Скандалы советской эпохи.

1967.

Его звали не Роберт. (Олег Стриженов).

Всесоюзная слава актера Олега Стриженова взяла старт в середине 50-х, когда он сыграл роль Овода в одноименном фильме Александра Файнциммера. После этого актер записал на свой счет еще несколько заметных ролей в кино, однако затем попросту пропал из поля зрения кинозрителей, снимаясь от случая к случаю. Многие поклонники Стриженова тогда ломали голову, в чем же дело. Кто-то грешил на сложный характер актера, другие подозревали в этом влияние «зеленого змия». Между тем доля истины была в обоих этих предположениях. В качестве примера приведу скандальную историю, которая произошла с Олегом Стриженовым во время съемок комедии «Его звали Роберт», которая снималась на «Ленфильме» в конце 1966 – начале 1967 года.

Фильм снимал молодой режиссер Илья Ольшвангер, и Стриженов играл в нем сразу две роли – робота Роберта и его создателя, молодого ученого. Какое-то время съемки фильма шли вполне благополучно, после чего начались конфликты между Стриженовым и режиссером: сначала творческие, потом переросшие в личные. В итоге, когда до конца съемок оставались считаные недели, Стриженов сорвался. Вот как это было отражено в документах – в докладной записке директора «Ленфильма» И. Киселева руководству Госкино, датированной январем 1967 года:

«Прибыв в Ленинград на съемки 9—10 декабря, Стриженов, будучи в нетрезвом виде, отказался приехать на работу, грубо оскорбил приехавшего за ним в гостиницу старшего администратора. На телефонный вызов непристойно оскорбил ассистента режиссера, а поехавшего за ним директора картины не впустил к себе в номер. 16 декабря он явился на съемку объекта «квартира Геннадия» пьяным, а на вечернюю съемку инфраэкрана явиться отказался, несмотря на предварительную договоренность. 21 декабря на вызов группы отказался приехать на съемки из Москвы, сославшись на заболевание, а на телеграмму директора студии с требованием сообщить сроки приезда и представить больничный лист – Стриженов ничего не ответил и бюллетень не представил. 27 декабря, прибыв на съемку объекта «туалетная комната», по телеграмме МХАТа, после съемки в тот же день выехал в Москву на 28 декабря, а на 29–30 декабря приехать отказался, несмотря на договоренность дирекции студии с режиссерским управлением МХАТа.

Вновь согласованный с артистом Стриженовым план дальнейших съемок был сорван из-за отказа Стриженова приехать на съемки в согласованный срок. 18 января 1967 года Стриженов прибыл в Ленинград для съемок последнего объекта «театр» с участием более 400 человек массовки и многих актеров, но до 15 часов в студию не явился и не звонил, после чего за ним был специально послан заместитель директора картины Гумберто О. В. На всевозможные уговоры и просьбы приехать на съемку Стриженов ответил грубой бранью в адрес всей группы и дирекции, а также всяческими нецензурными словами оскорбил заместителя директора Гумберто и от съемок отказался. Студия была вынуждена трудовое соглашение с артистом Стриженовым расторгнуть».

В результате этого скандала Стриженова наказали по полной программе: объявили ему строгий выговор с предупреждением, удержали 1 / 3 его месячной зарплаты и полностью лишили постановочного вознаграждения. Кроме этого, актера сняли с учета актерского отдела киностудии «Ленфильм» и категорически запретили всем съемочным группам студии приглашать Стриженова для участия в съемках. Что касается фильма «Его звали Роберт», то Стриженова все-таки обязали досняться в нем несмотря на то, что он сильно этого не хотел. Однако и сопротивляться давлению Госкино было опасно: в таком случае актера вообще вышибли бы из профессии (такие случаи в советском кино редко, но случались: например, актера Владимира Трещалова, сыгравшего роль Лютого в «Неуловимых мстителях», за проступки, идентичные тем, что совершал Стриженов, выгнали с работы, и он в течение нескольких лет работал… водителем троллейбуса, ходившего по маршруту от киностудии «Мосфильм» до Киевского вокзала).

