Скандалы советской эпохи.

«Прибалтийское» цунами. (Алла Пугачева).

Один из самых громких скандалов в творческой биографии Аллы Пугачевой произошел поздним летом 1987 года в Ленинграде. Певица приехала туда из Москвы в рамках гастрольного турне (в столице она выступала в ЦПКиО) и собиралась пробыть в городе на Неве несколько дней. В итоге эти дни запомнились ей на всю жизнь.

Концерты в Ленинграде должны были начаться 25 августа. За пару дней до выезда произошел такой случай. Олег Непомнящий зашел к Пугачевой домой – в дом на улице Горького. Певица смотрела телевизор, а в коридоре в матерчатой газетнице лежала никем еще не тронутая пресса. Гость машинально просмотрел их и, не найдя ничего интересного, положил на место. Услышав этот шум, Пугачева спросила: «Ну что, опять ничего?» – «Ничего», – подтвердил Непомнящий. «Понятно, всем нужен скандальчик», – изрекла Пугачева фразу, которая окажется пророческой.

Потом они с гостем обсуждали предстоящие гастроли в Питере. Непомнящий сообщил, что заказал для певицы ее любимый номер в «Прибалтийской», но тут же предложил подстраховаться и заказать еще один номер в «Астории». Пугачева с этим вариантом согласилась. На том они и расстались.

Поздно ночью 23 августа, когда Непомнящий был уже в Ленинграде, у него в номере раздался телефонный звонок. Звонила одна из фанаток Пугачевой, которая сообщила последние новости из жизни своего кумира: дескать, та выехала на красных «Жигулях» из Москвы в сопровождении двух неизвестных мужчин. А ее тогдашний бойфренд Владимир Кузьмин отправился в Питер на поезде в гордом одиночестве. Непомнящий принял эту информацию к сведению и утром отправился на поиски Пугачевой. Вернее, поисками это назвать было трудно, поскольку Непомнящий догадывался, где могла быть певица – у своего друга Вальдемара, владельца ресторана-варьете «Тройка». Так оно и было.

Непомнящий застал Пугачеву в плохом расположении духа. Пытаясь хоть как-то отвлечь ее от мрачных мыслей, директор предложил ей немедленно ехать в «Асторию».

– Какую «Асторию»? – встрепенулась певица. – Едем в «Прибалтийскую». Я уже всем сказала, что остановлюсь там. Мне будут звонить.

У Пугачевой в «Прибалтийской» был любимый номер – 10 000, расположенный на одиннадцатом этаже. Таких номеров в гостинице было всего два: комфортабельные, двухуровневые, с дополнительными комнатами для охраны и персонала. Далее послушаем рассказ самого О. Непомнящего:

«Мы благополучно добрались до „Прибалтийской“ и вошли в вестибюль, который был полон школьниками, начавшими при виде Пугачевой тыкать в нее пальцами и галдеть на все лады. Детская непосредственность хороша только тогда, когда уравновешивается воспитанностью, во всех остальных случаях она способна разъярить даже тушканчика. Подойдя к стойке, за которой маялась медлительная девушка-администратор, я сразу попросил выдать нам ключ от номера и добавил, что все оформлю позже.

– Да, пожалуйста, ваш номер – двенадцать три нуля.

– Ничего подобного, наш номер десять три нуля. Именно его я заказывал. – По моей спине мурашками пробежал холодок дурного предчувствия.

– Вот ваша заявка. Вот Нина Ивановна указала на ней номер: 12 000. А не 10 000, который уже занят.

– Этого не может быть. Я заказывал десять три нуля.

Девушка начала раздражаться, вокруг нас уже образовалась плотная толпа людей, и это всем действовало на нервы – и мне, и ей, и Алле.

– Я говорю вам русским языком: десять три ноля занят, там живет иностранец. (На самом деле в номере жил гражданин СССР Джендаян, который позднее признается, что был бы счастлив уступить свой номер Пугачевой, которую он очень уважает. – Ф. Р.).

В разговор вступила Алла, спокойно, не повышая голоса.

– Я вас прошу дать нам именно этот номер – мне должны туда звонить. Может быть, иностранец согласится поменяться со мной?

