Мифы и легенды народов мира. Из Старого в Новый Свет.

Женщины против мужчин.

Когда слабый пол был сильным.

Поговорим подробнее о конфликте в общине первопредков, красочно описанном в мифах индейцев, меланезийцев и папуасов.

Как на востоке Южной Америки, так и на западной стороне Тихого океана известно множество однотипных рассказов о том, как мужчины истребляют первых женщин. Вина последних может состоять в антисоциальном поведении (обычно это половая связь с нечеловеческим существом), но чаще речь идет о нарушении правил ритуалов, точнее о контакте с теми предметами, видеть или трогать которые женщинам запрещено. С точки зрения их общественной функции подобные мифы помогали обеспечить господство мужчин в коллективе, иногда доходившее до прямого террора по отношению к противоположному полу. Имея это в виду, можно допустить, что меланезийские и индейские мифы возникли независимо в ответ на определенную общественную потребность. Но здесь есть два возражения. Во-первых, сам тип обществ, характерный для Новой Гвинеи или некоторых областей Амазонии, не является универсальным для первобытности. У африканских бушменов нет ничего даже отдаленно похожего. Соответственно, не только мифы, но и весь ритуально-мифологический комплекс, объединяющий Амазонию и Меланезию, свидетельствует в пользу того, что отдаленные предки этих людей жили поблизости и обладали единой культурой. Во-вторых, фольклорно-мифологические параллели, которые связывают Новую Гвинею с востоком Южной Америки, не ограничиваются сферой отношений полов, но включают разные сюжеты. Независимое повторное возникновение всего подобного комплекса практически исключено. Правда, в отличие от мотивов, описывающих противостояние полов, другие мотивы, общие для Южной Америки и Меланезии, встречаются также и в прилегающих областях Азии. Такое распределение естественно, ибо эти мотивы нейтральны по отношению к особенностям социальной организации и легче могли сохраниться после ее радикальной смены.

В качестве примера нейтрального мотива, общего для мифологии Южной Америки, Новой Гвинеи, Индонезии и северо-восточной Индии, приведем один вариант мифа о потопе, согласно которому воды сходят по мере того, как спасшиеся на дереве люди бросают вниз плоды. При общераспространенности мифов о потопе в мире (по крайней мере, вне Африки), подобного мотива больше нет нигде.

[Верхние арапеш (папуасы)] Люди осушили водоем, поймали угря, принадлежавшего духу дождя, оставили сторожить женщину. Угорь велит ей не есть его. Женщина предупреждает остальных не варить Угря, ее не слушают. Ночью потоп заливает землю, женщина лезет на пальму. По мере того как она бросает орехи проверить, глубоко ли уровень воды падает, и земля вновь обнажается.

[Солорцы (Восточная Индонезия)] Во время потопа на кокосовой пальме спаслись брат и сестра. Каждый день они бросали вниз плод. На восьмой день орех упал на сухую землю и раскололся. Брат и сестра спустились, вступили в брак, породили людей.

[Напо (кечуа Восточного Эквадора)] Во время потопа двое мужчин забрались на дерево. Раз в месяц они сбрасывали вниз плод. Третий упал в грязь, четвертый — на подсохшую землю. Спустившись, мужчины встретили дятла, он привел их в свой дом, дал спасшимся своих дочерей, люди происходят от этого брака.

[Рикбакца (южная Амазония)] Старику приснилось, что будет дождь и потоп, так и случилось. Двое мужчин залезли на деревья асаи, две женщины — на пальмы. Они сбрасывали орехи узнать, сошла ли вода. После потопа эти пары породили новых людей.

А теперь характерные мифы папуасов и меланезийцев, касающиеся противостояния мужчин и женщин.

[Манобо (папуасы)] Женщины собирали хворост, нашли в лесу священные бамбуковые флейты, дух флейт научил их играть. Мужчины услышали звуки, убили женщин и детей, забрали флейты.

[Порапора (папуасы)] Отец оставил мальчика там, где женщины ловили рыбу. Мальчик увидел, как женщины вызывают ударами барабана водного духа. Тот выходит на берег, женщины его кормят, затем совокупляются с ним. Вслед за первым духом на берег выходят другие, и все повторяется. Мальчик привел мужчин, они подождали, пока духи выйдут на берег, убили и духов и женщин.

[Остров Бугенвиль (Соломоновы острова)] Рубя дрова, женщина нашла гуделку, показала другим [гуделка — дощечка с привязанной к ней веревкой; если ее вращать, раздается вибрирующий воющий звук]. Мужчины убили всех женщин, кроме маленьких девочек, стали употреблять гуделки для церемоний.

А вот характерные южноамериканские варианты.

[Банива (араваки юго-западной Венесуэлы и сопредельных районов Колумбии)] Женщины узнали секрет священных флейт и масок, стали танцевать, а мужчины пекли лепешки и выполняли работу по дому. Коваи сделал вид, что он женщина, вымазал гениталии кровью, будто у него месячные, проник к женщинам, истребил их. С тех пор мужчины справляют праздник, женщины работают по дому.

[Арауканы (аргентинская Патагония)] Сперва мужчины были рабами у женщин, затем убили их всех, оставив только маленьких девочек. Одна женщина убежала, стала Луной, вышла замуж за Солнце.

[Селькнам (Огненная Земля)] Луна и другие женщины господствуют над мужчинами. Муж Луны Солнце, ее брат — Снег, брат Солнца — Ветер и другие мужчины ухаживают за детьми, готовят, носят утварь при перекочевках. Надевая маски духов, женщины исполняют ритуалы в священной хижине. Заглянув туда, мужчины узнают, что главный дух — это лишь женщина в маске. Солнце и Ветер толкают Луну в очаг, она убегает на небо, Солнце преследует ее до сих пор, на лице Луны видны следы ожогов. Мужчины убивают женщин. В живых остались лишь не прошедшие инициаций девочки.

Хотя, как было сказано, власть в амазонских и особенно в папуасско-меланезийских обществах находилась в руках мужчин, мифология не столько оправдывает и объясняет это обстоятельство, сколько акцентирует внимание на самой по себе враждебности двух половин коллектива. Есть немало мифов, в которых в результате конфликта гибнут или испытывают метаморфозу как женщины, так и мужчины, или в которых не мужчины убивают женщин, а женщины мужчин, поскольку именно те нарушают социальные нормы.

[Киваи (папуасы)] Мужчины ходят бить черепах, а потом одни, тайком от детей и женщин, едят жир. Возмущенные женщины схватили детей, улетели, превратившись в летучих лисиц. Мужчины остались одни, горько плакали.

[Такана (семья пано-такана, предгорья Анд, Боливия)] Мужчины прячут мясо от женщин, приносят им только кости. Один юноша принес матери дичь целиком. Женщины дают охотникам отравленное питье. Все старые мужчины погибли, остались лишь мальчики. С тех пор мужчины приносят женщинам дичь.

[Кулина (семья арауа, верховья реки Пурус в Амазонии)] Женщины берут выдр в любовники. Те приносят им рыбу, совокупляются с женщинами на берегу. Шаман посылает змею проследить за женщинами, мужчины убивают выдр. Когда мужья в общинном доме просят жен вынимать у них насекомых, на женщин капает кровь убитых выдр. Мужья убивают жен, вдувая им в ноздри табачный дым. Молодые женщины превращаются в диких свиней, старые — в муравьедов, дети — в птиц. Охотники убивают свиней, не могут так много съесть, мясо портится, они превращаются в стервятников.

[Каража (Бразильское нагорье)] Женщины приходят на берег озера, раскрашиваются, вызывают каймана, совокупляются с ним. Он дает им рыбу и плоды, которые ранее не были людям известны. Мужчинам женщины приносят лишь кожуру от плодов. Мальчик следит за женщинами, рассказывает мужчинам о том, что он видел. Узнав, что их секрет раскрыт, женщины нападают на мужчин. У женщин острые стрелы, у мужчин тупые, поэтому все мужчины погибли. Сами женщины исчезают в реке.

Калифорнийская женщина-птица.

Амазонско-меланезийские аналогии тянутся в обход половины мира — всей Северной Америки и всей Азии. Тем не менее, если общества типа амазонских сложились в притихоокеанских областях Азии, они должны были некогда существовать и на промежуточных территориях. Как бы быстро ни осуществлялись миграции (по еще незаселенным пространствам Нового Света люди могли распространяться со значительной скоростью), трудно предположить, что мигранты совсем никого не оставили позади, в тылу. Пусть и ассимилированные культурно и смешавшиеся биологически с новыми переселенцами, эти архаические группы людей вполне могли передать им элементы своей традиции.

В Северной Америке обществ с институционализированным противостоянием полов к моменту появления европейцев не было. Возможное исключение представляют алеуты, но данных на этот счет слишком мало. Интерпретировать в интересующем нас ключе археологические свидетельства нельзя — они не содержат сведений о соответствующих аспектах культуры, по крайней мере на сегодняшний день извлечь такие свидетельства мы не в состоянии. Остаются данные этнографии. Непосредственно в области социальных отношений искать какие-то «пережитки» тоже сложно. Эти отношения находятся в функциональной зависимости от целого ряда других факторов и достаточно быстро меняются. Явно опознаваемые следы отдаленного от нас во времени состояния есть надежда обнаружить только в мифах. Хотя мифы и бывают порождены определенными социальными условиями, они, как уже говорилось, представляют собой автономную сферу культуры, изменения в которой необязательно должны осуществляться в том же темпе и в том же направлении, что и изменения в социальной организации и тем более в сфере жизнеобеспечения.

