Как уходили кумиры. Последние дни и часы народных любимцев.

МАРТЫНОВ ЕВГЕНИЙ.

МАРТЫНОВ ЕВГЕНИЙ (певец, композитор: «Лебединая верность», «Аленушка», «Если сердцем молод» и др.; скончался 3 сентября 1990 года на 43-м году жизни).

Здоровье стало подводить Мартынова с конца 80-х, когда в стране наступила перестройка и многие бывшие кумиры оказались не у дел. На почве переживаний, которые свалились на него в те годы, Мартынов зимой 1988 года решил подлечиться: по совету друзей-космонавтов прошел полное медицинское обследование в Звездном городке. Вышел оттуда совсем другим человеком – помолодевшим, повеселевшим. Нотная тетрадь, которую он туда с собой прихватил, была вся исписана новыми произведениями. Однако никому они оказались не нужны. И спустя несколько месяцев Мартынов опять впал в хандру и отчаяние. А тут еще некие «кооператоры», которые устраивали его концерты, «нагрели» его на 10 тысяч рублей. Мартынов подал на «кооператоров» в суд, что только прибавило ему нервотрепки – слушания откладывались по самым разным причинам. А потом неожиданный недуг свалился на отца Евгения – ему предстояло сделать глазную операцию. В итоге сердце Мартынова не выдержало нагрузок…

В тот роковой понедельничный день 3 сентября 1990 года Мартынову предстояло совершить сразу несколько серьезных дел: отвезти отца в клинику, встретиться с адвокатом (назавтра предстояло третье по счету судебное слушание), утрясти вопрос с загранкомандировкой. Чувствовал себя артист неважно, поскольку накануне был на дне рождения у приятеля и там перебрал со спиртным. Голова, естественно, болела. А надо было чинить «Волгу», которая так некстати вдруг забарахлила. Далее послушаем рассказ Ю. Мартынова:

«Глотнув успокоительного, Женя отправился вроде бы к таксисту, однажды помогавшему брату чинить его новую, но постоянно барахлившую „Волгу“. Потом мама вспоминала, что даже не заметила, как он выскочил из дома: это было где-то в 15 минут десятого. Заскочил в отделение милиции, находившееся прямо во дворе у подъезда: переговорил с приятелями-милиционерами, на машину и на жизнь пожаловался, анекдот рассказал, в шутку спросил, нет ли у ребят рюмки водки – а то „сердце ноет и день начался наперекосяк“. Водки не оказалось. Кому-то звонил, не дозвонился. Уходя, сказал, что спешит к автослесарю. Все улыбались, желали брату не принимать проблемы близко к сердцу…

Вот уже полтора часа, как Жени не было дома. Отец все это время в боевой, точнее, больничной готовности выглядывал сына в окно, высматривал с балкона… Элла встала поздно и занималась утренним туалетом. Самый младший Мартынов в это время загорал в Крыму вместе с бабушкой Верой и дедушкой Костей. Я же был у себя: еще валялся в постели с тяжелой головой, собираясь кончательно проснуться, но, так как лег спать только на рассвете, никак не мог подняться резво. За все время Жениного отсутствия телефон в его доме ни разу не дал о себе знать.

И вот раздался телефонный звонок.

– Здравствуйте. Это квартира Мартынова? Милиция вас беспокоит, сто восьмидесятое отделение.

– Да. Это мама Жени.

– Да?.. Ну ладно… Мы вам чуть позже перезвоним.

– А что, случилось что-нибудь?

– Гм… Как вам сказать? Вы Евгения давно видели?

– Часа полтора назад. Он собирался скоро вернуться. С машиной у него что-то не в порядке.

– Да, мы знаем это. Он к нам где-то тогда же заходил, сам рассказывал… И вот несчастье такое…

– Что, с Женей случилось что-то?!

– Да…

– Что случилось? Где он сейчас?!

– Гм… Должно быть, в больнице.

– Так что же с ним?! Жив он хоть?!