Кстати, фильм «Его звали Роберт» получился не таким уж и провальным, во всяком случае в прокате он пользовался большим успехом и собрал почти 20 миллионов зрителей. Более того, он был отмечен призами на фестивалях в Триесе (1968) и Милане (1969). И, глядя на игру Стриженова в этом фильме, никто из зрителей даже не мог себе представить, каких мук стоило актеру участие в этой непритязательной комедии.

Семеро против одного. («Начальник Чукотки»).

Этот фильм по праву считается классикой советского кинематографа. Однако мало кто знает, что незадолго до его выхода на широкий экран вокруг него разгорелся скандал, который едва не стал поводом к тому, чтобы фильм запретили. Что же случилось?

Фильм был закончен производством в самом конце 1966 года и в начале следующего года должен был выйти в прокат. Беды ничто не предвещало, поскольку картина была достаточно легко принята как на самом «Ленфильме», так и в Госкино. Как вдруг 14 марта 1967 года на свет родилось «письмо семерых». В лице последних выступили: заведующий лабораторией истории Северо-восточного комплексного научно-исследовательского института, кандидат исторических наук Н. Диков, научный сотрудник, кандидат исторических наук С. П. Нефедова, кандидаты исторических наук Б. И. Мухачев, И. С. Гарусов, Г. Г. Рощупкин, В. В. Леонтьев, У. Г. Попова. Свое послание они адресовали по трем адресам: начальнику Главного управления кинофикации и кинопроката Крейлю, секретарю Магаданского обкома КПСС И. Н. Каштанову и режиссеру-постановщику фильма «Начальник Чукотки» Виталию Мельникову. В своем письме историки писали следующее:

«Уважаемые товарищи!

В газетах «Магаданская правда», «Камчатская правда», «Советская Чукотка» и, наконец, в газете «Правда» от 24 февраля с. г. опубликовано сообщение о выходе в свет кинофильма «Начальник Чукотки» с освещением его содержания.

Эти сообщения были обсуждены на заседании лаборатории истории СВКНИИ Сибирского отделения Академии наук СССР.

Считаем нужным сообщить вам следующее.

Общее мнение историков института о содержании кинофильма:

1) Кинофильм грубо искажает историческую правду об установлении Советской власти на Чукотке. Советская власть на Чукотке устанавливалась не подростком, не знающим жизни, не имеющим никакого опыта революционной борьбы. Первыми представителями Советской власти были большевики А. М. Бычков и Г. Г. Рудых, уполномоченные Камчатского областного исполкома, которые проработали на Чукотке два года. А. М. Бычков явился прототипом главного героя фильма. В действительности ничего общего с историческим лицом последний не имеет.

Постановщики фильма во время пребывания в Магадане были у нас в институте. Их ознакомили с действительной историей работы уполномоченного Камчатского облисполкома на Чукотке, основанной на документальных материалах. Но сценаристы предпочли избрать для сюжета фильма свой, надуманный вариант, в котором не видно руководящей роли Коммунистической партии в борьбе за власть Советов на Чукотке, классовой борьбы. Действия «начальника Чукотки» часто граничат с безрассудностью мальчишки.

На это приходится обращать особое внимание потому, что в основу сценария, как говорится в газетных сообщениях, положен «подлинный факт из биографии А. М. Бычкова – одного из первых деятелей Советской власти на Чукотке» (см. «Правда», № 55, 24 февраля 1967 года).

2) Постановщики фильма решили показать установление Советской власти на Чукотке. Но, увлекшись комическими ситуациями, они, на наш взгляд, не достигли цели. Все сложные вопросы революционной борьбы в специфических условиях северо-востока в фильме упрощены и часто грубо извращают действительность. «Начальнику Чукотки» в фильме все очень легко удается. Не имеющий жизненного опыта мальчишка учит чукчей, выросших здесь и приспособившихся к суровой северной природе. Чукчи показаны чрезвычайно наивными.