В 1933 году американский этнограф греческого происхождения Доротея Деметракопулу опубликовала одно из последних обобщающих исследований того направления, которое в годы Джезуповского проекта пропагандировал и поддерживал Боас, но которое с 1920-х годов было почти оставлено. Речь идет о выделении и сопоставлении мотивов в фольклорных текстах, записанных среди разных этнических групп с целью выявить историю формирования сюжетов и тем самым историю взаимоотношений между группами. Как уже говорилось, ни Боас, ни его коллеги и ученики не имели представления о временных и пространственных масштабах процессов, которые пытались реконструировать. Обусловленный как разнообразными заимствованиями, так и общим наследием, клубок связей каждый раз оказывался чересчур сложным, чтобы его можно было распутать. К тому же текстовый материал с территорий за пределами Северной Америки, которым американские исследователи могли пользоваться ранее середины XX века, был недостаточен и к сопоставлениям привлекался редко. В результате работа Деметракопулу, как и большинство подобных, была принята к сведению — но не более.

Деметракопулу обратила внимание на сюжет, специфичный для северо-восточной Калифорнии и прилегающей территории Орегона и не имеющий — за теми исключениями, о которых речь пойдет ниже, — параллелей у индейцев других областей континента. В языковом отношении соответствующие народы принадлежат к двум уже упоминавшимся семьям — хок и пенути. Если существование этих семей не иллюзия, то их глубина должна быть очень большой, сопоставимой едва ли не со временем заселения Нового Света. Кламат (вместе с близкими к ним модок), винту и майду относятся к семье пенути, а кирок, шаста, ачомави, ацугеви и яна — к хок. Языки ачомави и ацугеви разделились одну-две тысячи лет назад. Родство между собой остальных лишь предположительно. Поскольку у большинства других пенути исследованный Деметракопулу сюжет не отмечен, а проникновение пенути в Калифорнию состоялось относительно недавно — 4500 лет назад и позже, — миф, о котором идет речь, скорее можно связать с местными хок.

Никакого объяснения этим северокалифорнийским мифам американская исследовательница не предложила. Это естественно: если не обращаться к территориально далеким параллелям, то подобные истории плохо понимаются. С самого начала отметим, что в культурах, которые предполагают господство мужчин над женщинами и в которых мужчины устраивают свои тайные ритуалы, покровителем мужских союзов часто является женский персонаж, наделявшийся устрашающими чертами. Огнеземельцы, например, заставляли женщин и детей верить, что подобное подземное существо пожирает проходящих инициацию мальчиков, которые затем возрождаются уже взрослыми юношами.

Вот резюме важнейших текстов. Я излагаю их подробнее, чем другие, по ряду причин. Во-первых, ни один из подобных мифов никогда не переводился на русский язык, да и в англоязычных антологиях их обычно не встретить. Во-вторых, лишь обращая внимание на содержащиеся в текстах подробности, можно ясно понять родство калифорнийских мифов с южноамериканскими. В-третьих, и это, пожалуй, главное — при сопоставлении вариантов мифа о женщине-птице делается понятно, в каком виде существует миф в своем «естественном» состоянии, а не в обработке жрецов и компиляторов. Не только в каждом селении, но едва ли не у каждого человека есть своя версия, которая может существенно отличаться от прочих. С ней более или менее случайно соединяются обрывки других сюжетов, к основному прямого отношения не имеющие. Никакой главной, «подлинной» версии нет и не может быть, ибо речь идет не об описании исторических событий, а о целиком и полностью фантастических образах. Пишу это потому, что исследователи мифологии довольно часто, вольно или невольно, анализируют тексты так, будто описываемое в них случилось «на самом деле». Все версии равноправны и разница между ними лишь в том, что одни встречаются чаще, другие реже.

Обратимся к самим мифам.

[Кламат] Рыжая женщина замужем. Пойдя через горы, она велит сопровождать ее только самому младшему из своих братьев, спит с ним. Он оставляет вместо себя деревяшку и убегает. Рыжая поджигает мир, спасается только ее мать. В обугленном теле одной из невесток она находит мальчика и девочку. Зная, что девочка повторит преступление рыжей, она склеивает детей в одно двуглавое существо. Мальчик видит свою двойную тень, пускает вверх стрелу, она падает и снова отделяет сестру от него. Дети заставляют Солнце рассказать, кто убил их родителей. Рыжая живет в озере. Девочка отрезает ей голову, приносит бабке. Брат и сестра уходят через очаг в нижний мир. Сестра заставляет брата сойтись с ней, беременеет. Бабка преследует их, превращается в медведицу, съедает внука. Внучка убивает ее, бросив ей в зад раскаленный камень.

[Модок (две сходные версии)] У рыжеволосой Текевас есть муж и пятеро братьев. Старший женат, младшего мать от Текевас скрывает. Та узнает о его существовании, найдя его волос, заставляет сопровождать ее, ложится с ним. Юноша оставляет вместо себя колоду, бежит к братьям. Старик Паук поднимает братьев к небу в корзине, не велит смотреть вниз. Младший смотрит, корзина падает в подожженный Текевас дом. Мать достает из огня сердца сыновей, они превращаются в горы. Рядом с трупом невестки она находит двух младенцев, превращает их в одного-единственного мальчика. Тот замечает, что у него двойная тень, пускает стрелу, откалывая от себя младшего брата, и тайком воспитывает его, просит у бабки вещи и продукты будто бы для себя. Бабка замечает, что у внука теперь лишь одна голова, тогда он приводит брата. Братья хотят убить Утку, та сообщает им о судьбе их родителей. Текевас плавает на озере в образе чудовищной Утки. Братья отрезают ей голову, превращают в настоящую утку (мясо этого вида несъедобно). Бабка гневается на внуков, они уходят через очаг на запад, она следует под землей за ними. По дороге они встречают другую Утку (это еще одна их тетка), придавливают у ней вздутие на голове, с тех пор птицы и животные не носят детенышей на голове. После ряда приключений братья превращаются в две звезды, появляющиеся над горизонтом весной.

[Шаста (две сходные версии)] Найдя чей-то длинный волос, девушка догадывается, что у нее есть младший брат. Она заставляет юношу пойти с ней, на ночь ложится с ним вместе. Брат убегает, оставив вместо себя колоду. Вся семья поднимается к небу по веревке. Кто-то из них смотрит вниз, все падают. Сестра разводит внизу огонь, девять братьев и мать сгорают, младший спасается, женится на двух сестрах Утках. У них рождаются двое сыновей. Жаворонок сообщает, что сердце демонической женщины находится в подошве ее ноги. Сыновья Уток убивают ее стрелой.

[Карок] Самого младшего из своих братьев, которого она раньше не видела, Гагара принуждает к совокуплению. Он убегает от нее, поднимается по столбу на небо, ведя остальных. Его мать оглядывается, все падают в огонь. Гагара не может найти костей младшего брата, так как тот искрой поднялся на небо, где его жена оживила его. Его сын и дочь приходят к Гагаре. Сердце Гагары в пятке, племянники стреляют в пятку, бросают труп в озеро.

[Ачомави (две версии, одна из них краткая)] Рысь приходит спать со своей родственницей Гагарой. Та пачкает себя смолой, находит прилипшие к ней волоски Рыси. Приходит в дом мужчин, выстреливает молнии, показывая свою силу, требует себе мужа. Отвергает Волка, Лиса, Куницу. Другие мужчины выталкивают ей Рысь, но Гагара хватает Древесного Червя, сына вождя-кокона, которого отец прятал. Он мал, все дают ему свои пенисы. Теперь его пенис волочится по земле, но он незаметно отрывает его и бросает в огонь. Ночью он убегает от Гагары, подложив вместо себя пень. Гагара приближается, все сжигая. Паук прядет веревку, Ящерица привязывает ее к стреле, стреляет в небо. Все лезут по веревке, впереди Орлица, позади старик Койот. Гагара зовет его, он отвечает, оглядывается, веревка рвется. Орлица, Койот, Червь влезают на небо, остальные падают в пламя. Гагара делает ожерелье из их сердец. Сердце Ящерицы падает на гору Шаста, превращается в младенца, его находит Сойка, приносит жене. Мальчик отстреливает стрелой нарост у себя на лбу, тот превращается в его близнеца. Мальчик-лоб убивает на озере стрелой дочь Гагары. Та гонится за ним, его брат убивает стрелой и ее.

[Ацугеви] Рысь приходит к своим сестрам Орлице и Гагаре, спит с Гагарой. Она мажет себя смолой. Утром Рысь притворяется спящим, но не может скрыть, что он выпачкан. Гагара хочет сжечь землянку мужчин, те отдают ей Рысь, но Бабочка уменьшает его пенис. Не удовлетворив Гагару, он оставляет вместо себя колоду и возвращается. Паук плетет мешок, забравшись в него, все поднимаются к небу. Гагара поджигает мир. Койот хочет увидеть свою дочь Гагару, смотрит вниз, все падают в огонь. Гагара ловит сердца, делает из них ожерелье. Сестра Гагары орлица летает и ищет сердца. Древесная Личинка спасается, женится на двух девушках Бусинах. По просьбе Орлицы, двое юношей, водоплавающих птиц, убивают Гагару стрелами. Орлица вымачивает сердца в воде, оживляет людей.

