Владислав Третьяк. Легенда №20.
В прицеле Тарасова.
Виталий Георгиевич Ерфилов много времени уделял Третьяку, прекрасно отдавая себе отчет, что хороший вратарь — это полкоманды. Поэтому он специально водил Владислава на решающие матчи регулярного чемпионата СССР и садился с ним за воротами, чтобы по ходу игры рассказывать ему о технике игры различных вратарей. В итоге очень быстро Третьяк хорошо освоил манеру игры лучших советских голкиперов: Виктора Коноваленко из горьковского «Торпедо» (он защищал и ворота сборной), Виктора Зингера из столичного «Спартака» (он же — второй вратарь сборной), Владимира Чинова из московского «Динамо».
Летом 1967 года в команде мастеров ЦСКА было два вратаря: Виктор Толмачев (основной, пришел в ЦСКА в 1962 году из СКА МВО) и Николай Толстиков. Однако Толмачев вел себя строптиво и старшему тренеру Анатолию Тарасову потребовался еще один вратарь, который мог бы иногда заменять Толстикова, который подменял строптивца. Сам тренер вспоминал об этом следующим образом:
«На тренировке Толмачев не выполнил распоряжения тренера Бориса Павловича Кулагина и, разговаривая с ним в присутствии всего коллектива, бросил такую фразу: «Я — основной вратарь… Уйду — еще пожалеете…».
Это обидело ребят, и они сказали Виктору, что и играть-то с ним больше не хотят. Они предложили отчислить Виктора из команды. И только после того, как Толмачев, поняв, видно, что ведет себя нечестно, не по-товарищески, попросил у всех прощения, было решено ограничиться удалением Толмачева на полтора месяца, до конца сезона.
Однако спустя некоторое время нам все же пришлось расстаться с Виктором. Толмачев так и не сделал нужных выводов из прежней истории (он потом перейдет в команду «Химик» из Воскресенска . — Ф.Р. ). Он был основным вратарем команды. Но даже для него мы не стали делать исключения…».
Итак, Третьяк был приглашен в основной состав ЦСКА. Было ему в ту пору всего 15 лет! А помог Тарасову в этом выборе все тот же тренер ДЮСШ Виталий Ерфилов. Последний вспоминает:
«В ЦСКА как-то встретил Тарасова. Спрашивает: «А кого вы, молодой человек, подготовили для команды мастеров? (Это после Харламова, Лутченко, Блинова и еще шести чемпионов мира).
— Два года назад, Анатолий Владимирович, — отвечаю, — я рекомендовал Лутченко. Но вы на тренерском совете натолкали мне по максимуму: в десятку защитников, мол, не попадает, и вообще, кого это я предлагаю?! Сегодня Лутченко — один из ведущих, так что вам рекомендовать… И все же осмелюсь — проверьте Третьяка.
«А что в нем особенного?» — интересуется. Перечисляю: трудолюбие, талант, преданность делу, характер, творчество, умение читать игру, предвидеть действия соперника. Бог дал ему все, чтобы стать классным вратарем. Мохнатые брови Тарасова сошлись на переносице: «Такой оценки я от тебя никогда не слышал. Пусть мальчик приходит на занятия мастеров…»».
Так Третьяк стал тренироваться с взрослыми мастерами, причем так старался, что даже сам удивлялся своей прыти: бросался за каждой, даже самой безнадежной шайбой. Его кумиром в ту пору был нападающий армейцев Евгений Мишаков, поэтому он стал так же, как и он… косолапить. Так длилось до июля.
Анатолий Тарасов и Владислав Третьяк.
А потом ЦСКА уехал на юг, но Третьяка туда не взяли. Он вернулся в юношескую команду, которая в том году стала чемпионом Москвы. А в Новосибирске наш герой впервые получил приз лучшего вратаря.
В 1968 году Третьяк в составе молодежной сборной во второй раз отправился на чемпионат мира в Гармиш-Партенкирхене (ФРГ). Но если год назад он был вторым вратарем и команда тогда заняла «позорное» 2-е место, то в этот раз он стал главным стражем наших ворот и сборная СССР завоевала «золото». Именно после этого чемпионата Тарасов вернул Третьяка во взрослую команду. Причем сказал ему открытым текстом: «Я сделаю тебя лучшим вратарем». «Лучшим в стране?» — спросил Владислав. «В мире! Запомни это раз и навсегда», — ответил тренер. И ведь действительно сделал!
Вспоминает В. Третьяк: «На занятиях десятки шайб почти одновременно летели в мои ворота, и все шайбы я старался отбить. Все! Я играл в матчах едва ли не каждый день: вчера за юношескую команду, сегодня за молодежную, завтра за взрослую. А стоило пропустить хоть один гол, как Тарасов на следующий день строго вопрошал: «Что случилось?» Если виноват был я — а вратарь почти всегда «виноват», — то неминуемо следовало наказание: все уходили домой, а я делал, скажем, пятьсот выпадов или сто кувырков через голову. Я мог бы их и не делать, — никто этого не видел, все тренеры тоже уходили домой. Но мне и в голову не приходило сделать хоть на один выпад или кувырок меньше. Я верил Тарасову, верил каждому его слову. Наказание ждало меня и за пропущенные шайбы на тренировке. Смысл, я надеюсь, ясен: мой тренер хотел, чтобы я не был безразличен к пропущенным голам, чтобы каждую шайбу в сетке я воспринимал как чрезвычайное происшествие…
В Архангельском, где находится загородная база ЦСКА, меня поселили в одной комнате с Владимиром Лутченко и Николаем.
