Московские обыватели.
Ангел-хранитель москвичей. Генерал-губернатор князь Дмитрий Владимирович Голицын (1771–1844).
По количеству лет, проведенных на посту генерал-губернатора Москвы, светлейший князь Дмитрий Владимирович Голицын занимает второе место, уступая первенство лишь князю Владимиру Долгорукову. Он правил Первопрестольной с 1820 по 1844 год и считается воссоздателем прекрасного облика города, сильно пострадавшего от пожаров и вандализма 1812 года. Когда князь был назначен в Москву, от Никитских ворот через пустыри еще можно было увидеть Сущево, а с Болота через рвы и топи Павловскую больницу. При нем древняя столица украсилась живописными садами, парками и непрерывной цепью бульваров, пополнилась более чем десятком мостов, набережные Москвы-реки оделись в гранит, на площадях появились фонтаны с чистой мытищинской водой, истекавшей из резервуара на Сухаревой башне, был устроен первый в России пассаж (Голицынская галерея). Особенно же расцвели за время его градоначальства в христолюбивой Москве благотворительные заведения. Перечислить все займет не меньше времени, чем в медной монете подсчитать капиталы князя Юсупова. Скажем лишь о главных.
Голицын был бессменным председателем Попечительного совета заведений общественного призрения, Тюремного комитета, Комитета о просящих милостыню, главным попечителем Дома трудолюбия, Практической коммерческой академии, Земледельческой школы. Он содействовал открытию Градской (1828), Глазной (1826) и Детской (1842) больниц, учредил Комитет о торфе, борясь с варварским истреблением лесов в Московской губернии, покровительствовал школе пчеловодов, возглавлял и участвовал в ученой работе Московского общества сельского хозяйства. По его инициативе и его иждивением началось издание монументального труда «Памятники московской древности».
Запомнился светлейший князь москвичам и в тяжелые годы, в 1831-м, когда город посетила холера, и в 1834-м, когда в течение двух месяцев город неустанно истребляли пожары. И в тот и в другой раз Голицын сумел сохранить в Москве тишину и спокойствие, помочь жителям противостоять эпидемии и стихии.
1840 Год принес городу новое бедствие — голод. Запасы хлеба истощались, цены возвысились до 45 рублей за куль, подвозу не ожидалось.
Светлейший князь пригласил к себе первостатейных купцов:
— Господа, перед нашими глазами люди начали умирать от голода. А что впереди? Хлеба хватит только до февраля. Предлагаю собрать взаймы капитал, скупить хлеб на Волге и продавать его без барышей. Я беднее вас, господа, у меня налицо 70 тысяч ассигнациями, и из них 60 тысяч я даю взаймы Москве.
И он положил деньги на стол. Рахмановы, Куманины, Алексеевы и другие московские негоцианты без лишних слов подходили к столу и клали подписки о своем вкладе. Сумма оказалась для тех лет весьма значительная — 1 миллион 300 тысяч рублей. Капитал за год обернули два раза, цены упали до 22 рублей за куль, губерния и столица были спасены. Когда голодный год миновал, капиталы вернулись к хозяевам, а князь за свою инициативу получил титул светлейшего.
Странный он был человек, с детских лет воспитывавшийся за границей (в Страсбурге, Париже, Лондоне, Риме, Вене), он искренне любил свою родину. Михаил Погодин, известный своим панславизмом, даже подчеркивал, говоря о Голицыне, что, «несмотря на иностранное свое воспитание (единственный его недостаток), он остался в душе чистым русским».
В двадцать три года под знаменами Суворова князь Голицын брал Прагу, за что получил первую награду — Георгиевский крест. Воевал в Пруссии, Финляндии. Участвовал в сражениях при Бородине, Тарутине, Красном. В 1820 году он окончил военное служение и занялся мирным делом, управляя древней русской столицей.
Воспитанный в духе французского либерализма (даже камни таскал от Бастилии во время ее штурма и разрушения), с лорнетом в руке, не умеющий толком писать по-русски, да и говорить предпочитавший по-французски, охотник до дамского общества, он был в чести и у патриархальных купцов, и у строгого аскета митрополита Филарета, и у любимца москвичей князя Сергея Михайловича Голицына. Почему?..
Может быть, потому, что, по словам служащего его канцелярии, «не понимал зла, оно было для него недоступно. Князь из-за этого и в театр-то ездил редко, особенно не любил трагедий и драм».
Голицын вставал в 5 или 6 часов утра и еще лежа распечатывал подоспевшие за ночь бумаги, пил чай и читал доклады. В 9 часов одевался и около десяти принимал правителя своей канцелярии и других близких помощников. В 12 часов в приемной зале встречался с московскими начальниками и другими лицами, имеющими надобность до него. Потом ездил с визитами, осматривал войска, ревизовал присутственные места. Пообедав в семейном кругу, вновь принимал приближенных и до часу-двух ночи, если более никуда не выезжал, занимался бумагами. Итак изо дня в день, из года в год.
Может быть, его любили за сановитость, близость к царю, за чувство превосходства перед петербургскими государственными деятелями. Как-то из Северной столицы министр внутренних дел прислал чиновника ревизовать московские надворные суды. Когда чиновник прибыл доложить о своей миссии Голицыну, тот велел позвать обер-полицмейстера Цинского:
— Понаблюдайте, чтобы этот господин в 24 часа выехал из Москвы. Пока князь Голицын здесь, никто Москвы ревизовать не будет.
Может быть, за величавую осанку, кроткий голос, улыбку, добродушие так любили его люди разных сословий. Генерал от кавалерии, кавалер всех российских и многих иностранных орденов, при всей своей военной выправке, деловитости и французском либерализме, он был русским барином, любившим отдыхать в обществе друзей и литераторов, председательствовать на торжествах и ученых заседаниях, быть окруженным почетом и уважением.
Умер светлейший князь Дмитрий Владимирович в Париже после двух операций в понедельник на Святую Пасху 1844 года, в самый, по народному поверью, блаженный для кончины день. Перед смертью несколько раз спрашивал врача: «Не правда ли, мы возвратимся в Москву? Вы меня здесь не оставите?».
По славной дороге 1812 года, мимо Красного и Бородина возвращался он в гробу в свой город, чтобы найти вечный покой в Донском монастыре.
В час брани наводил он страх на вражий стан, В дни мира был блюстителем закона. Был верным, преданным слугой царя и трона И ангелом-хранителем граждан!