Наши враги – колчаковцы, капиталисты США – в фильме представлены добродушными людьми, безропотно выполняющими распоряжения подростка. Американцы выплачивают ему пушной налог в четырехкратном размере по сравнению с установленными облисполкомом (40 % вместо 10 %). Кстати, у колчаковца «начальнику Чукотки» незачем было консультироваться по поводу взимания налога с иностранцев: колчаковцы вообще ликвидировали все налоги с иностранцев на северо-востоке.

Действительные исторические лица А. М. Бычков и Г. Г. Рудых работали на Чукотке с 1920 по 1922 г. Постановщикам фильма зачем-то потребовалось послать на Чукотку одного из них и только в 1922 году на несколько месяцев.

Сумма в 1 миллион долларов, якобы собранная «начальником Чукотки» с торговцев, поистине астрономическая. Как свидетельствуют архивные документы, всего было собрано 6000 долларов, из которых 3000 было послано в Петропавловск, а около 2500 долларов золотом Бычков привез в Москву.

Комические ситуации в фильме порой надуманны до нелепости. Петух, курятник для Чукотки тех лет – игра воображения человека, совершенно не знающего местные условия.

Таким образом, фильм, претендующий на исторический показ важных событий и посвященный 50-летию Советской власти, не только не дает хоть сколько-нибудь приближенной к действительности картины, но и до крайности ее извращает. Это снижает роль фильма в воспитании советских людей сегодня на революционных традициях Октября. Кроме того, в случае просмотра этого фильма зарубежным зрителем наивность в показе борьбы за власть Советов на северо-востоке будет истолкована не в нашу пользу.

Поэтому мы предлагаем:

1) Снять в фильме посвящение 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции.

2) Не подчеркивать, что фильм имеет основой действительные события, происходившие на Чукотке в годы Гражданской войны, и связан с подлинными лицами. Комедия «Начальник Чукотки» – не более чем рядовой развлекательный фильм, не заслуживающий быть в числе юбилейных.

Трудящиеся Магаданской области знакомы с подлинной историей борьбы за власть Советов на Чукотке по многочисленным публикациям, поэтому появление кинофильма «Начальник Чукотки» на экранах области может вызвать лишь досаду и недоумение».

Первым на это письмо отреагировал режиссер-постановщик фильма Виталий Мельников. Его ответ датирован 25 марта 1967 года. Цитирую:

«Получил копию письма, направленного вами в кинопрокат и Магаданский обком КПСС. Скажу честно, это первый случай в моей практике и, вероятно, в практике кинематографистов вообще. Вы сумели обсудить и даже осудить фильм, которого еще не видели… Действие фильма можно было бы перенести на любую географическую широту, потому что главное в нем не исторические события, а характер героя, его бескорыстие, чистая вера в коммунистические идеалы. Прототипом героя можно считать не только Бычкова, но и Лазо, Гайдара и тысячи других, оставшихся неизвестными, молодых солдат революции. История Бычкова – всего лишь повод, а не „основа“ нашего кинорассказа.

А теперь конкретно:

А) «Сложные вопросы революционной борьбы в условиях Северо-Востока» в картине вообще не затрагиваются.

Б) «Начальник Чукотки» не учит чукчей. Скорее наоборот.

В) Никакого колчаковца в фильме нет. Есть Храмов – бывший царский чиновник, приспособленец, пересидевший все власти и всем служивший.

Г) Цитирую вступительную надпись к фильму: «Об этом уже сообщали в „Известиях“ уполномоченный по Чукотке А. Бычков в 1922 году и журналистка Ирина Волк в 62-м году…» Такая надпись вовсе не означает, что события, происходящие в фильме, относятся только к 1922 году и что героем является сам Бычков. Более того, надпись заканчивается шутливым авторским предупреждением: «Нам остается изложить некоторые непроверенные подробности». Согласитесь, что в такой ситуации смешно сопоставлять истинные происшествия и вымышленные, а также выяснять, в каком году поселились на Чукотке куры. Впрочем, все это вы могли бы обнаружить сами, посмотрев фильм. И тут пора перейти к этической стороне дела.