[Яна (две сходные версии)] У Шелковичного Червя много сыновей и две дочери, Гагара и Орлица. С ними живет и Койот — не родственник. Гагара встает на крышу землянки, требует, чтобы ей дали мужа. Отвергнув других, уводит младшего брата — Рысь. На привале он убегает, оставив в постели колоду. Гагара поджигает дом. Паучиха, сестра Шелковичного Червя, поднимает всех к небу в корзине. Койот ложится на дно, смотрит вниз, все падают в пламя, только Орлица успевает уцепиться за солнце. Горящие тела лопаются, сердца вылетают, Гагара ловит их сетью, делает ожерелье, уходит жить в глубину озера. Сердца отца и старшего брата Гагары падают мимо нее. Они оживают, но оказываются по подбородок в земле. По просьбе Орлицы, двое братьев Зимородков убивают Гагару стрелами. Орлица откапывает старшего брата и отца, помещает сердца остальных в парильню, братья оживают.

[Винту (две сходные версии)] В семье девять мальчиков и девочка. Младший сын очень красив, родители прячут его. Каждый день он купается в реке. Сестра находит длинный волос, примеривает всем братьям, только у младшего оказывается такой же. Мать отправляет младшего сына с сестрой на запад. По дороге сестра называет его мужем, затем поправляется — братом. Ночью обнимает его. Он оставляет вместо себя колоду, возвращается к родителям. Сестра прибегает следом, видит, что землянка горит, ее обитатели поднимаются к небу. Койот смотрит вниз, все падают в огонь, сестра делает себе ожерелье из сердец сгоревших людей. У нее крылья, она прилетает на озеро, ныряет, отдыхает на плоту. Две сестры находят едва живого красивого юношу, выкармливают, становятся его женами, каждая рожает по мальчику. Один из них хочет подстрелить птицу, та рассказывает им о крылатой женщине. Мальчики убивают ее стрелами, кладут сердца в воду, люди возрождаются из них.

[Майду] Сестры Гагара и Орлица живут вместе. С ними множество братьев. Гагара находит на озере волос, столь же длинный, как у нее. Он принадлежит самому красивому юноше, древесной личинке. Гагара ложится на тропе, но лишь Койот совокупляется с ней. Она требует дать ей мужа, посылая в сторону землянки языки пламени. Вождь предлагает Койота, затем каждого по очереди, но Гагара берет лишь Личинку. Вождь делает его импотентом. Положив вместо себя бревно, Личинка убегает назад. Паук сажает всех в большой мешок, начинает поднимать к небу. Землянка уже горит. Ящерица продырявливает мешок, все падают в огонь, сердца лопаются и разлетаются по сторонам. Гагара делает из них ожерелье, но упускает сердца Древесной Личинки и Выдры. Орлица находит на пожарище и приносит Утке-нырку и ее сыновьям лук и стрелы. Сыновья Утки убивают плавающую Гагару из лука, Орлица превращает ее в гагару, вымачивает сердца братьев в воде, те оживают. Две другие девушки находят сердца Древесной Личинки и Куницы, оживляют их, Личинка и Куница берут их в жены.

Оставшаяся за пределами исследования Деметракопулу североамериканская параллель этому сюжету есть на севере Великих Равнин у ассинибойн. Эта группа индейцев, говорящая на языке семьи сиу, отделилась несколько веков назад от сиу-дакота и затем вступила в союз с алгонкинами — степными кри. Ассинибойн скорее всего вобрали в свой состав и остатки более древнего аборигенного населения, жившего на севере Равнин до заселения этого региона алгонкинами и сиу.

[Ассинибойн] Девушка приходит по ночам к брату. Тот красит руки, пачкает накидку любовницы и, опознав утром сестру, уплывает в лодке. Увидев это, сестра превращается в птицу, мечет молнии, сжигая своих родителей и вообще всех людей. Брат возвращается, велит Ястребу схватить женщину, но та отгоняет его. Другой ястреб выполняет поручение. Брат рубит сестру на части, в каждый очаг кладет кусок ее плоти, из них возникают новые люди. Во втором варианте брата пытаются соблазнить две сестры. Отец делает ему лодку, он уплывает. Сестры играют с детьми, велят не касаться своего зада, а после нарушения запрета превращаются в медведиц-людоедов. Дальше образы медведиц исчезают, сестры — это летающие чудовища, которые передвигаются по небу в черной грозовой туче и ослепляют родителей молнией. Брат сперва велит птицам убить чудовищ, затем превращает скалу в орла. Когда сестры прилетают и садятся на скалу, орел их хватает и держит, а брат сжигает их и размалывает останки в порошок. Затем он оживляет убитых людей из их волос.

Пожирательница птенцов попугая.

Не все мотивы приведенных текстов специфичны для сюжета. Эпизод с расщеплением героя надвое представлен во многих мифах на западе Северной Америки. Почти повсеместно известен мотив мести сыновей за гибель родителей. Второй вариант мифа ассинибойн отчасти ассимилирован популярной в Северной Америке историей превращения девушки и медведицу-людоедку. Своеобразие же пересказанным текстам придает образ сексуально агрессивной женщины-птицы, активно ищущей связи с братом, нарушающей нормы взаимоотношений мужчин и женщин, извергающей из себя огонь и (в Калифорнии) поселяющейся среди озера. Этот образ и ряд связанных с ним мотивов обнаруживает параллели в Южной Америке. Речь идет об области Чако (Западный Парагвай и соседние районы Боливии и Аргентины), а также о некоторых других районах к востоку от Анд.

Начнем с того, что у большинства индейцев области Чако (тоби, пилага, матако, мокови, чамакоко, чороте, мака и многие другие) записаны рассказы о женщине, пошедшей с мужем разорять гнездо попугаев и превратившейся в людоедку.

Во всех версиях муж лезет на дерево, сбрасывает жене птенцов, а затем замечает, что та не кладет их в сумку, а пожирает сырыми. Превратившаяся в чудовище женщина убивает и съедает спустившегося мужа, а его голову или тестикулы приносит домой. Иногда мужу удается добежать до селения и спастись. Женщину-чудовище убивают ее сыновья (она повисает в сделанной ими петле), либо другие персонажи. Женщина обычно неуязвима для оружия, но умирает, когда ей отрезают ее длинные когти или бьют по ноге, где находится ее сердце. Труп сжигают, и на этом месте вырастает табак.

В других версиях женщина убегает в лес, став ягуаром или злым духом. По крайней мере в мифах тоба, пилага и мака конечной причиной превращения женщины в чудовище названо нарушение ею запрета заниматься охотой и собирательством во время месячных.

Почти сорок лет назад историю пожирательницы птенцов у племен Чако рассмотрел Клод Леви-Строс, не заметив, однако, что за ней скрывается еще один сюжет. Это миф о пернатом чудовище, имеющий аналогии среди приведенных выше североамериканских текстов. Для мифа о пернатом чудовище эпизод с птенцами факультативен, сюжетообразующими являются другие мотивы. Оба сюжета связывает, однако, сам образ женского демонического существа.

Миф о пернатом чудовище зафиксирован у двух этнических групп Чако — чамакоко (языковая семья самуко) и мака (семья матако матагуайо). Локализованные одна на севере области, другая — в ее центральных районах, эти группы не имели между собой контактов в исторически обозримый период. При общности части мотивов тексты чамакоко и мака все же значительно различаются, что также говорит против недавнего заимствования. Общие элементы в их мифологии вполне могут быть связаны с каким-то субстратом, вошедшим в состав обеих групп.

[Чамакоко (версия 1)] Муж берет жену на охоту, убивает животных, но жена их тут же проглатывает. Она хочет заняться с мужем любовью, но тот боится ее, лезет на дерево, сбрасывает птенца, велит ему отлететь подальше, спускается и убегает в селение. Женщина гонится за мужем, а когда люди набрасываются на нее, превращается в молнию и убивает их. Чтобы накормить своего отца, она отрыгивает кабанов, мед и все прочее, что проглотила в лесу. Ласточка убивает женщину-молнию издали и режет на части.

[Чамакоко (версия 2)] Женщина пошла собирать плоды бромелии. Стебель под ней распрямился, красный цветок проник в ее лоно. После этого сперва лобок, затем весь низ ее тела покрылись перьями цапли. Женщина стала чураться мужа. Ночью тот велел своей шаманской трубке вытянуть перья из лона жены. Догадываясь, что ее перья теперь спрятаны среди шаманских принадлежностей мужа, женщина не дает вынести их из дома. Принадлежности же необходимы для завершения мужских ритуалов, во время которых духи (то есть мужчины в костюмах и масках) входят в деревню. Женщинам видеть духов нельзя. Подослав проходящего инициацию подростка, муж все же добывает свои принадлежности. Он дует в трубку, мужчины собирают вылетевшие перышки и делают из них те украшения, которые должна надеть Айштувенте — богиня-покровительница мужских ритуалов, воплощаемая шаманом. Далее следует эпизод с охотой на попугаев и пожиранием птенцов. Не догнав мужа, женщина помещает себя в середину озера, из нее бьют молнии. Она и есть теперь сама Айштувенте. Каждый раз, когда шаман посылает людей ее уничтожить, ее четверо детей предупреждают об этом мать, и она истребляет пришедших молниями. Муж-шаман просит помочь белых ласточек, но они отказываются. Черные ласточки бросаются в озеро, убивают женщину и ее детей.

[Чамакоко (версия 3)] Во время месячных женщина собирает волокна красной бромелии, часть растения проникает ей в лоно и там остается. Придя домой, она не разрешает мужу сойтись с ней. Тот замечает в ее лоне цветок, думает, что его поместил туда другой шаман. Ночью он велит своей шаманской трубке высосать из женщины опасную субстанцию. Перья и цветок оказываются теперь в этой трубке. Чтобы перенести ее в мужской дом, шаман посылает младшего брата жены. После окончания ритуалов женщина создает озеро с хищными рыбами и остается посредине него. О приближении людей ее предупреждают две птицы. Ее лицо — молния, она истребляет всех вокруг. Муж возвращается с двумя белыми ласточками, которые способны превращаться в дождь, но молния их убивает. Тогда он отправляется на небо и просит помочь черных ласточек. Он сам и ласточки превращаются в молнии, уничтожают женщину и ее двух птиц. Принадлежавший женщине извергавший огонь предмет отдают дождю.