– Да… Мы вам перезвоним сейчас. Все выясним и перезвоним чуть позже. Успокойтесь, пожалуйста…

Мама тут же взволнованно позвонила мне: с Женей что-то случилось, приезжай скорей! Прошло 10 минут, 15, 20… Ждать новостей от милиции стало невмоготу. Отец пошел сам: отделение милиции находилось совсем рядом, и путь к нему был по силам отцу с его слабым зрением. Но вот каков был путь обратно, представить просто жутко: в милиции отцу сказали правду, как солдаты солдату, сказали тихо, ясно, просто и сурово.

Опустив глаза и обняв за плечи старого фронтовика, видавшего в жизни столько горя и смертей, что хватило бы на множество поколений, милиционеры не стали кривить душой и на растерянные вопросы отца ответили:

– Умер, отец… Женя… умер… Никаких недоразумений тут быть не может… Вот дежурная машина только что вернулась с объекта, ребята своими глазами все видели: сами «Скорую помощь» вызывали, сами труп, то есть Женю, гм… на носилки клали, сами свидетелей опрашивали и протокол составляли – вот он… Эх!.. Крепись, батя.

Плачущий, еще не успевший осознать в полной мере всю трагичность случившегося, отец прибежал домой. «Женя умер» – эти страшные, непонятные, невозможные слова вдруг прозвучали в Женином доме! Прозвучали в стенах, в сердцах, в умах – и тут же были отринуты. Отринуты всей человеческой сутью: этого не может быть, это ошибка, недоразумение!.. Конечно же! Ну попал в аварию, ну покалечился, ну все что угодно!.. Но только не то, что сказали в милиции! Эти слова просто не могут находиться рядом друг с другом: Женя и… умер! Нет!.. Надо что-то делать! Надо Юрке позвонить скорее: он должен разобраться в этом недоразумении!

Юрка после первого звонка был готов к неприятностям, но никак не к горю. Я внутренне даже успел посетовать на то, что разбиваются мои планы на день. Второй звонок заставил меня выскочить из дому с мокрой, только что вымытой головой, почти силой остановить первую же подвернувшуюся под руку машину и умолить водителя отвезти меня к гостинице «Спорт» (это рядом с Жениным домом) как раз за тот самый четвертной, который брат дал мне вчера, забрав коньяк и шампанское. Не стану описывать душераздирающую атмосферу «шока», которую я встретил в Женином доме: она и так должна быть понятна любому нормальному человеку. Вызвав на дом врача Центральной поликлиники МВД Антонину Павловну Воронкову, друга нашей семьи, я, между тем, решил во всем убедиться сам: мало ли что… Мы с Эллой пошли в милицию, там узнали, куда «Скорая» отвезла Женю (слово «труп», звучавшее из милицейских уст, мы отбрасывали от своего сознания инстинктивно и намеренно – одновременно). Мы сели в такси и приехали в приемное отделение Института скорой помощи имени Н.В. Склифосовского… Замедляя шаг, идя какими-то обходными путями, словно пытаясь увернуться от неотступного рока или хотя бы отдалить его, мы с Эллой таки пришли, затаив дыхание, в анатомическое отделение – к тому страшному для всякого живого человека месту, именуемому «моргом», куда (как было зафиксировано в клиническом журнале поступлений) в 11 часов 55 минут «был доставлен труп Мартынова Евгения Григорьевича». Элла, сморщившись и закачав головой, наотрез отказалась спуститься вместе со мной на лифте в подземное хранилище безжизненных человеческих тел. Но я не терял надежды на чудо до тех пор, пока не увидел на кушетке накрытое белой простыней тело брата, а вернее, его лицо, показанное мне безучастными ко всему санитарами, – чистое, наивное, красивое и спокойное… Когда я поднялся снова наверх, Элла не стала меня ни о чем спрашивать, ей все было понятно по моему виду, и только слезы снова потекли из ее глаз…

