Мифы и легенды народов мира. Из Старого в Новый Свет.
Убийца и ее жертва.
На протяжении последней тысячи лет этническая и языковая карта северной Азии претерпела огромные изменения. Даже триста лет назад, когда русские первопроходцы осваивали Сибирь, картина существенно отличалась от известной по материалам конца XIX — начала XX века, когда Восточная Сибирь оказалась занята народами, говорящими на языках тюркской и тунгусо-маньчжурской семей — якутами и тунгусами. Среди последних выделяют эвенков, освоивших огромные пространства горной тайги от восточных районов Западной Сибири до Охотского моря, и эвенов, населявших северо-восточные территории, в основном в пределах нынешней Магаданской области и северо-восточной Якутии. Якуты проникли в бассейн Лены с юга лишь 800 лет назад. Тунгусы, двигавшиеся откуда-то из Забайкалья, достигли Енисея примерно в это же время или чуть раньше, причем далеко не сразу поглотили предшествующее население.
На каких языках говорили сибирские аборигены раньше, установить нелегко. Если сохранившийся на Колыме юкагирский язык отдаленно родствен уральским (а это наиболее вероятно), то промежуточные территории в бассейнах Енисея и Лены тоже могли занимать народы, относившиеся к вымершим ветвям уральской семьи (напомню, что в нее входят самодийцы и финно-угры). Так это или нет, но вторгнувшиеся с юга якуты и тунгусы принесли в Восточную Сибирь многие южные, континентально-евразийские, элементы культуры, разрушив былое культурное единство северной Азии. Сходные предания и мифы, зафиксированные у народов Западной Сибири, с одной стороны, Нижнего Амура, с другой, и Чукотки, с третьей, об этом единстве явно свидетельствуют.
Подобных мифов много, но мы остановимся лишь на одном, самом сложном. Он состоит из двух частей, причем обе находят аналогии в Новом Свете. Упоминаемая в них демоническая женщина по имени Парнэ, Пор-нэ ассоциируется с названием фратрии пор у хантов и северных манси, противопоставленной фратрии мось. Первая связана с медведем, вторая — с зайцем либо с гусыней. Считается, что подобное разделение на две фратрии (половины) отражает историю обских угров, сложившихся в результате ассимиляции лесостепными скотоводами северных охотников и рыболовов. Вероятная связь имени Парнэ, Пор-нэ с медведицей находит, как мы увидим, параллели в односюжетных мифах, записанных в Центральной Азии и Северной Америке.
Вот типичные западносибирские версии.
[Ненцы] Парнэ и Ненэй-не идут рвать траву на стельки, Парнэ топит Ненэй-не. Дочь погибшей замечает в принесенной Парнэ траве серьги матери, слышит, как Парнэ обещает своим детям накормить их завтра мясом детей Ненэй-не. Взяв младшего брата, девочка убегает, бросает позади себя предметы, превращающиеся в горы и другие препятствия. Старуха переправляет детей через реку, топит преследовательницу-Парнэ, велит детям идти, не оглядываясь. Брат оглядывается, ветки разрывают его пополам, он велит сестре оставить его на песчаной сопке. Нога девочки проваливается, из ямы выходит девка Парнэ, навязывается в спутницы. Встретив двоих мужчин, Парнэ садится к хозяину белых оленей, а дочь Ненэй-не - к хозяину черных. По прошествии времени обе девушки должны ехать домой за подарками для мужей. Парнэ едет к дыре в земле, возвращается со стадом мышей. Дочь Ненэй-не находит ожившего брата, тот дает ей новые одежды и оленей. Парнэ бросают в огонь, из пепла появляются комары.
[Энцы] Ведьма и женщина живут в одном чуме, у женщины две девочки. Ведьма зовет рвать траву, предлагает искать у нее в волосах насекомых, вонзает шило в ухо женщины, приносит тело домой, варит и ест. Старшая дочь замечает останки матери, девочки убегают, старшая бросает предметы, превращающиеся в препятствия на пути преследовательницы. Старик переправляет девочек через реку, топит ведьму, предупреждает девочек ничего не брать на конце острова. Младшая нарушает запрет, велит оставить ее в медвежьей берлоге. Старшая останавливается у пня, из него появляется ведьма, они идут вместе. Ведьма садится на нарту мужчины, имеющего белых оленей, девочка — имеющего черных. Отец обоих мужчин просит невесток съездить к их родственникам. Энецкая женщина едет к берлоге, оттуда выходит сестра с двумя медвежатами. Медведь посылает две нарты подарков. Ведьма приводит мышей, это ее олени, старик топчет их. Энецкая женщина рожает мальчика, ведьма подменяет его ведьменком, но истина обнаруживается, ведьму сжигают, пепел превращается в комаров.