Дорогие кандидаты наук и просто научные сотрудники! Не думаю, чтобы вы решились обсуждать чей-либо ученый труд, ознакомившись только с газетной заметкой о выходе этого труда из печати. Так не бывает, верно? Почему же вы с таким легкомыслием вторгаетесь в сферу не менее сложную и менее вам знакомую? Предположим, что кино и все такое прочее вы не принимаете всерьез. Бывает. Но ведь вы обращаетесь с письмом в государственные учреждения, по существу ни на чем не основывая своего мнения. А это уже серьезно.

Обращает на себя внимание тон и характер ваших аргументов. «Поступки начальника Чукотки, часто граничащие с безрассудностью мальчишки…» в вашем письме хитроумно связываются с «отсутствием руководящей роли Коммунистической партии». Не употребляйте всуе больших слов и понятий, дорогие товарищи! В далекое, трудное время, когда нужно было начинать все сызнова и строить никем не виданное и строенное, когда рабочий становился министром, а 16-летний Гайдар командовал полком, в то великое время нередко случались поступки, «граничащие с безрассудностью мальчишки». Историкам полагается это знать.

Далее. Что вы подразумеваете под словами «развлекательный фильм»? Занимательный, что ли? Или просто комедию? Тогда должен вам сообщить, что комедии бывают не только развлекательные. И почему комедия не может быть юбилейным фильмом? Странно это. На нашей студии только что кончена кинооперетта «Свадьба в Малиновке». Она посвящена 50-летию Советской власти. Бейте тревогу, пока не поздно.

Вас беспокоит зарубежный зритель. Не надо, не беспокойтесь. Враги встретят картину враждебно, друзья – так, как надо. Говорю это с полной уверенностью, потому что при мне фильм смотрели представители ЦК Польской объединенной рабочей партии. «А что скажут за границей?» – вредный аргумент. С его помощью можно запретить любую комедию, фельетон, любую критическую статью и много чего еще.

И, наконец, последнее. Вы заканчиваете письмо сакраментальным, ставшим уже достоянием эстрады заявлением: «Народ не поймет. У трудящихся будет досада и недоумение». Вы скромны и говорите только от имени трудящихся Магаданской области. Напрасно. Действуйте смелее, от всего советского народа!

Грустно все это, дорогие друзья. Я не защищаю фильм. Он может нравиться или нет. О нем можно спорить письменно и устно. Это естественно. Но ваше письмо к такому спору отношения не имеет. Сожалею».

Спустя 5 дней – 30 марта – свой ответ историкам выдали высокие киношные чиновники. Член сценарно-редакционной коллегии И. Чекин сообщил им следующее:

«Комитет по кинематографии при Совете министров СССР ознакомился с Вашим (т. Диков) письмом, подписанным рядом сотрудников Научно-исследовательского института. Не вызывает никакого сомнения серьезность высказанных Вами замечаний по фильму „Начальник Чукотки“, хотя по замыслу, который был положен в основу будущего фильма, предполагал создание фильма революционной романтики. В образе главного действующего лица, временного начальника Чукотки, хотелось увидеть юношу, беззаветно преданного делу Советской власти, и не ребяческое безрассудство руководит его поступками, а желание утвердить принципы честности и верности.

Мы не вступаем с Вами в полемику по Вашему письму, и, надо полагать, в целом ряде Ваших принципиальных соображений по фильму содержится справедливая критика.

Видимо, увлечение комическими ситуациями где-то и сняло достоверность того, что было по жизни, по воспоминаниям тех, кто еще помнит это время или ведет историю края. Наиболее серьезные претензии к фильму сводятся к тому, что авторы картины упростили революционную борьбу в суровых условиях северо-востока и показали чукчей в крайне наивном освещении.