Девушка как-то тоскливо посмотрела на нас и, обернувшись к нам спиной, протяжно завопила:

– Нин Ванна!

В вестибюле возникла женщина с традиционной залаченной халой на голове и врожденным брезгливым выражением лица. Я, естественно, сталкивался с Ниной Ивановной Байковой и до этого. Особой нежности мы друг к другу не испытывали, но и до скандала дело не доходило.

– Ну, что – опять эта Пугачева разоряется?

У Аллы глаза сделались светлые-светлые, она побледнела, я даже испугался – никогда не видел ее в такой ярости.

– Так. Мне наплевать на ваших иностранцев, я требую свой номер! Что-нибудь в этой стране могут для меня сделать? То, что я прошу!

Байкова смотрела на нее с плохо скрываемым удовольствием: скандал был ее родной стихией, тут она чувствовала себя, как рыба в воде.

– Мы никого переселять из-за каприза какой-то певички не станем. Будете жить в том номере, какой вам выделили.

Алла, казалось, не верила своим ушам.

– Что? Повтори, что ты сказала?

– Что слышала. Мне за тебя платит государство, когда будешь сама платить – тогда и качай права.

Это уже было немереным хамством, и Алла потеряла над собой контроль.

– Да ты никто, и звать тебя никак! Если бы я сама платила и давала тебе взятки – ты бы по-другому разговаривала.

Байкова немедленно парировала:

– А ты так со мной не разговаривай, а то я на тебя живо управу найду.

Алла нашла в себе силы не сорваться на крик и ледяным голосом произнесла:

– Я вообще не собиралась с тобой разговаривать. Пошла вон отсюда.

Плотное кольцо людей вокруг нас явно разделилось на два враждебных лагеря, и кое-где стали вспыхивать дискуссии о том, кто же из двух спорщиц прав. Байкова оскорбленно развернулась и удалилась к себе в кабинет.

Мы тоже поднялись в номер, и едва дверь за нами захлопнулась, Алла неожиданно изменилась в лице и, потирая руки, торжествующе посмотрела на меня. Мне бы радоваться, что все кончилось, но настроение было препоганое: страшно не люблю оставаться в дураках и быть крайним – а тут мне грозили обе эти роли. Я не мог взять в толк, отчего внезапно улетучилась ярость Пугачевой, но как администратор, повидавший на своем пути многое, если не все, предчувствовал, что история на этом не закончится. И как в воду глядел.

Часов в шесть или семь вечера к нам в номер постучали и вошел майор милиции, представился сотрудником шестьдесят четвертого отделения, мило улыбнулся – черные зализанные волосы, сияющие ваксой сапоги.

– К нам поступил сигнал об инциденте. Надо разобраться. Я уже опросил всех свидетелей. Будет лучше, если вы сами дадите показания, в письменном виде.

Алла выслушала его вполне дружелюбно и, не вдаваясь в расспросы, изложила свою версию происшедшего на бумаге, я поступил так же. Майор откланялся, заверяя, что больше нас не потревожат…».

Свидетелем этих же событий оказался и поэт Илья Резник, который предпочел… не поддерживать Пугачеву. За что та на него сильно обиделась. По словам поэта: «Алла села в номере на каменный пол и говорит: „Все, я протестую! Илюшка, садись рядом“. Я сказал, что не сяду, не надо мне этого простатита. Знал, что она не права и все спровоцировала своим характером…».

Исходя из слов О. Непомнящего, получается, что Пугачева чуть ли не нарочно спровоцировала инцидент, чтобы лишний раз напомнить о себе публике. Если это правда, то певица явно не рассчитала своих возможностей: скандал обойдется ей слишком большой кровью. Думаю, знай Пугачева о последствиях этого происшествия, она бы сто раз подумала, стоило ли ей вообще затевать эту нелепую ссору.

Между тем Пугачева про то, что грядет, пока ничего не ведает. 25 августа она выступила в СКК имени Ленина в концерте вместе с Удо Линденбергом. Сразу после представления в компании друзей она отправилась в уже знакомую нам «Тройку». В разгар ужина хозяина заведения Вальдемара подозвали к телефону. Выслушав кого-то на другом конце провода, он положил трубку и с весьма озабоченным видом повернулся к Пугачевой.