[Северные селькупы] Нэтэнка (девушка) и Томнэнка (лягушка) живут на одном стойбище. Томнэнка зовет Нэтенку собирать траву для стелек, убивает, проколов ей ухо. Дочь Нэтенки видит, как Томнэнка разделывает тело матери, слышит, как та обещает своим детям полакомиться и детьми Нэтенки. Девочка убегает, унося младшего брата. Тот умирает, уколовшись шилом или сверлом, она хоронит его. Из-под пня выскакивает девушка Томнэнка, идет следом на лыжах из деревянных мисок. Обе девушки выходят замуж, Нэтенка рожает мальчика, Томнэнка подменяет его щенком, муж бросает Нэтенку. Щенок помогает ей добывать зверя, играет с выходящим из воды мальчиком, который оказывается сыном Нэтенки. Она прощает мужа, Томнэнку казнят.
[Северные манси] Мось-нэ и Пор-нэ живут вместе, у обеих по двое детей — девочка и мальчик. Пор-нэ зовет Мось-нэ рвать траву для стелек, предлагает покататься с горы, убивает, проехав по спине железными лыжами. Дети Мось-нэ находят кишки матери, бегут к ее сестре, бросают гребень, оселок, спички, возникают чаща, гора, огонь. Когда садятся на кровать, та разваливается, появляются три Пор-нэ, одна из которых навязывается в спутницы. Мальчик уколол палец шилом, умер. Пор-нэ села в нарту хозяина белых оленей, а молодая Мось-нэ — в нарту хозяина черных. В городе Мось-нэ находит брата, получает от него обоз оленей. [Далее о неудачной попытке Пор-нэ спрятать Солнце.].
[Ханты] Лиса и зайчиха живут вместе, у обеих дети. Лиса предлагает кататься с горы на санках, наезжает на зайчиху, ломая ей хребет. Сын и дочь погибшей видят, как лиса кормит мясом их матери своих детей. Дети зайчихи бегут, бросают гребень, оселок, кремень, они превращаются в чащу, гору, огонь. Лиса отстает. Пока сестра ест морошку, брат проваливается в землю. Далее сестра именуется «женщина Мось». Она ударяет по пню, оттуда выскакивает «женщина Пор», предлагает купаться, надевает богатую меховую одежду Мось, дает ей свою корьевую. В городе Мось выходит за сына «городского деревенского старика», а Пор — за сына Тонтон-старика (этот персонаж — бедняк, хитрец). Мось приезжает на место, где пропал брат. Там дом, входит медведь, снимает шкуру. Это и есть брат, он посылает сестре стадо оленей.
А вот дальневосточные варианты.
[Орочи (похожие тексты у удэгейцев)] Семеро братьев ранят белку. Опасаясь мести белок, они прячут сестру под очагом, пускают в небо стрелы, которые вонзаются в хвост одной и другой и образуют цепочку. По ней братья лезут на небо. Сестра идет их искать, приходит к лягушке, та отнимает ее одежду, надевает на себя. Девушка прячется внутри палки. Приходят двое братьев, старший садится рядом с лягушкой, младший у палки, стругает ее ножом, на ней выступает кровь. Старший уходит с лягушкой, младший возвращается за ножом, находит девушку. В доме братьев лягушка показывает свекру своих родственников-лягушек, тот прогоняет невестку. Девушка зовет своих братьев, они спускаются с неба, дарят богатую одежду.
[Негидальцы] Отец прогоняет дочь, та попадает к лягушке, которая, забирает ее украшения и одежду. Девушка превращается в палку. Приходит двое братьев, один берет в жены лягушку. Другой стругает палку, видит кровь, а вернувшись за забытым ножом, застает девушку. Отец братьев просит невесток принести ему угощение, приданое, привести родственников. Лягушка варит лягушачью икру, приносит листья, лягушек. Девушка идет к лиственнице, с ее вершины к ней падают мешки с едой и одеждой. Двое мужчин, которые оказываются родственниками девушки, спускаются с неба, возвращают девушке отобранные у нее лягушкой одежду и украшения. Лягушка и ее муж удавились.