Письмо Ваше предложено обсудить на киностудии «Ленфильм» и сообщить Вам все решения, которые будут студией приняты по выводам, предлагаемым в Вашем письме…

Благодарим Вас за внимание, проявленное к нашей кинематографии и специальный разбор просмотренного Вами фильма».

Как и было обещано, письмо историков было обсуждено на «Ленфильме». И практически все присутствующие выступили в поддержку картины. Так фильму был дан «зеленый свет». 21 апреля 1967 года «Начальник Чукотки» вышел в широкий прокат. За год его посмотрело 15,7 млн зрителей. Однако серьезных призов картина так и не удостоилась, поскольку комедии на революционную тему в верхах все-таки не приветствовали. Поэтому награда у картины была одна: в 1968 году творческий коллектив фильма был удостоен приза ЦК ВЛКСМ «Алая гвоздика» за лучший… детский фильм на Всесоюзной неделе детского фильма.

Драка у аэровокзала. (Виктор Кузькин).

В начале 1967 года в эпицентре громкого скандала оказался популярный хоккеист Виктор Кузькин. С 1958 года он играл в столичном ЦСКА (сначала на позициии нападающего, потом защитника) и за эти годы добился в его составе больших успехов: семь раз становился чемпионом СССР, трижды завоевывал в составе армейского клуба Кубок страны. С 1963 года Кузькин стал привлекаться в состав сборной Советского Союза и за это время четырежды становился чемпионом мира и Европы и один раз выиграл Олимпийские игры (1964). Короче, наград у Кузькина было вагон и маленькая тележка. Однако из-за скандала-67 спортивная карьера прославленного хоккеиста едва не закатилась.

Инцидент случился аккурат накануне очередного чемпионата мира и Европы в Вене, куда Кузькин должен был отправиться в середине марта. Хоккеист был приглашен одним из своих друзей на день рождения, который отмечался в ресторане аэровокзала. Торжество прошло вполне благопристойно, после чего, ближе к полуночи, гости стали медленно расходиться. Кузькин покидал ресторан одним из последних и, когда вышел на улицу, стал свидетелем потасовки, которая происходила на остановке такси. А произошло там следующее.

Кто-то из гостей решил добираться до дома на такси, благо на площади машин с шашечками стояло несколько. Однако ни один из таксистов везти подвыпивших мужчин в разные концы города не решился. Будущих пассажиров сей факт возмутил, и началось выяснение отношений. Причем если сначала разговор шел в спокойных тонах, то потом он стал приобретать черты бурного выяснения отношений. А закончилось все элементарной дракой, на которую с разных сторон стали сбегаться толпы мужчин: как гостей, шедших с дня рождения, так и таксистов. Не мог остаться в стороне от этого процесса и Кузькин. Однако, когда он подбежал к дерущимся, драка уже заканчивалась. Причем без крови не обошлось: кто-то из гостей, отобрав у таксиста монтировку, ударил ею одного из противников по голове. Именно сей факт и усугубил ситуацию. Когда к месту происшествия подбежали милиционеры, которые дежурили неподалеку, они арестовали всех, кто был поблизости, в том числе и Кузькина.

Когда всех задержанных привели в отделение милиции, «разбор полетов» продолжался недолго. Милиционеры попросили раненого таксиста указать на того, кто его ударил, а тот возьми и заяви: дескать, в лицо его не запомнил, но роста он был небольшого. А из всех задержанных самым низеньким (это при росте в метр восемьдесят!) оказался Кузькин. На него и навешали всех собак.

Когда бумага из милиции пришла в ЦСКА, Кузькина было решено наказать по самой полной программе. Тренер армейцев Анатолий Тарасов, который отличался крутым нравом, поставил вопрос ребром: гнать Кузькина из хоккея в шею. И погнали бы, если бы за спортсмена не заступился председатель Спорткомитета Алехин. Именно он настоял на том, чтобы хоккеисту дали шанс реабилитироваться и включили его в состав сборной страны, отправляющейся на чемпионат мира. Правда, отправится туда Кузькин в ранге «рядового» – звание заслуженного мастера спорта с него все-таки снимут. Но он его быстро вернет. Поскольку наши завоюют «золото», а сам Кузькин забросит на чемпионате две шайбы, «заслуженного» ему вернут практически сразу после возвращения на Родину.