– Алла, тут затеваются нехорошие дела, – сказал он после короткой паузы.

– Какие такие дела? – игриво спросила Пугачева.

– Мне только что позвонили из «Вечернего Ленинграда» и сообщили, что уже набраны гранки статьи про тебя.

– Ну и здорово! – засмеялась Пугачева.

– Да нет, статья не про концерт, а про тот скандал, что случился в гостинице. Разгромная статья.

Шум за столом мгновенно утих, все обернулись к Пугачевой. Она же выдержала эффектную паузу, после чего сказала:

– Разгромная, говоришь? Ну и замечательно. Давненько со мной никаких скандалов не было. Пусть печатают.

В те дни в стране в самом разгаре была перестройка, одним из главных орудий которой была гласность. СМИ соревновались друг с другом в публикации острых материалов на самые разные темы, в большой чести были разного рода фельетоны и статьи разоблачительного характера. Если подворачивался случай, прикладывали чуть ли не всех подряд невзирая на ранги и звания. Алла Пугачева тоже попала под эту «раздачу».

Главным застрельщиком очередной антипугачевской кампании стала газета «Советская Россия». Когда новость о происшедшем достигла Москвы и ТАСС получил задание разделать звезду номер один «под орех», первой из общесоюзных изданий («Вечерний Ленинград» читали только в Питере) согласилась это сделать именно эта газета. 25 августа там была помещена реплика одной из виновниц происшествия – Нины Байковой (подпись гласила, что она работает начальником службы размещения гостиницы, отличник «Интуриста»). Заметка называлась хлестко – «Звезда» распоясалась». Вот ее текст:

«Почти сутки ждал в гостинице „Прибалтийская“ люкс-апартамент, заказанный „Ленконцертом“ для Аллы Борисовны Пугачевой. Певица задерживалась. А когда она прибыла, то произошла история, которую меньше всего можно было ожидать.

Во-первых, певица в ультимативной форме потребовала, чтобы вместо номера 12 000 ей был предоставлен аналогичный номер 10 000. Объяснение, что в нем живут другие люди, на нее не подействовало.

– Выселите их!..

Не нашли отклика и другие весьма вежливые слова, обращенные к ней. Она обрушила на сотрудников службы приема (не преувеличиваю) матерную брань.

Не берусь описывать все, что произошло. За многие годы работы в «Прибалтийской» ни я, ни другие сотрудники ничего подобного не видели и не слышали.

Площадную брань, которая раздавалась в холле, были вынуждены выслушивать многочисленные гости, иностранные туристы, шоферы автобусов. «Досталось» при этом от певицы, которая кричала, что мучается за «грошовые заработки», и нашей стране, и Ленинграду…

Один из туристов прямо спросил меня:

– Неужели ей это сойдет?

Может быть, и сойдет. Мы виноваты: настолько растерялись, что не сообразили пригласить милицию. Но кто мог предполагать, что при встрече с Пугачевой ее помощь будет необходима?».

Концерты Пугачевой и Линденберга продлились до 26 августа, после чего звезда номер один вернулась в Москву. Отъезд совпал с телеграммой, которая пришла в Госконцерт из Ленинграда. В ней было всего несколько строк: «Отзовите из нашего города Пугачеву. Возмущены ее хулиганским (цитирую по оригиналу. – Ф. Р.) поведением и безобразием. Прочитали статью в «Ленинградской правде». Сдаем билеты, не хотим идти на ее концерт. Группа ленинградцев».

28 Августа к хору возмущенных голосов присоединилось одно из самых влиятельных печатных изданий страны – «Советская культура». На ее страницах была опубликована заметка ленинградского корреспондента Л. Сидоровского, озаглавленная «Концерт» в холле отеля». В ней кратко описывался инцидент в «Прибалтийской» и рассказывалось о «недостойном поведении» Пугачевой перед последним концертом в СКК – она не явилась на пресс-конференцию. Цитирую:

«А. Пугачева гордо прошествовала сквозь толпу журналистов, даже не кивнув в ответ на приветствия.