По собранным сотрудниками милиции показаниям свидетелей и очевидцев, а также на основе осмотра места происшествия, выявилась приблизительно следующая цепь событий начиная с того момента, как брат вышел из 180-го отделения милиции, примерно в 9 часов 30 минут утра: где-то в 9 часов 35 минут его видели во дворе дома №10, корпус 6, по улице Гарибальди, в этом доме якобы должен был проживать тот самый таксист или автослесарь, которого Женя пытался найти; в 9.40 брат был около магазина и пункта приема стеклопосуды на улице Пилюгина, где часто, невдалеке от своих гаражей, собирались местные автомобилисты, визуально знавшие и Мартынова, и того самого – разыскиваемого – таксиста; двое мужчин вызвались за 2 бутылки водки помочь исправить машину, а точнее, поставить вместо какой-то сломавшейся детали новую – брат ее уже достал накануне; Женя дал им двадцатипятирублевую бумажку, один из них тут же зашел в магазин с «черного хода» и вернулся с двумя бутылками и закуской (поясню: тогда шла кампания «борьбы с пьянством» и официальная торговля спиртным начиналась с 11 часов, водка была дефицитом); мужики уверили брата, что для пользы дела лучше распить спиртное до работы, и попросили Женю хотя бы символически пригубить вместе с ними «за здоровье своей машины»; брат вот так, на улице, никогда не выпивал, но на этот раз, торопя мужиков и видя, что к ним стали подходить еще какие-то «автомобилисты», жаждущие выпить, и что этот процесс может затянуться, согласился отхлебнуть первым (невнятно упомянув при этом что-то о суде, о сердце и жене, как вспомнил впоследствии один из свидетелей); приблизительно в 9.55 Женя в сопровождении этих двоих ремонтников снова был во дворе дома №10, корп. 6, по улице Гарибальди, гулявшая старушка обратила внимание на то, что самый пьяный из троих пытался спеть песню про «яблони в цвету» и спрашивал у другого: «Правильно?..»; у подъезда №3 один мужик-свидетель остался покурить на улице, а другой вместе с Женей вошел в подъезд, а затем в лифт; в лифте брату стало плохо – он, взявшись то ли за грудь, то ли за живот, со стоном сначала опустился на колени, а потом упал; куда и зачем собирались подниматься на лифте и поднимались ли куда-нибудь, свидетель точно сказать не мог (якобы по причине сильного опьянения к тому моменту), но позже в неофициальном разговоре со мной Владимир Б. С. припомнил, что вроде бы поднимались на 10-й этаж и тут же вернулись вниз, так как Евгению именно тогда и стало плохо; пьяный и перепуганный свидетель вытащил брата из лифта и попытался вместе с товарищем оказать Мартынову какую-то помощь, но, видя, что «артист совсем потерял сознание», они вдвоем перепугались еще сильнее и скрылись с места происшествия (как они потом рассказывали, побежали узнавать адрес Мартынова или искать машину, чтобы его отвезти, а кроме того, их напугал какой-то местный жилец, которого они попросили вызвать «Скорую помощь», а тот стал ругаться и пригрозил позвонить в милицию для «наведения порядка в подъезде от пьяни»); в 10.05 пожилая жительница этого подъезда – из квартиры на первом этаже – выходила за покупками в овощной магазин и увидела мужчину, лежавшего прямо у лифта, перед ступеньками, ведущими вниз – на улицу; через 20 минут (где-то в 10.25) она возвратилась обратно и обнаружила мужчину, лежащим в той же позе, на том же месте, так же без движений; женщина зашла к соседке и, посоветовавшись, они через 3 минуты вызвали милицию; в 10.30 милицейская машина прибыла на место, сотрудники милиции «сразу опознали Евгения Мартынова» и попробовали привести его в чувство, однако ни на потряхивания, ни на похлопывания брат не реагировал, хотя пульс у него прощупывался, дыхание было ровным и цвет лица оставался нормальным (опасно-настораживающим показалось милиционерам появление серого пеновыделения изо рта); в 10.35 вызвали «Скорую», ее пришлось ждать относительно долго; примерно через 10 минут, заметив явно нездоровые изменения дыхания, температуры тела и лица, один из милиционеров по своей инициативе быстро сбегал в находящуюся напротив этого дома детскую городскую больницу №143 и привел оттуда детского врача; врач, будучи неспециалистом в подобных ситуациях, что-то пытался предпринять, измерял давление, прослушивал сердце и легкие, «давал нюхать» нашатырный спирт, пробовал делать массаж сердца (или груди, как говорили очевидцы); состояние еще более ухудшилось, что было и внешне видно по сильно побагровевшему, запотевшему лицу и спустившейся изо рта струйке крови; вскоре пропал пульс, и выражение лица стало спокойным; в 11.05 наконец прибыла «Скорая», ее персонал несколько раз пытался восстановить работу сердца электроимпульсным дефибриллятором, но все было уже тщетно; тут снова появился пьяный водитель-свидетель, который, как выяснилось, все это время ходил поблизости «кругами», ища сбежавшего собутыльника, совершенно незнакомого ему до этого дня; перепуганный плачущий мужик, говоривший: «Это я убил человека», для милиции был очень кстати, однако тут же выяснилось, что «убил… потому что не вызвал сразу „Скорую“, а ведь мог же!..»; обнаружив, тем не менее, подозрительно-пристальное к себе внимание и узнав о намерении милицейской бригады отправить его сначала в вытрезвитель, а затем посадить в КПЗ, мужик умудрился опять сбежать…».