У айорео, северо-западных соседей и единственных сохранившихся языковых родственников чамакоко, целостный миф о чудовищной женщине не записан, хотя с ним связаны некоторые фрагменты. Обратимся поэтому к текстам мака.

[Мака (версия 1)] Женщина, Попугай Мако, вся покрыта разноцветными перышками. Она слышит музыку и идет искать музыканта. Встречает Стервятника и других птиц, просит их петь, но отвергает как самозванцев. Последним подает голос дрозд. Мако хватает его и уводит к себе. Другие мужчины велят ему подольше мешать жене спать, чтобы та затем крепче заснула. Когда жена засыпает, Дрозд зовет остальных мужчин и они выщипывают перья Мако, украшая ими себя. Проснувшись, Мако просит своего деда заострить ей копье и разрешить его опробовать. Копье убивает старика и само возвращается к женщине. Тогда Мако убивает им многих мужчин, но Ястреб Каракара поражает ее стрелой.

[Мака (версия 2)] Начало как в предыдущем тексте. Мужчины выщипывают лобковые перья Мако. Дед заостряет сделанную отцом Мако палицу. Мако убивает ею деда, затем остальных мужчин, кроме Ястреба. Тот убегает и совокупляется со всеми женщинами. Старуха рожает ему сына Каракара, тот убивает Мако стрелой. Мужчины (все они, видимо, птицы) выщипывают у нее лобковые перья, делают из них себе красные короны.

[Мака (версия 3)] Каждый раз, заслышав звук топора, женщина по имени Эфу Накаху прибегает к сборщику меда, убивает его острым орудием и пожирает. Юноша Нах Литах (название одной из птиц) хорошо пел, женщина выбрала его своим мужем. Другие мужчины посоветовали ему не давать жене спать. Когда она наконец заснула, муж украл ее одежду из перьев, и мужчины сделали из этих перьев свои головные украшения. Проснувшись, женщина всех убила, сожгла, из золы вылетели птицы, имеющие на голове хохолок.

[Мака (версия 4)] Жена предупреждает, что у нее месячные, но муж все же просит ее сварить мясо. Пар от варева меняет ее природу, она ест теперь лишь сырое мясо. Муж ведет ее к гнезду попугаев, сбрасывает птенцов, она глотает их целиком. Он бросает топор ей в лоб, но она только жадно слизывает кровь из раны. Когда муж спускается, она убивает его. Дома подходит к готовящим еду женщинам и начинает при них жевать тестикулы мужа. Люди бегут. У женщины вырастают крылья, одно — с крючком. Она летит и подцепляет этим крючком мужчин, но женщин не трогает. Ее трое маленьких сыновей узнают принесенные матерью тела, ловят ее в капкан, убивают, ударив по мизинцу ноги. Из сожженного трупа вырастает табак.

Мака еще в XVIII–XIX веках оказались теснимы испаноязычными креолами и к XX веку утратили многие элементы традиционной культуры. В 1944 году они переселились на отведенную им территорию близ парагвайской столицы. Хотя тексты мака богаты подробностями и лишены следов европейского влияния, они не содержат отсылки к этнографическим фактам, которые помогли бы понять их смысл.

Ситуация с чамакоко иная. Оставаясь до середины XX века вне прямого влияния европейцев, эти индейцы сохраняли мужские ритуалы того типа, которые этнографам удалось наблюдать в южной и северо-западной Амазонии, на Огненной Земле, равно как и в Меланезии. Как уже было сказано, систематическое исчезновение подобных ритуалов в период после контактов с европейцами при сохранении аборигенами основ традиционной культуры заставляет подозревать, что в доколумбовую эпоху мужские ритуалы и связанные с ними фольклорно-мифологические сюжеты были распространены значительно шире, чем позже. Данные по чамакоко в таком случае отражают более раннюю норму. Они позволяют понять генезис тех образов, которые иначе могли бы восприниматься как продукты странной фантазии.

Женщина-молния, женщина-птица у чамакоко не просто чудовище, а то ли двойник богини-покровительницы мужских ритуалов, то ли ее воплощение. Подобный образ агрессивной «суперженщины» типичен для всех традиций, в которых связанный с мужскими ритуалами комплекс представлений хорошо зафиксирован. В частности, этот образ был знаком различным группам огнеземельцев, прежде всего селькнам, индейцам верховьев реки Шингу в центральной Бразилии, тукано и аравакам северо-западной Амазонии. Давно замечены параллели между «верховной богиней» чамакоко и «праматерью» индейцев коги на севере Колумбии. Хотя в области культа и ритуала институционализированное противостояние полов у коги не выражено, в мифологии соответствующий комплекс представлений у них неплохо представлен. Вот пример.

[Коги (чибча)] Вначале была Хаба Касумма, у нее росли борода и усы, она носила шаманскую сумочку и сосудик для приема наркотика, заставляла своих сыновей выполнять женскую работу. Потом она отдала это все сыновьям, сама стала стирать и готовить. Сыновья не имели пенисов, зачинали детей, вводя язык в вагину жен. Их потомки попросили «Мать» (Хаба Касумму) сделать им пенисы. Она сделала пенисы из своих лобковых волос, тестикулы — из сгустков менструальной крови.

В Южной Америке за пределами Чако аналогии рассмотренным североамериканским текстам представлены, прежде всего, в Восточной Бразилии и отчасти в Гвиане. Чаще всего соответствующие мотивы встречаются в фольклоре народов, говорящих на языках семьи же. Так, в мифе суя агрессивная сестра против желания брата заставляет его с нею жить, а затем уничтожает мужчин и уводит женщин, которые все превращаются в духов-амазонок.

В калифорнийских текстах, по крайней мере у яна, ачомави, ацугеви, карок и майду, может быть у модок и кламат, женщина ассоциируется с гагарой. Среди водоплавающих птиц именно гагара лучше других способна вести чисто водный образ жизни, и эта ее особенность часто оказывается для сюжета существенной. Однако калифорнийская гагара не имеет ни малейшего отношения к тому персонажу, который представлен у эскимосов, северных атапасков и у индейцев Северо-Западного побережья Северной Америки. Там гагара — это либо птица-помощник, излечивающая слепого героя, либо сам мужчина-герой. Тем более не относится сюда сибирская гагара — ныряльщик за землей. Гагара не встречается в Южной Америке, но исходная ассоциация чудовищной женщины именно с этой птицей позволяет, может быть, объяснить, почему персонаж поселяется посреди озера. В текстах чамакоко этот эпизод не мотивирован. Не исключено, что перед нами реликт, принесенный с далекого севера. Как уже отмечалось, в эпоху начального проникновения людей в Америку продвижение по еще незаселенным территориям осуществлялось быстро, о чем свидетельствуют протяженные ареалы многих древнейших, палеолитических культур Нового Света. Поэтому предположение о сохранении относительно второстепенной подробности в мифе, перенесенном за тысячи километров в совершенно другой регион, не кажется вовсе неправдоподобным.

Один из пересказанных выше текстов индейцев мака (версия 4) представляет собой сочетание элементов, в равной степени характерных для сюжета о пожирании птенцов попугая и для мифа о женщине-птице: чудовищная женщина оказывается летающим существом, что противоречит ее обычному отождествлению с лесным духом и с ягуаром. Как уже было отмечено, мотив пожирания птенцов попугая для сюжета о женщине-птице факультативен. Его бессмысленно искать в Северной Америке, где, кстати, редок и более общий мотив пожирания сырой пищи как характерного признака людоеда. Но если структурировать тексты несколько иначе, миф индейцев чако о разорителях гнезда попугая все же находит в Северной Америке соответствие, причем именно там, где представлен и миф о чудовищной женщине-птице.

[Майду (калифорнийские пенути)] У только что вышедшей замуж молодой женщины первые месячные. Она не удаляется в хижину, как положено, а идет с мужем за шишками. Тот лезет на сосну, сбрасывает ей шишки. Чтобы узнать, зрелые ли они, она раскалывает шишку камнем, попадает по пальцу, слизывает кровь. Ей нравится вкус, она пожирает себя от ног до пояса. Заметив это, муж спрыгивает на землю с другой стороны дерева, оставив свой голос отвечать за него, убегает. Жена бьет по сосне молнией, затем догоняет мужа, снова наносит громовый удар. Муж подброшен в воздух, падает замертво. Оба поднимаются к небу, превращаются в Гром. Когда комары приносят женщине Грому кровь, они говорят, что добыли ее из дубов. Поэтому женщина Гром поражает деревья, иначе убивала бы людей.

Громовое оружие героини этого мифа — то же, что и у женщины-птицы, а мотив самопожирания нарушившей табу девушки уже встречался нам и в тексте индейцев винту. Мотив выдачи юноши женщине и его бегства обратно к мужчинам, после того как ему удается женщину усыпить, есть у мака, хотя и не у чамакоко, а в Калифорнии присутствует во всех полных версиях. Мотив пребывания женщины-птицы посреди озера есть у чамакоко, хотя и отсутствует у мака. Повсюду присутствует мотив сверхоружия, которым женщина-птица уничтожает мужчин, хотя только в Калифорнии у ассинибойн (на Великих Равнинах) и у чамакоко эта оружие имеет огненную природу. В различных северо- и южноамериканских текстах причиной случившейся катастрофы является нарушение запретов, связанных с месячными, особенно с первыми.