«Ну что ж, пообщаемся на пресс-конференции», – решили мы, направляясь в специально отведенное для этого помещение при спортивно-концертном комплексе. Однако из двух объявленных в пригласительном билете главных участников пресс-конференции на встречу с представителями местных и центральных газет, радио и телевидения явился лишь Удо Линденберг, популярный рок-певец из ФРГ. Слегка простуженный, не снимая черной кепки и черных очков, попыхивая сигаретой, некоторое время подождал свою капризную коллегу по выступлениям в Москве и Ленинграде, а затем вынужден был действовать, так сказать, в одиночку.

Что ж, мы не очень-то удивились этому демаршу А. Пугачевой, поскольку уже были наслышаны о том, что накануне случилось в гостинице «Прибалтийская»…

Ну, а на концерте, после того как была проигнорирована встреча с журналистами, «звезда» поносила на эстраде тех, кто отвечал за порядок в зале, не позволяя неистовым поклонникам чинить шабаш.

Может быть, этой публике и «концерт», устроенный их идолом в холле «Прибалтийской», тоже бы пришелся по душе?».

Весь конец августа Пугачева провела в Москве, практически безвылазно находясь дома. Каждый день к ней кипами приходили письма и телеграммы, авторы которых либо поддерживали ее, либо нещадно ругали. Во многие письма были вложены вырезки из газет, по которым можно было судить, что все публикации, касающиеся инцидента в «Прибалтийской», сплошь разгромные. Ни одно издание так и не попыталось встать на защиту звезды номер один, хотя сделать это было не трудно: достаточно было хотя бы предоставить ей слово на своих страницах. Однако в те дни игра пока велась в одни ворота.

2 Сентября Алла Пугачева покинула страну. К счастью, это был не бесповоротный отъезд от отчаяния (хотя такая мысль у певицы была), а всего лишь очередной гастрольный вояж: Пугачева улетела в Швейцарию, чтобы принять участие в фестивале «Швейцарская музыкальная неделя». Оттуда она отправилась в ФРГ.

Пугачева была еще за границей, когда в СМИ появилась одна из первых публикаций в ее поддержку. Статья называлась «Околозвездная» болезнь», она принадлежала перу журналиста Шота Муладжанова, который посетил Пугачеву перед ее отъездом в ФРГ на ее квартире, и была напечатана в газете «Московская правда». В ней наконец-то слово было предоставлено самой виновнице скандала. Пугачева сказала следующее:

«Публикация эта (о скандале в гостинице. – Ф. Р.) не только возмутила, но и очень удивила меня. Я-то ждала извинений от самих работников «Прибалтийской». Во-первых, никак не согласна с обвинением в сквернословии. Не было этого – и свидетелями тому могут выступить многие из присутствовавших. А потом – как-то странно «забыта» причина конфликта. Много раз, приезжая в Ленинград, я останавливалась в одном и том же номере этой гостиницы. Верю в приметы… А с этим номером связаны мои сугубо личные эмоции, которые в канун важного концерта имеют, согласитесь, не последнее значение. Когда собиралась выезжать из Москвы, получила подтверждение, что останавлюсь снова там же. Дорога получилась тяжелой, техника ломалась, очень устала от поездки. И, естественно, расстроилась, когда мне без объяснений вместо привычного номера дали другой. Спросила, нельзя ли как-то решить эту проблему, с жильцами поговорить. И услышала массу упреков, «обличений». Кому ж такое понравится?

А вот посмотрите еще одну, более пространную публикацию, – Алла Борисовна показывает мне вырезку из газеты «Вечерний Ленинград». – Тут меня укоряют в нежелании участвовать в пресс-конференции, ругают мои песни…

О времени пресс-конференции я узнала, уже придя готовиться к концерту. У меня привычка: начинаю подготовку за два, а то и за три часа до выступления. И как раз за два часа до начала решили организовать встречу с журналистами. Для меня это был невозможный вариант. Ну а Удо Линденберг и устроитель концертов Михель Гайсмайер в пресс-конференции участвовали. Разве этого недостаточно?..