Хотя контекст, в который встроены интересующие нас мотивы, в Западной Сибири и на Нижнем Амуре не вполне одинаков, в обоих регионах (1) девушка убегает из дома, (2) теряет брата (братьев) или сестру, покидающих мир людей, (3) встречает ведьму (лягушку), которая притесняет ее, (4) девушка и ведьма выходят замуж за двух братьев или соседей, (5) пропавшие (мнимо погибшие) брат, братья или сестра девушки помогают ей восторжествовать над ведьмой. Такой последовательности эпизодов за пределами Нижнего Амура и Западной Сибири больше нет нигде, за исключением некоторых якутских и эвенкийских текстов. Последние включают мотивы, специфичные либо только для амурских, либо только для западносибирских традиций, западносибирские также демонстрируют особенности, отсутствующие в якутском и эвенкийском, например наличие у девушки семи братьев. Это значит, что эвенки и якуты не были промежуточным звеном в передаче сюжета между Западной Сибирью и Нижним Амуром, а, скорее, сами заимствовали его от жившего здесь более древнего населения.
[Якуты] Две девушки-сироты нашли камень, превратившийся в ребенка и оказавшийся людоедом. Сестры бегут, старуха протягивает через реку ногу, сестры переходят по ней на другой берег. Преследователя старуха топит. Далее сестры приходят к демонице, запирающей их в чулане. Младшая сестра выскакивает через щель наружу. У старшей отрывается голова, младшая несет ее с собой. Голова соглашается остаться лишь на дереве, разбитом молнией. Младшая сестра приходит к лягушке, та прячет ее, муж лягушки находит девушку. Он предлагает якутке и лягушке сходить к их родным за подарками. Лягушка приносит червей и пиявок. Якутка идет к тому месту, где оставила голову сестры. Оказывается, сестра вышла за ирома. Тот одаряет якутку, давит лягушкиных пиявок. Муж велит женам лечь спать на крыше, лягушка замерзла насмерть.
[Западные эвенки (на реке Сым)] Росомаха съела мать двух девочек-зайчат. Они прибежали к старухе, затем пошли по ложной дороге, попали в дом без отверстий. Старшая проскальзывает в щель, младшая застревает, ее голова отрывается, просит сестру не оставлять ее на колоде, оставить на пораженном молнией дереве, выходит замуж за грома. Младшая сестра пришла к лягушке. [Конец рассказа скомкан. Сказано лишь, что приведенные лягушкой олени — это насекомые и что в результате лягушка стала жить в воде.].
Сходство сибирских мифов с циркумтихоокеанским сюжетом девушек в поисках жениха касается главной идеи: не герой добывает себе жену, как происходит в сказках и эпических повествованиях народов Европы и Западной Азии, а женщина странствует и находит мужа. Начальный же эпизод с двумя живущими вместе женщинами, одна из которых убивает другую и собирается съесть ее детей, имеет точные параллели в Америке. Там этот сюжет принято обозначать как «Олениха и медведица». Именно с этими животными чаще всего ассоциируются в индейских мифах две женщины, хотя допустимы и вариации. Вместо оленихи может быть названа антилопа, черная или бурая медведица, а в роли убийцы выступает волчица. И все же в большинстве случаев противник героев — это самый страшный североамериканский хищник медведица-гризли.
[Скагит (береговые сэлиши штата Вашингтон)] Гризли и бурая медведица замужем за дятлом. Медведица приносит спелые ягоды, Гризли — зеленые. Медведица предупреждает мужа, что Гризли ее убьет, ища у нее в волосах насекомых. Младший сын Медведицы видит, как Гризли жарит грудь его матери. Дятел делает сыновьям от Медведицы стрелы с кремневыми, а от Гризли — с угольными наконечниками, первые убивают вторых. Дятел улетает от Гризли, взяв с собою самого маленького — новорожденного сына. Когда дети Бурой Медведицы добегают до реки, Журавль протягивает через нее свою ногу как мост, мальчики переходят на другой берег. Вслед за ними реку начинает переходить Гризли, Журавль притворяется, что нога у него болит, дергается, сбрасывая Гризли в реку. Выбравшись на берег, Гризли прибегает к кремню — отцу Бурой Медведицы, у которого спрятались его внуки. Тот предлагает ей заходить в дом задом, кремневое лезвие рассекает ее пополам. Сыновья возвращаются в лес к отцу Дятлу. Младенец превращается в красные перья на голове этой птицы.
[Като (атапаски Северной Калифорнии)] Медведица и Олениха — старшая и младшая жены Голубой Сойки. Обе идут за клевером, Медведица напрашивается искать у Оленихи в голове насекомых, подбрасывает их в волосы Оленихи, раскусывая их и производя характерный звук, затем убивает ее. Мальчик и девочка оленята находят в корзине с клевером глаза матери. Заманив медвежат в пустую колоду, разводят огонь и пекут их, дают мясо их матери, убегают. У реки Журавль протягивает оленятам свою шею как мост. Медведица бежит следом, тонет, когда Журавль убирает шею.