Переплетение всех перечисленных мотивов как в северо-, так и в южноамериканских текстах (из Калифорнии и из Чако) говорит о неслучайности подобного сочетания, о наличии определенного комплекса представлений у тех групп людей, которые проникли в Новый Свет в эпоху его начального заселения.

Трагическая любовь на реке Колорадо.

Рассмотренные тексты мака и чамакоко содержат еще как минимум два мотива, параллели которым обнаруживаются на западе Северной Америки. Первый из них — птичьи перья (чаще всего хохолок) из женских лобковых волос. Первопредок-птица кладет себе на голову лобковый волос или часть гениталий женщины, с тех пор у птиц данного вида есть хохолок. В Северной Америке мотив известен в Калифорнии и на прилегающей части побережья Орегона и Вашингтона, а также у некоторых племен юго-запада США, говорящих на языке семьи юма. В Южной Америке этот же мотив есть не только в пересказанных выше текстах мака, но в верховьях Шингу. Вот примеры.

[Пуяллуп (береговые сэлиши, штат Вашингтон)] Голубая Сойка просит у своей бабки Мыши ее лобковый волос и делает из него себе хохолок.

[Тилламук (сэлиши побережья Орегона)] «Дикая женщина» (демоническое существо) выходит за Журавля. Он просит принести его боевой наряд, она не может его найти. Рассердившись, Журавль выдергивает ей волос, украшает им свою голову.

[Кус (возможно, отдаленно родственны пенути, побережье Орегона)] Юноша идет на игры в селение, просит у бабки что-нибудь на голову, отвергает все виды головных уборов. Рассердившись, та предлагает ему свой лобковый волос, он в восторге. Играя, он превращается в Голубую Сойку.

[Береговые юки (северная Калифорния)] Старуха прячет всю рыбу на берегу, люди приходят плясать в ее дом, чтобы завладеть рыбой. У Голубой Сойки нет пера, чтобы украсить для танцев голову. Его бабка сидит, расставив ноги, он вырывает ей лобковые волосы, помещает себе на голову. С тех пор у голубых соек есть хохолок.

[Винту (калифорнийские пенути)] Идет дождь. Мальчик-птица просит бабку «дать ему это», отвергает множество предлагаемых предметов вплоть до передничка, который она снимает с себя, принимает ее лобковый волос, кладет его себе на голову. Дождь перестает.

[Хавасупай (юма Аризоны)] Мальчик вырастает без отца, хочет найти жену. Мать говорит, что отцы женщин убивают женихов [это птицы с черными перьями, которые затем превращаются в индейцев хопи — врагов хавасупай]. По пути юноша встречает двух сестер, они говорят, что не замужем, но на самом деле их муж — черная птица. Когда тот приходит, юноша велит сестрам отдать мужу одежду, которую тот им дал, когда женился на них. Старшая отдает кусок плоти из своего тела, муж-птица помещает его себе на клюв, с тех пор у этих птиц красные перья на клюве и крыльях.

[Камаюра (тупи верховьев Шингу)] Солнце и Месяц выщипывают красные лобковые волосы женщины, прикрепляют их птицам туканам, после чего у женщин вырастают черные волосы. [Близкий мотив есть у соседей камаюра — араваков мехинаку, в мифе которых летучая мышь отрезает теще ее огромные гениталии и делает из них хохолки разным птицам.].

Второй мотив, общий для мифологии индейцев, живших на западе США и в Южной Америке, — это поиск девушкой жениха, к которому она идет на звук его флейты. В Южной Америке подобный эпизод есть опять-таки у мака, а также у других индейцев Парагвая и юго-восточной Боливии. Вот несколько южноамериканских текстов.

[Чиригуано (гуарани восточной Боливии)] Броненосец хорошо играет на флейте. Две сестры приходят на ее звук, младшая выходит за Броненосца. Лис убивает его, принимает его облик, приходит к его жене. Вынимая спящему мужу насекомых, жена видит шов у него на затылке (на Лиса надета кожа убитого). Сестры убивают Лиса дубиной.

[Пилага (семья гуайкуру, Чако)] Все мужчины стремятся жениться на одинокой красавице; та слышит прекрасное пение, идет на голос; по пути просит петь тех, кого встречает, их пение безобразно; наконец находит птицу-певца, выходит за него замуж.

[Нивакле (семья матако-матагуайо, Чако)] Всеми любимый юноша Дрозд красиво поет и играет на дудке. Две сестры Попугаихи слышат музыку, идут искать исполнителя. Человек Сериема (тоже птица) утверждает, что играл он. Его игра плоха, девушки уходят к Дрозду. Когда тот ест, его кожа шевелится, сестры думают, что у него черви. Оскорбленный Дрозд уходит, сестры остаются одни.

При несомненном наличии в этих мифах одинаковых с мака повествовательных элементов и вероятных исторических связях с самими мака их создателей (чиригуано локализованы у северных границ Чако, нивакле — в Чако к западу от мака) общий смысл этих повествований иной; роль женщин второстепенна, и ни о какой агрессивной сексуальности с их стороны речи нет. Более глубокие параллели с мифами мака обнаруживаются на юго-западе США и в сопредельных районах Мексики.

Тексты эти записаны прежде всего у индейцев, говорящих на языках семьи юма. Сюжет известен также соседним юто-ацтекам, причем группам, сравнительно далеким в языковом отношении друг от друга — папаго, серрано, южным пайют. Тексты этих юто-ацтекских групп совпадают с текстами юма во всех структурообразующих эпизодах, в том числе в тех, которые предшествуют основному повествованию (зачатие близнецов, их жизнь с матерью, добывание птенцов орла и пр.). Другим юто-ацтекам сюжет не известен. Явно заимствован от юма (или уже от юто-ацтеков) упрощенный вариант, зафиксированный у западных апачей — одной из групп атапасков, пришедших на юго-запад 500 лет назад. Все говорит о том, что именно индейцы юма были изначальными носителями сюжета в низовьях реки Колорадо. Язык юма принадлежит к тому же сборному объединению хок, что и языки яна, ачомави, ацугеви, карок и шаста. Независимо от того, как разрешится вопрос с установлением родства между этими языками, есть основания полагать, что все они с глубокой древности были локализованы на тех территориях, где их застали этнографы.

Вот несколько примеров этих сложных североамериканских мифов. Чтобы привести их все, потребовалось бы слишком много места, ограничимся двумя выразительными случаями. Главная пронизывающая эти сюжеты идея — глубокий, неизбывный антагонизм между мужчинами и женщинами. Эта идея совершенно чужда большинству мифологий Евразии и Северной Америки. В них женщина, даже героиня сюжета, чаще всего выступает как некий ценный объект, приз, добиться которого должен герой-мужчина. Женщина может быть также помощницей героя, либо, если это существо демоническое или связанное с демонами, его открытым врагом. Во многих же южноамериканских и меланезийских мифах женщины и мужчины не враги, но и ни в коем случае не помощники друг для друга, они живут в разных, несовместимых мирах. В этом смысле повествования юма и их соседей значительно выделяются на североамериканском фоне и оказываются близки мифам индейцев востока и юга Южной Америки.

[Мохаве (семья юма)] Две сестры идут на поиски двух братьев, чью игру на флейте они услышали. Первым встречают Сурка, тот пробует играть, получается плохо, он тщетно пытается выдать лужу своей мочи за пролитую людьми воду. Сестры идут дальше, минуют других ложных претендентов (Ястреба, Ящерицу, Дятла), наконец, приходят к матери юношей. Та не верит, что сестры — девственницы; сестры ее усыпляют, ложатся с юношами. Старший брат воздерживается от совокупления, младший — нет, в результате теряет охотничью удачу. Девушки возвращаются к своему отцу, братья уходят туда вслед за ними. Мать пытается этому помешать, юноши создают смерч, он уносит их мать домой. Отец девушек превращается в чудовищного сокола, убивает братьев. Его люди (тоже птицы) глумятся их телами. Одна из птиц приносит кровь убитых их матери. Та удаляется в море, становится «старухой запада». У младшей сестры рождается мальчик. Она лжет, что родилась девочка. Мальчик видит, как люди играют с коленной чашечкой его убитого отца, плачет, его слезы заливают землю потопом. Все ее обитатели тонут. Мальчик берет мать и тетку, ведет их на запад. Они не могут перейти реку Колорадо, превращаются в бекасов. Сам он теперь живет с бабкою в океане.