На следующий день практически все российские СМИ сообщили «о внезапной смерти популярного певца и композитора Евгения Мартынова». Кое-кто попытался придать этому событию криминальный оттенок: дескать, певца могли убрать те самые «кооператоры», с которыми он судился. Журналисты даже припомнили недавний инцидент: нападение 18 августа на Мартынова возле его дома группой неизвестных, которые отняли у него 50 рублей и избили. Нападение действительно имело место быть, но никакого отношения к композитору и певцу Евгению Мартынову не имело – жертвой был его однофамилец, артист Театра имени Маяковского Евгений Мартынов. А наш Мартынов в те дни находился в Венгрии. Когда он вернулся, не преминул возмутиться: мол, получается, у меня в кармане денег больше пятидесяти рублей не водится, и он такой бедный и жадный, что этот несчастный полтинник без боя отдать не мог.

Между тем, никакого криминала, судя по всему, в смерти Евгения Мартынова не было. Его действительно подвело сердце. Ведь накануне он гулял на дне рождения, а потом всю ночь пил димедрол. И употреблять алкоголь на следующее утро ему нельзя было, а он этого не учел. Как говорится, судьба…

Как вспоминают очевидцы, Мартынов предчувствовал свою скорую смерть. Так, во время последних гастролей – в июле 90-го, в Оренбурге – ему приснился сон: будто он лежит в гробу, а над ним в Доме композиторов идет панихида. Родные плачут, артисты речи произносят, похоронный марш Шопена звучит, венки пахнут цветами и елкой, свечи горят, и его портрет стоит в черной рамке. Сон был настолько отчетливым, что Мартынов проснулся в холодном поту и с болью в сердце. Чтобы унять страх, который его охватил, Мартынов даже встал и оделся, чтобы в этот сон снова не попасть.

Да и дома обстановка была не самой благоприятной. В последнее время отношения с женой у Мартынова испортились. Незадолго до смерти Юрий Мартынов пришел к нему домой и застал брата в неприглядном виде – Евгений лежал в коридоре чуть ли не нагишом и стонал. Дома была жена и маленький сын, который бегал по коридору вокруг стонущего отца. Когда Юрий стал выяснять что же здесь произошло, Элла рассказала, что Мартынов был выпившим и, чтобы он в таком состоянии не ходил «над душой» и не жаловался, она убедила его выпить димедрол. А тот не пошел ему впрок. Когда Юрий позвонил знакомому врачу и описал происшедшее, та с грустью отметила: «Ох, ребята, не бережете вы своего Евгения!..» Сам Мартынов, когда малость оклемался, заявил брату: «Я после себя Элке ничего не оставлю, она меня не любит. Я умру – и все тебе завещаю…».

Похоронили Е. Мартынова на Ново-Кунцевском кладбище.