут, ужинать кличут. Спасибо за компанию, Игорь Иванович. Не забывайте.
– Спокойной ночи. Я второй раз поужинаю, чтоб не ворчали, ничего. А завтра я вам «Фрегат Палладу» принесу. Только будете читать сами, она очень толстая. Гончаров писал.
– Адмирал?
– Штатский. Он только плавал с моряками, для описания… Спокойной ночи.
– И вам того же желаю. Счастливо оставаться.
Детские ноги мелькнули в воздухе и скрылись за окном в чернильной тьме палисадника. «Ишь, как кусты хрустят… Напрямик ломит».