[Марикопа (семья юма)] Мужчина Сурок появляется перед девушкой на другом берегу реки. Пока она купается, он оплодотворяет ее. Вскоре она рожает близнецов. Все птицы и животные претендуют на отцовство, но они признают лишь Сурка. Пока матери нет, младенцы встают из колыбели, убивают куропаток. Она делает им луки и стрелы, они убивают все более крупную дичь. Мать рассказывает им об орлином гнезде на скале. Младший брат превращается в змейку, не добирается до гнезда, старший — в пушинку, взлетает и приносит двух орлят. Братья ссорятся, кому какого орленка взять. Чтобы их не мучила жажда, мать посылает дождь. Орлята в результате погибают от холода. Старший брат готов убить мать, но та оживляет орлят. Старший брат приносит со дна тростник, мать делает из него флейты. Игру братьев слышат две дочери старика, идут на звуки. Ястреб, Ящерица, Белка, три Сипухи, Рогатая Сова утверждают, что играли они, но их музыка оказывается негодной. Мать сперва маскирует вход в дом, затем впускает сестер. Младший брат усыпляет мать, спит с младшей девушкой. Старшая напрасно посылает кусачих насекомых заставить старшего брата к ней повернуться. Утром младший брат хочет идти с сестрами, младшая сестра, напротив, готова остаться в доме братьев, но старшая сестра и старший брат не позволяют им это сделать. В конце концов старший брат соглашается пойти вместе с младшим к сестрам, говорит матери, что, если ветер опрокинет стрелу с бусами, значит, они погибли. Братья украшают себя звездами, входят в дом через отверстие в крыше. Сестры смеются, их отец это слышит, посылает внука узнать, в чем дело, велит своим людям убить братьев. Ястреб убивает обоих. Койот бьет младшего уже после того, как тот умер, Дятел клюет трупы, теперь у него красные перья. Трупы повешены на столбе, кровь капает на семечки, люди старика их едят. Младшая сестра рожает мальчика, сестры говорят отцу, что это девочка. Мальчик подрастает, убивает деда стрелой. Мать и тетка рассказывают об обстоятельствах смерти отца и дяди. Мальчик проделывает стрелой дырку в земле, отец и дядя выходят оттуда, но слишком слабы, возвращаются в другой мир. Тогда мальчик приходит к своей бабке, то есть к матери его отца и дяди. Сам он превращается в комету, бабка в Утреннюю звезду.

Девушки в поисках жениха.

Последний из двух приведенных текстов содержит ряд мотивов, используемых многими мифологическими традициями Нового Света. Во-первых, это знаменитый по работам Леви-Строса мотив разорителя орлиных гнезд. Он характерен для востока Южной Америки, северо-запада Северной Америки и прослеживается также в Восточной Евразии, Австралии и Меланезии. Во-вторых, это история двух братьев, погибших от рук родственников жены одного из них и отмщенных мальчиком или мальчиками, которые родились уже после смерти отца и дяди. Подобный сюжет положен в основу великого эпического произведения гватемальских майя-киче «Пополь-Вух», причем аналогии ему прослеживаются почти исключительно в Северной, но не в Южной Америке. В-третьих, это история девушки, странствующей в поисках хорошего жениха и встречающей по дороге разного рода неприятных претендентов на ее руку. В большинстве случаев речь идет не об одной девушке, а о двух сестрах, которые становятся женами одного мужчины.

Для представителя еврохристианской культуры как активная роль женщины в подобной коллизии, так и полигамный брак, являющийся целью сестер, выглядят непривычно. Однако дело здесь не в нормах христианской морали. Сама по себе сороральная полигиния (когда две жены одного мужчины являются сестрами) по своим последствиям для расклада сил, баланса интересов в семье и в общине мало отличается от моногамного брака. Сороральная полигиния, в отличие от несорорального (когда жены взяты из разных семей), обычно не вызывает конфликтов между детьми от разных жен. Вне христианского мира этот вид брака был распространен почти повсеместно. Но мифы и сказки не отражают непосредственно семейно-брачных отношений, характерных для народов, у которых они записаны. Случаев многоженства и даже многомужества в повествованиях намного больше, чем в реальности. Тексты воспроизводятся и пересказываются прежде всего потому, что люди находят их интересными. Поэтому вряд ли стоит ожидать в мифах и сказках описаний обыденного.

Если нам сюжет «девушки в поисках жениха» кажется необычным, то не из-за описания полигамного брака, а из-за непривычной общей структуры, основной сюжетной канвы, с которой читатели, знакомые лишь с европейским фольклором, вряд ли когда-либо сталкивались. Сюжет этот имеет характерное циркумтихоокеанское распространение — от юга Южной Америки и далее по огромной дуге вплоть до Австралии. В противоположной половине ойкумены он не встречается. Неполные сибирские параллели, к которым мы обратимся несколько позже, лишь подтверждают правило. Как неоднократно подчеркивалось, значительная часть Сибири в отдаленном прошлом могла входить в индо-тихоокеанскую фольклорную зону.

Отметим, помимо прочего, что некоторые варианты сюжета заканчиваются хорошо, тогда как в других героев ждет гибель. В этом характерная особенность индейских, папуасских и прочих не западноевразийских повествований. Независимо от того, рассказывают ли тексты для развлечения или же речь идет о настоящих священных «мифах», жестких правил для построения сюжета не существует. Действие может свернуть на другую колею в любом месте, а конец рассказа варьирует особенно часто.

Но пора привести примеры подобных мифов.

[Куни (папуасы)] Услышав о знаменитых мужчинах Кеса и Алобо, две сестры, бывшие ранее женами Бобои, решают уйти к ним. Не зная, как выглядят те, за кого они собираются выйти замуж, сестры приходят к Кацима-Феуятси. Тот отвечает, что у него два имени, Кеса и Алобо, а Кацима-Феуятси — третье. Сестры остаются с ним и его сестрой. Когда он стал рубить дерево, сук спружинил, пронзил его, труп уплыл по реке. Его сестра превратилась в животное абули. Наконец появляются настоящие Кеса и Алобо и берут сестер в жены.

[Уильта (тунгусо-маньчжуры Сахалина)] Родители умерли, брат с сестрой остались одни. Сестра пошла искать мужа, села в таз, накрылась другим, приплыла по реке к дому Воронов. Там каждый стал кричать, что женится на ней. Она поплыла дальше, у моря Тюлень предлагает жениться, она с ним уплывает, выходит за нивха. Брат находит ее, с тех пор нивхи и уильта родственники.

[Танайна (атапаски Аляски)] Злая бабка подстраивает так, что ее богатую внучку уносит в море на плавучем островке, прибивает к другому берегу. Двое богатых мужчин посылают своего уродливого раба найти им жену. Раб подбирает девушку, притворяется красивым и богатым. Узнав, кто он на самом деле, женщина убегает к настоящим женихам, навещает с ними своих родителей.

[Шусвап (сэлиши Британской Колумбии)] Две сестры посланы родителями выйти за Куницу. Тот живет в одном доме со Скунсом. Когда Скунс пускает свою струю, сестры, вопреки предупреждению, смеются, тот их находит. Вернувшись, Куница застает женщин со Скунсом. Они убегают с Куницей, оставив вместо себя в постели колоды, прячутся на вершине скалы. Видя их отражение, Скунс пускает струю в воду. Они смеются, Скунс в смущении удаляется.

[Кутенэ (граница Британской Колумбии и Монтаны)] Лягушка посылает своих внучек Белку и Бурундука выйти за хорошего охотника Куницу. Вместе с ним живет Скунс. Он надевает одежду Куницы, притворяется, что говорит со Скунсом, который якобы тоже где-то поблизости. Белка недоверчива, но все же обе сестры входят в дом. Скунс прячет их. Куница возвращается, обнаруживает девушек, отсылает Скунса принести тушу оленя, велит девушкам отыскать все спрятанные Скунсом кости, насылает холод, вместе с девушками убегает и прячется в дупле. Бурундук случайно оставила одну косточку, Скунс находит кость, согревается, убивает Куницу и девушек своей струей.

[Потауатоми (алгонкины штата Мичиган)] Гагара — вождь по имени Белый Вампум, его брат Красношеяя Поганка — ничтожный человек, женат на старухе. Он встречает двух женщин, говорит им, будто его зовут Белый Вампум, берет их в жены. В присутствии новых жен называет старую жену своей бабушкой. Вечером его зовут на танцы к настоящему Белому Вампуму, где он исполняет роль шута. Жены оставляют вместо себя в постелях колоды с муравьями, уходят к Белому Вампуму. Поганка убивает того, сунув в рот спящему раскаленные камни. Во время всеобщего траура по любимому вождю Поганка набирает в рот кровь, инсценирует самоубийство, бормочет, что выживет, если вдовы Белого Вампума к нему приплывут. Те подплывают в лодке, он ее опрокидывает, все идут ко дну. Поганка выныривает, кричит, что это он убил Белого Вампума. Люди просят Лягушку выпить озеро, но Поганка протыкает ей живот. Сейчас у поганок по две жены.

[Кэддо (Арканзас и Луизиана)] Две сестры идут выйти за вождя, встречают Филина, тот отвечает, что он и есть вождь, учит свою бабку, как делать вид, что они богаты. Каждый день настоящий вождь на собрании использует Филина как скамью, за это дает ему индюка. Женам Филин говорит, что убивает индюков на охоте. Жены подсматривают за ним, возвращаются к родителям.

[Яномами (южная Венесуэла)] Опоссум и Мед живут в одном доме. Две девушки пришли выйти за красавца, вошли в дом, сели справа от входа, не зная, что это место Опоссума и его матери по имени Вонючий Гриб. Опоссум вернулся с огорода (он делал вид, что работал), принарядился, отрезал кусок мяса от бедра, дал девушкам под видом мяса тапира. Позже вернулся Мед, девушки перешли к нему. Ночью Опоссум слышал их смех. Приготовив яд, он отравил Меда, тот умер. Окружающим Опоссум лжет, будто его «младший брат» завещал ему жен, но Ящерица знает правду и рассказывает другим. Опоссум бежит, Дятел замечает его на скале. Птицы стали рубить скалу, она рухнула. Опоссум разбился, птицы раскрасились его кровью и мозгом.

[Иранше (Центральная Бразилия, штат Мату-Гросу)] Птичка сабия приходит в селение учить других игре на священных флейтах. Колибри среди ее спутников, девушка беременеет от него. Филин подслушивает, как Колибри велит жене прийти к нему, когда родится ребенок, на развилке перекладывает корону из перьев с тропы Колибри на свою тропу. По ней женщина с младшей сестрой, ребенком и матерью приходят к Филину. Он кормит их кузнечиками и несъедобным ложным маниоком. Они уходят искать Колибри, Кайман перевозит их через реку, Черепаха сбрасывает сестрам с пальмы плоды, совокупляется со старшей. Купаясь в реке, женщины слышат звуки священных флейт, видеть которые запрещено. Хранитель флейт убивает их топором. Колибри сожалеет, что сам не пошел встречать женщин к развилке.