Наконец, очень удивили меня и строки, связанные с дружинниками. Дело в том, что, как и на московских концертах, я предложила последнюю песню – о мире, дружбе – спеть всем залом. Энтузиастов пригласила подойти к сцене. И тут поднялась цепь дружинников, преградивших путь откликнувшимся на призыв зрителям. Сказалась старая болезнь – «как бы чего не вышло»…

Я прекрасно знаю, что кое-кого раздражает моя манера держаться на сцене, – с этими словами Алла Борисовна направляется к столику, где горой лежат письма. – Вот здесь меня хвалят – это тривиально. Я вам лучше покажу другие, где меня ругают…

– Вы почитайте, почитайте, – говорит Пугачева. – Тут узнаете, что я в роскоши живу неимоверной. Можете сравнить с «натурой». Вот это сделали мои друзья из ширмы, купленной в комиссионке, а вот это – из спинки старой кровати. Каждый может такую роскошь себе организовать.

Спорить было абсолютно не о чем – все на глазах, очевидно. А вот о чем подумалось: ведь представления-то превратные во многом продиктованы красивостью кинокадров. По ним судят издалека о личности, а кто-то подливает в этот огонь масло обычной зависти…

Нет, не в отношении к песням Пугачевой или к произведениям других «спорных» мастеров дело. Речь идет об уважении к личности «звезды», ее праву на самовыражение, личную жизнь, отнюдь не предназначенную для бесцеремонного афиширования. Чем знаменитость не заслужила этих прав? Для рядового-то человека они не кажутся сегодня исключительными…

«Столкнулись со „звездой“, „Звезда“ распоясалась», «Встреча со „звездой“ – это заголовки публикаций упомянутой серии. Уже сами по себе они наводят на мысль о возникновении некой „околозвездной“ болезни, симптомами которой являются нездоровый ажиотаж, „перемывание косточек“, ложно понимаемая смелость: как, мол, мы высекли знаменитость!..

Возможно, кое-кто возмутится, читая эти строки: «Ишь, защитник выискался!» А может быть, их и на самом деле надо как-то защищать от обывательщины – не только Пугачеву, но и других «звезд», чей блеск нервирует бесталанных? Тогда бы, наверное, истинные таланты не пропадали с телеэкрана и из концертных афиш, из выставочных каталогов и издательских планов на годы, чтобы вернуться потом в ранге незаслуженно обиженных. Нужно быть попросту осторожнее, деликатнее, когда дело касается творческой личности. А вкус… Он у каждого – свой».

Эта была первая ласточка отката назад – кампании в защиту Пугачевой. Возможным это оказалось только после вмешательства в ситуацию главного идеолога перестройки Александра Яковлева. По его же словам: «Я тогда разозлился здорово. Пугачеву мне стало просто по-человечески жалко. Я звонил в Ленинград, стыдил людей. Я объяснял им, что мне все равно – ругалась она там или, может, дралась – но так травить нельзя. По моей инициативе тогда стали появляться ответы в газетах».

Тем временем 12 сентября задний ход в пугачевском скандале сделала «Советская культура». В статье «Восхождение… к скандалу?» М. Игнатьева писала:

«Я видела Аллу Борисовну Пугачеву в самых разных программах, в разных залах, очень много беседовала с ней – дома, за кулисами, в гостиницах. Разная она бывает, не говорю по отношению ко мне, а к другим людям, к окружающим, к коллегам, к журналистам. Да, случается, что недостает ей выдержки, такта, бывают и гонор, и капризы, и грубость. Но одного концерта, одного выступления на сцене Московского Художественного театра было достаточно, чтобы убедиться: у этой певицы глубочайшая душевная щедрость, духовная красота – все, так далеко упрятанное под привычным обликом освобожденной от условностей, развязной женщины. На том концерте благородство было в ней, и строгость, и удивительный талант трагедийной актрисы, о котором восторженно сказали Ангелина Степанова, Ирина Мирошниченко, Олег Ефремов, поздравляя Аллу Борисовну после концерта…».

Между тем практически сразу после возвращения из ФРГ Пугачева отправилась на гастроли в Сочи. Ехать туда ей не очень-то хотелось из-за все той же газетной свистопляски, но это было делом чести – концерты эти были объявлены заранее, и билеты на них были уже раскуплены. Концерты проходили в зале «Фестивальный» при переполненных залах. Пугачева продолжала оставаться звездой номер один, даже несмотря на титанические усилия недоброжелателей спихнуть ее с пьедестала. По данным «Росконцерта», за первое полугодие 1987 года Пугачева принесла прибыль в сумме 232 тысячи рублей.