Князь Серебряный (сборник).

И зовут друг друга журавли.

КОЛОДНИКИ.

Спускается солнце за степи, Вдали золотится ковыль, — Колодников звонкие цепи Взметают дорожную пыль.
Идут они с бритыми лбами, Шагают вперед тяжело, Угрюмые сдвинули брови, На сердце раздумье легло.
Идут с ними длинные тени, Две клячи телегу везут, Лениво сгибая колени, Конвойные с ними идут.
«Что, братцы, затянемте песню, Забудем лихую беду! Уж, видно, такая невзгода Написана нам на роду!»
И вот повели, затянули, Поют, заливаясь, они Про Волги широкой раздолье, Про даром минувшие дни,
Поют про свободные степи, Про дикую волю поют, День меркнет все боле, – а цепи Дорогу метут да метут…

Первая половина 1850-х годов.

СТРЕЛКОВЫЕ ПЕСНИ.

1.

Слава на небе солнцу высокому! Слава! На земле государю великому, Слава! Слава на небе светлым звездам, Слава! На земле государевым стрелкам, Слава! Чтобы рука их была всегда тверда, Слава! Око быстрее, светлей соколиного, Слава! Чтобы привел Бог за матушку-Русь постоять, Слава! Наших врагов за рубеж провожать, Слава! Чтобы нам дума была лишь о родине, Слава! Ину ж печаль мы закинем за синюю даль, Слава! Чтобы не было, опричь Руси, царства сильней, Слава! Нашего ласкова государя добрей, Слава! Чтобы не было русского слова крепчей, Слава! Чтобы не было русской славы громчей, Слава! Чтобы не было русской песни звучней, Слава! Да чтоб не было царских стрелков удалей, Слава!

Май или июнь 1855.

2.

Уж как молодцы пируют Вкруг дубового стола; Их кафтаны нараспашку, Их беседа весела. По столу-то ходят чарки, Золоченые звенят; Что же чарки говорят? Вот что чарки говорят: Нет! нет! Не бывать, Не бывать тому, Чтобы мог француз Нашу Русь завоевать! Нет!

1855.

* * *

Уж ты мать-тоска, горе-гореваньице! Ты скажи, скажи, ты поведай мне: На добычу-то как выходишь ты? Как сживаешь люд божий со свету? Ты змеей ли ползешь подколодною? Ты ли бьешь с неба бурым коршуном? Серым волком ли рыщешь по полю? Аль ты, горе, богатырь могуч, Выезжаешь со многой силою, Выезжаешь со гридни и с отроки? Уж вскочу в седло, захвачу тугой лук, Уж доеду тебя, горе горючее, Подстрелю тебя, тоску лютую! «Полно, полно, добрый молодец, Бранью на ветер кидатися, Неразумны слова выговаривать! Я не волком бегу, не змеей ползу, Я не коршуном бью из поднебесья, Не с дружиною выезжаю я! Выступаю-то я красной девицей, Подхожу-то я молодицею, Подношу чару, в пояс кланяюсь; И ты сам слезешь с коня долой, Красной девице отдашь поклон, Выпьешь чару, отуманишься, Отуманишься, сердцем всплачешься, Ноги скорые-то подкосятся, И тугой лук из рук выпадет!..»

1856.

* * *

Вот уж снег последний в поле тает, Теплый пар восходит от земли, И кувшинчик синий расцветает, И зовут друг друга журавли.
Юный лес, в зеленый дым одетый, Теплых гроз нетерпеливо ждет; Все весны дыханием согрето, Все кругом и любит и поет;
Утром небо ясно и прозрачно, Ночью звезды светят так светло; Отчего ж в душе твоей так мрачно И зачем на сердце тяжело?
Грустно жить тебе, о друг, я знаю, И понятна мне твоя печаль: Отлетела б ты к родному краю И земной весны тебе не жаль…

1856.

* * *

Уж ты нива моя, нивушка, Не скосить тебя с маху единого, Не связать тебя всю во единый сноп! Уж вы думы мои, думушки, Не стряхнуть вас разом с плеч долой, Одной речью-то вас не высказать! По тебе ль, нива, ветер разгуливал, Гнул колосья твои до земли, Зрелы зерна все разметывал! Широко вы, думы, порассыпались… Куда пала какая думушка, Там всходила люта печаль-трава, Вырастало горе горючее!

1856.

* * *

…Круг наш сходится чаще, чем когда-либо, т. е. почти что всякий день. Центральные персоны – Боткин, Толстой, Анненков, сверх того Ермил, Гончаров, Жемчужников, Толстой Алексей. Он действительно флигель-адъютант, – но красен и прекрасен как прежде, очень стыдлив, и, сочинивши стихотворение в 8 строк, непременно сам держит корректуру.

А. В. Дружинин [20].

* * *

Край ты мой, родимый край, Конский бег на воле, В небе крик орлиных стай, Волчий голос в поле!
Гой ты, родина моя! Гой ты, бор дремучий! Свист полночный соловья, Ветер, степь да тучи!

1856.

* * *

Грядой клубится белою Над озером туман; Тоскою добрый молодец И горем обуян.
Не до веку белеется Туманная гряда, Рассеется, развеется, А горе никогда!

1856.

* * *

Колышется море; волна за волной Бегут и шумят торопливо… О друг ты мой бедный, боюся, со мной Не быть тебе долго счастливой: Во мне и надежд и отчаяний рой, Кочующей мысли прибой и отбой, Приливы любви и отливы!

1856.

* * *

О, не пытайся дух унять тревожный, Твою тоску я знаю с давних пор, Твоей душе покорность невозможна, Она болит и рвется на простор.
Но все ее невидимые муки, Нестройный гул сомнений и забот, Все меж собой враждующие звуки Последний час в созвучие сольет,
В один порыв смешает в сердце гордом Все чувства, врозь которые звучат, И разрешит торжественным аккордом Их голосов мучительный разлад.

1856.