Сходство некоторых из подобных рассказов, записанных в Северной и в Южной Америке, исключительно велико. Одинаковы не только сам основной сюжет, но и мелкие эпизоды, ассоциация персонажей с определенными птицами и животными. Этот факт свидетельствует об устойчивости сюжета, ибо сколько-нибудь значимые контакты северо- и южноамериканских индейцев прекратились вскоре после заселения Нового Света. Сибирские мифы, к которым мы сейчас перейдем, формировались в другой природной и культурной среде, а возможные связи между предками их создателей и предками индейцев Южной Америки наверняка оборвались раньше чем 10 тысяч лет назад. Тем не менее определенное сходство сохранилось и здесь. Речь идет все о тех же двух сестрах, странствия которых заканчиваются замужеством.

Убийца и ее жертва.

На протяжении последней тысячи лет этническая и языковая карта северной Азии претерпела огромные изменения. Даже триста лет назад, когда русские первопроходцы осваивали Сибирь, картина существенно отличалась от известной по материалам конца XIX — начала XX века, когда Восточная Сибирь оказалась занята народами, говорящими на языках тюркской и тунгусо-маньчжурской семей — якутами и тунгусами. Среди последних выделяют эвенков, освоивших огромные пространства горной тайги от восточных районов Западной Сибири до Охотского моря, и эвенов, населявших северо-восточные территории, в основном в пределах нынешней Магаданской области и северо-восточной Якутии. Якуты проникли в бассейн Лены с юга лишь 800 лет назад. Тунгусы, двигавшиеся откуда-то из Забайкалья, достигли Енисея примерно в это же время или чуть раньше, причем далеко не сразу поглотили предшествующее население.

На каких языках говорили сибирские аборигены раньше, установить нелегко. Если сохранившийся на Колыме юкагирский язык отдаленно родствен уральским (а это наиболее вероятно), то промежуточные территории в бассейнах Енисея и Лены тоже могли занимать народы, относившиеся к вымершим ветвям уральской семьи (напомню, что в нее входят самодийцы и финно-угры). Так это или нет, но вторгнувшиеся с юга якуты и тунгусы принесли в Восточную Сибирь многие южные, континентально-евразийские, элементы культуры, разрушив былое культурное единство северной Азии. Сходные предания и мифы, зафиксированные у народов Западной Сибири, с одной стороны, Нижнего Амура, с другой, и Чукотки, с третьей, об этом единстве явно свидетельствуют.

Подобных мифов много, но мы остановимся лишь на одном, самом сложном. Он состоит из двух частей, причем обе находят аналогии в Новом Свете. Упоминаемая в них демоническая женщина по имени Парнэ, Пор-нэ ассоциируется с названием фратрии пор у хантов и северных манси, противопоставленной фратрии мось. Первая связана с медведем, вторая — с зайцем либо с гусыней. Считается, что подобное разделение на две фратрии (половины) отражает историю обских угров, сложившихся в результате ассимиляции лесостепными скотоводами северных охотников и рыболовов. Вероятная связь имени Парнэ, Пор-нэ с медведицей находит, как мы увидим, параллели в односюжетных мифах, записанных в Центральной Азии и Северной Америке.

Вот типичные западносибирские версии.

[Ненцы] Парнэ и Ненэй-не идут рвать траву на стельки, Парнэ топит Ненэй-не. Дочь погибшей замечает в принесенной Парнэ траве серьги матери, слышит, как Парнэ обещает своим детям накормить их завтра мясом детей Ненэй-не. Взяв младшего брата, девочка убегает, бросает позади себя предметы, превращающиеся в горы и другие препятствия. Старуха переправляет детей через реку, топит преследовательницу-Парнэ, велит детям идти, не оглядываясь. Брат оглядывается, ветки разрывают его пополам, он велит сестре оставить его на песчаной сопке. Нога девочки проваливается, из ямы выходит девка Парнэ, навязывается в спутницы. Встретив двоих мужчин, Парнэ садится к хозяину белых оленей, а дочь Ненэй-не - к хозяину черных. По прошествии времени обе девушки должны ехать домой за подарками для мужей. Парнэ едет к дыре в земле, возвращается со стадом мышей. Дочь Ненэй-не находит ожившего брата, тот дает ей новые одежды и оленей. Парнэ бросают в огонь, из пепла появляются комары.

[Энцы] Ведьма и женщина живут в одном чуме, у женщины две девочки. Ведьма зовет рвать траву, предлагает искать у нее в волосах насекомых, вонзает шило в ухо женщины, приносит тело домой, варит и ест. Старшая дочь замечает останки матери, девочки убегают, старшая бросает предметы, превращающиеся в препятствия на пути преследовательницы. Старик переправляет девочек через реку, топит ведьму, предупреждает девочек ничего не брать на конце острова. Младшая нарушает запрет, велит оставить ее в медвежьей берлоге. Старшая останавливается у пня, из него появляется ведьма, они идут вместе. Ведьма садится на нарту мужчины, имеющего белых оленей, девочка — имеющего черных. Отец обоих мужчин просит невесток съездить к их родственникам. Энецкая женщина едет к берлоге, оттуда выходит сестра с двумя медвежатами. Медведь посылает две нарты подарков. Ведьма приводит мышей, это ее олени, старик топчет их. Энецкая женщина рожает мальчика, ведьма подменяет его ведьменком, но истина обнаруживается, ведьму сжигают, пепел превращается в комаров.

[Северные селькупы] Нэтэнка (девушка) и Томнэнка (лягушка) живут на одном стойбище. Томнэнка зовет Нэтенку собирать траву для стелек, убивает, проколов ей ухо. Дочь Нэтенки видит, как Томнэнка разделывает тело матери, слышит, как та обещает своим детям полакомиться и детьми Нэтенки. Девочка убегает, унося младшего брата. Тот умирает, уколовшись шилом или сверлом, она хоронит его. Из-под пня выскакивает девушка Томнэнка, идет следом на лыжах из деревянных мисок. Обе девушки выходят замуж, Нэтенка рожает мальчика, Томнэнка подменяет его щенком, муж бросает Нэтенку. Щенок помогает ей добывать зверя, играет с выходящим из воды мальчиком, который оказывается сыном Нэтенки. Она прощает мужа, Томнэнку казнят.

[Северные манси] Мось-нэ и Пор-нэ живут вместе, у обеих по двое детей — девочка и мальчик. Пор-нэ зовет Мось-нэ рвать траву для стелек, предлагает покататься с горы, убивает, проехав по спине железными лыжами. Дети Мось-нэ находят кишки матери, бегут к ее сестре, бросают гребень, оселок, спички, возникают чаща, гора, огонь. Когда садятся на кровать, та разваливается, появляются три Пор-нэ, одна из которых навязывается в спутницы. Мальчик уколол палец шилом, умер. Пор-нэ села в нарту хозяина белых оленей, а молодая Мось-нэ — в нарту хозяина черных. В городе Мось-нэ находит брата, получает от него обоз оленей. [Далее о неудачной попытке Пор-нэ спрятать Солнце.].

[Ханты] Лиса и зайчиха живут вместе, у обеих дети. Лиса предлагает кататься с горы на санках, наезжает на зайчиху, ломая ей хребет. Сын и дочь погибшей видят, как лиса кормит мясом их матери своих детей. Дети зайчихи бегут, бросают гребень, оселок, кремень, они превращаются в чащу, гору, огонь. Лиса отстает. Пока сестра ест морошку, брат проваливается в землю. Далее сестра именуется «женщина Мось». Она ударяет по пню, оттуда выскакивает «женщина Пор», предлагает купаться, надевает богатую меховую одежду Мось, дает ей свою корьевую. В городе Мось выходит за сына «городского деревенского старика», а Пор — за сына Тонтон-старика (этот персонаж — бедняк, хитрец). Мось приезжает на место, где пропал брат. Там дом, входит медведь, снимает шкуру. Это и есть брат, он посылает сестре стадо оленей.

А вот дальневосточные варианты.

[Орочи (похожие тексты у удэгейцев)] Семеро братьев ранят белку. Опасаясь мести белок, они прячут сестру под очагом, пускают в небо стрелы, которые вонзаются в хвост одной и другой и образуют цепочку. По ней братья лезут на небо. Сестра идет их искать, приходит к лягушке, та отнимает ее одежду, надевает на себя. Девушка прячется внутри палки. Приходят двое братьев, старший садится рядом с лягушкой, младший у палки, стругает ее ножом, на ней выступает кровь. Старший уходит с лягушкой, младший возвращается за ножом, находит девушку. В доме братьев лягушка показывает свекру своих родственников-лягушек, тот прогоняет невестку. Девушка зовет своих братьев, они спускаются с неба, дарят богатую одежду.

[Негидальцы] Отец прогоняет дочь, та попадает к лягушке, которая, забирает ее украшения и одежду. Девушка превращается в палку. Приходит двое братьев, один берет в жены лягушку. Другой стругает палку, видит кровь, а вернувшись за забытым ножом, застает девушку. Отец братьев просит невесток принести ему угощение, приданое, привести родственников. Лягушка варит лягушачью икру, приносит листья, лягушек. Девушка идет к лиственнице, с ее вершины к ней падают мешки с едой и одеждой. Двое мужчин, которые оказываются родственниками девушки, спускаются с неба, возвращают девушке отобранные у нее лягушкой одежду и украшения. Лягушка и ее муж удавились.