Истории подобного рода записаны чуть ли не в каждом индейском селении на всем пространстве от Тихого океана до Скалистых гор. В калифорнийских мифах спасшиеся дети оленихи нередко превращаются в гром и молнию.
Отношения медведицы и оленихи — это отношения двух жен в полигамном браке, но полигамия эта не сороральная, то есть жены не сестры друг другу. Было бы, однако, ошибкой объяснять возникновение сюжета стремлением людей выразить средствами мифа знакомый им социальный конфликт. У индейцев востока Соединенных Штатов несороральная полигиния встречалась не чаще и не реже, чем в Калифорнии или Неваде, но мифов на подобный сюжет там не записано. Нет их, как уже говорилось, и в Западной Евразии. Зато параллели встречаются в других областях индо-тихоокеанской половины мира.
В Южной Америке они обнаружены у индейцев области Чако в Парагвае и на севере Аргентины. Медведи там не живут, поэтому роль хищника закономерно переходит к ягуару.
[Матако (аргентинское Чако)] Ягуариха ссорится со своей родственницей, женщиной Пумой, и убивает ее. Узнав об этом, дети убитой зовут детей убийцы охотиться, поджигают траву, маленькие ягуары гибнут. Труп одного из них дети пумы заворачивают в шкуру козы, дают съесть их матери. Стреляя в небо, они делают цепочку из стрел, поднимаются вверх и становятся созвездием (вероятно, Плеядами). Ягуариха лезет следом, но сыновья Пумы обрывают цепочку, Ягуариха падает и разбивается.
Параллели между Северной и Южной Америкой не удивительны, мы уже многократно их отмечали, и их древность не может быть больше времени заселения Нового Света. Интереснее и неожиданнее было обнаружить тот же сюжет в южных областях Азии.
[Лода (остров Хальмахера, Восточная Индонезия)] Две жены одного мужа пошли ловить рыбу, одна столкнула другую в воду, придавила рогатиной, расчленила, принесла мясо домой. Сыну и дочке убитой людоедка объясняет, что варит рыбу, велит следить за ухой. Дети слышат голос матери, раздающийся из котла. Когда вернувшаяся людоедка просит детей жертвы последить за ее собственным ребенком, те жарят его на сковородке и убегают. У реки птица показывает им бревно, по которому можно перейти реку, кишащую крокодилами. После того как дети оказались на другом берегу, она подрубила бревно клювом, преследовательница провалилась, съедена крокодилами.
История двух женщин и их детей записана и у других народов, живущих на островах между Филиппинами и Новой Гвинеей. Некоторые из местных этнических групп говорят на австронезийских языках, другие, в том числе лода, — на западнопапуасских. На самой Новой Гвинее и в Меланезии сюжет не отмечен, поэтому его скорее следует связывать с австронезийцами.
Другой район, где записан сюжет, расположен на границе Южной и Центральной Азии, среди тибетцев Сиккима. Подобно австронезийцам, тибетцы по своим расовым признакам относятся к монголоидам, но не к ярко выраженным, континентальным, а к южным, у которых монголоидные черты, как и у американских индейцев, сглажены.
[Тибетцы (Сикким)] Зайчиха и Медведица живут рядом, у обеих по сыну. Когда обе идут копать дикорастущие клубни, Медведица убивает Зайчиху, Зайчонок подстраивает так, что медвежонок раздавлен жерновом. Он убегает, преследовательницу убивает тигр.
Ассоциация антагониста и жертвы с медведицей и зайчихой в этом тексте позволяет сопоставить его с сибирскими (Пор-нэ и Мось-нэ у северных манси, лиса и зайчиха у хантов, а также у южных селькупов, росомаха и зайчиха у сымских эвенков). Мотив же убийства ребенка антагониста (а не просто бегство от антагониста детей его жертвы) объединяет сиккимский и молуккские варианты с североамериканскими. Более того, в большинстве версий дети жертвы убивают детей убийцы одинаковым способом — жарят, коптят, душат дымом. Сходный и оригинальный набор мотивов в текстах, записанных в Азии и в Америке при тысячекилометровых расстояниях между местами записи, говорит о том, что перед нами, скорее всего, отдельные фрагменты единого в прошлом культурного пространства. «Подтянув» назад в Азию американские и австронезийские варианты, принесенные на Молуккские острова и в Новый Свет заселявшими их ранними монголоидами, мы ограничим начальную область распространения мифа о двух женщинах и их детях пределами Восточной Азии. Впрочем, и в Сибирь они могли попасть 20–30 тысяч лет назад, еще в эпоху ее начального освоения людьми современного типа.