Толстиковым. Видимо, из-за длинной шеи и тонкого голоса они тут же нарекли меня Птенцом. Мама попросила присматривать за мной официантку Нину Александровну Бакунину, и та всегда подкладывала мне, «мальчонке», самые лакомые кусочки.
Тогда все это было как сон. Я, юнец, рядом с прославленными на весь мир хоккеистами. Помню, Рагулин, которого называли не иначе, как Александр Павлович, жил вместе с Кузькиным, и я, будучи дежурным, долго робел заходить в их комнату. А уж про Тарасова и говорить нечего — просто не смел попадаться ему на глаза. Тарасова, правда сказать, даже и ветераны крепко побаивались. По комнатам базы Анатолий Владимирович никогда сам не ходил — поручал это своему помощнику Борису Павловичу Кулагину. А уж если замечал какой-нибудь беспорядок, то пощады от него ждать не приходилось.
Мне его требовательность никогда не казалась чрезмерной: я понимал тогда и особенно хорошо сознаю это сейчас, что максимализм Тарасова был продиктован прекрасной целью — сделать советский хоккей лучшим в мире. Человек очень строгий по отношению к самому себе, очень организованный и целеустремленный, он и в других не терпел расхлябанности, необязательности, лени. Я многим обязан Тарасову. И даже то, что некоторые склонны выдавать за его причуды, я отношу к своеобразию тарасовской педагогики…».
В сезоне 1968/1969 Третьяк провел в регулярном чемпионате СССР всего три игры (заменяя основного вратаря Николая Толстикова) и пропустил две шайбы. Однако эти выходы ему не зачлись — золотые медали он тогда (а ЦСКА стал чемпионом) не получил. Это произойдет спустя год.
В тогдашнем ЦСКА Третьяк был самым молодым членом команды — всего-то 17 лет! Поэтому коллеги иногда над ним подшучивали. Иногда удачно, иногда не очень. Например, однажды разложили у него на кровати… скелет человека. Эту шутку придумали Евгений Мишаков (главный шутник в ЦСКА того времени) и Анатолий Фирсов. Они в тот день сдавали экзамен в Институте физкультуры и выпросили у преподавателя человеческий скелет: дескать, дома мы хорошенько его «проштудируем». А сами принесли его в номер Третьяка (он в этот момент был в кино), положили его на кровать, а на череп нахлобучили шапку (она опять же принадлежала хозяину номера), в руку вложили теннисный мяч. Намек был более чем прозрачен: мол, в гроб вгонят юного вратаря тарасовские нагрузки.
Защищая ворота ЦСКА, Третьяк продолжал делать то, чему его учил еще в ДЮСШ его первый тренер, Виталий Георгиевич Ерфилов: присматривался к манере игры других вратарей. Но больше всего ему импонировал, естественно, Виктор Коноваленко — лучший вратарь в советском хоккее на тот период. Причем всю жизнь он играл в составе не самого именитого клуба — горьковского «Торпедо», хотя предложений перейти в ведущие клубы страны (ЦСКА», «Спартак», «Динамо») было у него предостаточно, но он был верен родной команде, воспитавшей его и открывшей ему дорогу в большой спорт. По словам В. Третьяка:
«Виктор Коноваленко являл собою абсолютное спокойствие, надежность, мужество. Коноваленко всегда уважительно относился к соперникам: я не помню, чтобы, пропустив в свои ворота гол, он хоть раз «полез в бутылку»; Виктор никогда не махал ни на кого клюшкой, не утверждал, что шайба забита неправильно, только и скажет забившему гол: «Перехитрил, перехитрил…»».
В августе 1969 года ЦСКА отправился в товарищеское турне по Швеции, взяв с собой и Третьяка. И там, в небольшом городке Вестерос, он участвовал в учебно-тренировочном сборе шведских вратарей (там было восемь лучших голкиперов Швеции, в том числе и знаменитый Лейф Холмквист — вратарь клуба АИК (Стокгольм) и национальной сборной. Именно он подарил Третьяку свою майку, которую тот стал считать своим талисманом (износил ее буквально до дыр — мать замучилась зашивать)).
Сборная СССР на ЧМ в Стокгольме. 1969 г.
В середине марта 1969 года начался очередной чемпионат мира по хоккею, который проходил в Стокгольме (Швеция).
Именно после поездки в Швецию Тарасов стал все больше доверять место в воротах Третьяку. Это случилось сразу после возвращения на родину, на турнире на приз газеты «Советский спорт» (он проводился накануне первенства страны). Третьяка поставили на игру с челябинским «Трактором», и он пропустил всего 2 шайбы (армейцы одержали верх 3:2), а затем и с чемпионом страны московским «Спартаком». Армейцы и в этом матче победили, причем с разрывом в пять шайб. После этого всем стало ясно — Третьяк будет вторым вратарем в ЦСКА в регулярном сезоне 1969/1970. А тут подоспело и приглашение в национальную сборную страны, где одним из тренеров был все тот же Анатолий Тарасов (вторым был наставник столичного «Динамо» Аркадий Чернышев).