Хотя контекст, в который встроены интересующие нас мотивы, в Западной Сибири и на Нижнем Амуре не вполне одинаков, в обоих регионах (1) девушка убегает из дома, (2) теряет брата (братьев) или сестру, покидающих мир людей, (3) встречает ведьму (лягушку), которая притесняет ее, (4) девушка и ведьма выходят замуж за двух братьев или соседей, (5) пропавшие (мнимо погибшие) брат, братья или сестра девушки помогают ей восторжествовать над ведьмой. Такой последовательности эпизодов за пределами Нижнего Амура и Западной Сибири больше нет нигде, за исключением некоторых якутских и эвенкийских текстов. Последние включают мотивы, специфичные либо только для амурских, либо только для западносибирских традиций, западносибирские также демонстрируют особенности, отсутствующие в якутском и эвенкийском, например наличие у девушки семи братьев. Это значит, что эвенки и якуты не были промежуточным звеном в передаче сюжета между Западной Сибирью и Нижним Амуром, а, скорее, сами заимствовали его от жившего здесь более древнего населения.

[Якуты] Две девушки-сироты нашли камень, превратившийся в ребенка и оказавшийся людоедом. Сестры бегут, старуха протягивает через реку ногу, сестры переходят по ней на другой берег. Преследователя старуха топит. Далее сестры приходят к демонице, запирающей их в чулане. Младшая сестра выскакивает через щель наружу. У старшей отрывается голова, младшая несет ее с собой. Голова соглашается остаться лишь на дереве, разбитом молнией. Младшая сестра приходит к лягушке, та прячет ее, муж лягушки находит девушку. Он предлагает якутке и лягушке сходить к их родным за подарками. Лягушка приносит червей и пиявок. Якутка идет к тому месту, где оставила голову сестры. Оказывается, сестра вышла за ирома. Тот одаряет якутку, давит лягушкиных пиявок. Муж велит женам лечь спать на крыше, лягушка замерзла насмерть.

[Западные эвенки (на реке Сым)] Росомаха съела мать двух девочек-зайчат. Они прибежали к старухе, затем пошли по ложной дороге, попали в дом без отверстий. Старшая проскальзывает в щель, младшая застревает, ее голова отрывается, просит сестру не оставлять ее на колоде, оставить на пораженном молнией дереве, выходит замуж за грома. Младшая сестра пришла к лягушке. [Конец рассказа скомкан. Сказано лишь, что приведенные лягушкой олени — это насекомые и что в результате лягушка стала жить в воде.].

Сходство сибирских мифов с циркумтихоокеанским сюжетом девушек в поисках жениха касается главной идеи: не герой добывает себе жену, как происходит в сказках и эпических повествованиях народов Европы и Западной Азии, а женщина странствует и находит мужа. Начальный же эпизод с двумя живущими вместе женщинами, одна из которых убивает другую и собирается съесть ее детей, имеет точные параллели в Америке. Там этот сюжет принято обозначать как «Олениха и медведица». Именно с этими животными чаще всего ассоциируются в индейских мифах две женщины, хотя допустимы и вариации. Вместо оленихи может быть названа антилопа, черная или бурая медведица, а в роли убийцы выступает волчица. И все же в большинстве случаев противник героев — это самый страшный североамериканский хищник медведица-гризли.

[Скагит (береговые сэлиши штата Вашингтон)] Гризли и бурая медведица замужем за дятлом. Медведица приносит спелые ягоды, Гризли — зеленые. Медведица предупреждает мужа, что Гризли ее убьет, ища у нее в волосах насекомых. Младший сын Медведицы видит, как Гризли жарит грудь его матери. Дятел делает сыновьям от Медведицы стрелы с кремневыми, а от Гризли — с угольными наконечниками, первые убивают вторых. Дятел улетает от Гризли, взяв с собою самого маленького — новорожденного сына. Когда дети Бурой Медведицы добегают до реки, Журавль протягивает через нее свою ногу как мост, мальчики переходят на другой берег. Вслед за ними реку начинает переходить Гризли, Журавль притворяется, что нога у него болит, дергается, сбрасывая Гризли в реку. Выбравшись на берег, Гризли прибегает к кремню — отцу Бурой Медведицы, у которого спрятались его внуки. Тот предлагает ей заходить в дом задом, кремневое лезвие рассекает ее пополам. Сыновья возвращаются в лес к отцу Дятлу. Младенец превращается в красные перья на голове этой птицы.

[Като (атапаски Северной Калифорнии)] Медведица и Олениха — старшая и младшая жены Голубой Сойки. Обе идут за клевером, Медведица напрашивается искать у Оленихи в голове насекомых, подбрасывает их в волосы Оленихи, раскусывая их и производя характерный звук, затем убивает ее. Мальчик и девочка оленята находят в корзине с клевером глаза матери. Заманив медвежат в пустую колоду, разводят огонь и пекут их, дают мясо их матери, убегают. У реки Журавль протягивает оленятам свою шею как мост. Медведица бежит следом, тонет, когда Журавль убирает шею.

Истории подобного рода записаны чуть ли не в каждом индейском селении на всем пространстве от Тихого океана до Скалистых гор. В калифорнийских мифах спасшиеся дети оленихи нередко превращаются в гром и молнию.

Отношения медведицы и оленихи — это отношения двух жен в полигамном браке, но полигамия эта не сороральная, то есть жены не сестры друг другу. Было бы, однако, ошибкой объяснять возникновение сюжета стремлением людей выразить средствами мифа знакомый им социальный конфликт. У индейцев востока Соединенных Штатов несороральная полигиния встречалась не чаще и не реже, чем в Калифорнии или Неваде, но мифов на подобный сюжет там не записано. Нет их, как уже говорилось, и в Западной Евразии. Зато параллели встречаются в других областях индо-тихоокеанской половины мира.

В Южной Америке они обнаружены у индейцев области Чако в Парагвае и на севере Аргентины. Медведи там не живут, поэтому роль хищника закономерно переходит к ягуару.

[Матако (аргентинское Чако)] Ягуариха ссорится со своей родственницей, женщиной Пумой, и убивает ее. Узнав об этом, дети убитой зовут детей убийцы охотиться, поджигают траву, маленькие ягуары гибнут. Труп одного из них дети пумы заворачивают в шкуру козы, дают съесть их матери. Стреляя в небо, они делают цепочку из стрел, поднимаются вверх и становятся созвездием (вероятно, Плеядами). Ягуариха лезет следом, но сыновья Пумы обрывают цепочку, Ягуариха падает и разбивается.

Параллели между Северной и Южной Америкой не удивительны, мы уже многократно их отмечали, и их древность не может быть больше времени заселения Нового Света. Интереснее и неожиданнее было обнаружить тот же сюжет в южных областях Азии.

[Лода (остров Хальмахера, Восточная Индонезия)] Две жены одного мужа пошли ловить рыбу, одна столкнула другую в воду, придавила рогатиной, расчленила, принесла мясо домой. Сыну и дочке убитой людоедка объясняет, что варит рыбу, велит следить за ухой. Дети слышат голос матери, раздающийся из котла. Когда вернувшаяся людоедка просит детей жертвы последить за ее собственным ребенком, те жарят его на сковородке и убегают. У реки птица показывает им бревно, по которому можно перейти реку, кишащую крокодилами. После того как дети оказались на другом берегу, она подрубила бревно клювом, преследовательница провалилась, съедена крокодилами.

История двух женщин и их детей записана и у других народов, живущих на островах между Филиппинами и Новой Гвинеей. Некоторые из местных этнических групп говорят на австронезийских языках, другие, в том числе лода, — на западнопапуасских. На самой Новой Гвинее и в Меланезии сюжет не отмечен, поэтому его скорее следует связывать с австронезийцами.

Другой район, где записан сюжет, расположен на границе Южной и Центральной Азии, среди тибетцев Сиккима. Подобно австронезийцам, тибетцы по своим расовым признакам относятся к монголоидам, но не к ярко выраженным, континентальным, а к южным, у которых монголоидные черты, как и у американских индейцев, сглажены.

[Тибетцы (Сикким)] Зайчиха и Медведица живут рядом, у обеих по сыну. Когда обе идут копать дикорастущие клубни, Медведица убивает Зайчиху, Зайчонок подстраивает так, что медвежонок раздавлен жерновом. Он убегает, преследовательницу убивает тигр.

Ассоциация антагониста и жертвы с медведицей и зайчихой в этом тексте позволяет сопоставить его с сибирскими (Пор-нэ и Мось-нэ у северных манси, лиса и зайчиха у хантов, а также у южных селькупов, росомаха и зайчиха у сымских эвенков). Мотив же убийства ребенка антагониста (а не просто бегство от антагониста детей его жертвы) объединяет сиккимский и молуккские варианты с североамериканскими. Более того, в большинстве версий дети жертвы убивают детей убийцы одинаковым способом — жарят, коптят, душат дымом. Сходный и оригинальный набор мотивов в текстах, записанных в Азии и в Америке при тысячекилометровых расстояниях между местами записи, говорит о том, что перед нами, скорее всего, отдельные фрагменты единого в прошлом культурного пространства. «Подтянув» назад в Азию американские и австронезийские варианты, принесенные на Молуккские острова и в Новый Свет заселявшими их ранними монголоидами, мы ограничим начальную область распространения мифа о двух женщинах и их детях пределами Восточной Азии. Впрочем, и в Сибирь они могли попасть 20–30 тысяч лет назад, еще в эпоху ее начального освоения людьми современного типа.