Как подменили Петра I.

ПРИЛОЖЕНИЕ 5.

Копия речи, говоренной Тимошкой Акундиновым на латинском языке, шведскому государственному канцлеру Оксенштирну в Стокгольме:

«Пресветлый и Высокородный Граф, верховный канцлер могущественной короны Шведской! Государь мой милосердный!

Со всенижайшею покорностью повергаюсь к стопам твоей светлости и предавая себя совершенно защите и покровительству твоего милосердия, слезно умоляю, как несчастнейший человек, жестоко притесненный и гонимый и, сверх иных величайших бед и несчастий, лишенный невинно чести, имущества и даже звания от враждебных преследователей всего моего родства и фамилии, весьма знаменитой в странах Московских. Проведши все годы жизни моей более в бедствиях, нежели в благополучии, более в несчастии, нежели в счастии, быв подвержен несказанным и неслыханным притеснениям и гонениям и, наконец, пораженный смертию родителя моего (случившегося по долгу природы), был я изгнан из отечества жестокосердными преследователями всей моей фамилии, с таким насилием, что принужден был покинуть мать мою, жену (которая по удалению моем из Москвы погибла несчастным образом) с малолетними сыновьями, все мое имущество и идти в поносную ссылку. Семь лет протекли, как, пламенея непрестанно неугасимою любовию к моему отечеству и помышляя всегда с новым и сугубым усилием о моем в него возвращении, я прилагал к тому неизчетные труды и всегдашние заботы. Не изчислю всех употребленных мною издержек и умалчиваю о довольно плачевной повести моего турецкого невольничества и об других приключениях, случившихся со мною в течение этого времени. Равно не упоминаю неизменной ревности и сердечной преданности моей к любезному моему отечеству, к которому пламенная любовь моя окончится не иначе, как только с моею жизнью, душевно скорблю, что во время пребывания моего в Константинополе я принужден был с пролитием крови моей лишиться напечатленного на мне знамения моей родины. После того, блуждая столько лет по Украине, готов был, при помощи Божией, вступить уже в пределы моего отечества, но слепая, закоренелая и как бы крамольная ненависть ко мне вышеупомянутых моих преследователей в том мне воспрепятствовала, вместе с их внутренними древними и вновь восставшими несогласиями и раздорами, так что, забывая всю привязанность мою к несчастному отечеству, я вторично должен был удалиться в страны чуждыя. Таким образом, я желал скорее сам претерпеть все причиненные мне обиды и злодеяния, нежели, отмщая врагам моим, нанести им какое-либо зло, хотя и имел всякую возможность и необходимые силы противостоять всем их насилиям. Руководимый единственно любовию моею к отечеству и желая ему всякого блага, я никогда не хотел и помыслить о чем-либо подобном и прибегнул потому к покровительству некоторых христианских Государей, от которых надеялся соболезнования и сострадания к моим несчастиям. В числе других мне казалось легче, или, скажу лучше, далеко пронесшаяся слава о человеколюбии и беспримерной милости Ея Величества, Пресветлейшей Королевы Шведской, побудила меня к тому, что я чрез Польшу, Трансильванию, Силезию, Саксонию и другие земли отправился втайне и под прикрытием чуждаго имени и чуждаго одеяния, поспешая, или, лучше сказать, летя сюда, подобно бедной невинной птичке, скрывающейся от хищного ястреба. Теперь я уже в сем славнейшем граде и повергаюсь всенижайше к стопам Вашего Высокопревосходительства, как несчастнейший и с прахом сравненный человек, происшедший не из последнего рода между прочими первейшими фамилиями Московского Государства и поныне везде тщательно старавшийся скрываться в неизвестности. Ныне же с полною и совершенною доверенностью к Вашему Высокопревосходительству я не боялся явиться публично и открыть перед Вами сокровенные скорби мои, да соблаговолишь воззреть на раны сердца моего очами сострадательного милосердия и простереть мне свою могущественную сенаторскую руку, коею ты, при благословении Божием, счастливо управляешь и держишь славное изумительными для целого мира воинскими подвигами и христианским евангелическим исповеданием царство Пресветлейшей и Всемилостивейшей Королевы, твоей Государыни, быв предназначен к этому высокому счастию всеблагим и всемогущим Богом с давнего времени.

Итак, подвигнутый христианским состраданием, не отринь меня, умоляющего о помощи, и поддержи сильною твоею десницей падающего под ударами кровавых рук врагов, ищущих моей погибели. Будь мне милостивейшим покровителем и патроном и окажи твое заступничество и ходатайство в прошениях, которыми я намерен умолять Ея Величество Пресветлейшую Королеву. Напоследок всенижайше прошу Ваше Высокопревосходительство, если по слабости ума моего, как бы уже помешанного от непрестанных житейских горестей, в этом челобитье моем (которое я потщился написать вдвойне, то есть на языке латинском и московском) чего-либо будет недоставать, снизойти и простить мне и соблаговолить милостиво не презреть меня, совершенно готового и совсем твоему служению предающегося.