Певец в опале. (Муслим Магомаев).

За те годы, что прошли с тех пор, как распался СССР, об этой великой стране разного рода «исследователями» были написаны и рассказаны горы всевозможных небылиц. О том, что жизнь там была серая и унылая, что свободомыслящим людям там буквально нечем было дышать, а талантливые люди всячески затирались и преследовались. Короче, сплошная чернуха. На самом деле все это по большей части выдумки, имеющие к правде отдаленное отношение. На самом деле жизнь в СССР была достаточно разноцветная и насыщенная, а талантливых и выдающихся людей было в десятки раз больше, чем в сегодняшнее самое пресвободное капиталистическое время. Если, к примеру, задаться целью и начать перечислять имена этих людей (а сюда войдут не только представители литературы и искусства, но также видные ученые, спортсмены и т. д.), то этот список займет не одну страницу текста. Причем речь идет именно о талантливых и выдающихся людях, а не о раскрученных с помощью СМИ, чего в советские годы вообще не было. «Феномена Ксении Собчак» там никогда отродясь не могло быть по определению.

Сетования критиков на то, что талантливых людей в СССР власти мало ценили и не позволяли им зарабатывать столько, сколько им захочется, тоже притянуты за уши. Практически все советские знаменитости жили в десятки раз лучше рядовых граждан, но это абсолютно не сказывалось на отношении последних к ним – кумиров в СССР боготворили по-настоящему. Им прощали все, в том числе и более сытую жизнь, чем у народа. Один из таких ярких примеров – уже известный нам певец Муслим Магомаев, который во второй половине 60-х превратился чуть ли не в национального кумира (отметим, что он был азербайджанцем, жил в Москве, но кумиром являлся для всей многонациональной страны).

Популярность Магомаева была связана прежде всего с песнями другого интернационального кумира – армянского композитора Арно Бабаджаняна, который в 60-е годы считался «королем шлягера». В исполнении Магомаева огромным успехом пользовались его песни: «Песня о Москве» (кстати, запрещенная Н. Хрущевым как твист), «Королева красоты», «Чертово колесо», «Свадьба», «Не спеши» и др. Выступая с таким «звездным» репертуаром, Магомаев довольно быстро превратился в Советском Союзе в «гастролера № 1» – певца, за обладание которым боролись все филармонии страны. Вспоминает Ч. Садыхов:

«На гастролях я со своей супругой Джейран собирал магомаевские гонорары. За каждое выступление на стадионе Муслим получал по ведомости ровно 537 рублей (отметим, что средняя зарплата по стране тогда составляла 120 рублей. – Ф. Р.). Так вот, 37 рубликов мы ему оставляли, а 500 отнимали, на время, естественно. При этом я открыто заявил певцу: «Муся, я тебе их не дам!» За четырехмесячные гастроли, например, собрали таким образом 11 тысяч рублей. Джейран иногда с упреком говорила: «Берешь меня на гастроли отдохнуть, а не для того, чтобы я не спала, зная, что под подушкой лежат такие деньги».

Ажиотаж вокруг концертов Магомаева был фантастический. Представьте стадион тысяч на 40–60. Кончается концерт. На гаревую дорожку выезжает «уазик» с открытым верхом. Мы с Мусей встаем в него и делаем традиционный круг почета. Народ сбегает с трибун, никакая милиция с этим справиться не в состоянии. «Уазик» поднимают и несут на руках. Клянусь! И мужики, и бабы – все несли. Однажды в Одессе так подняли «Волгу», в которой сидели я, Джейран, Муслим, его очередная пассия и водитель. И не просто подняли, а резво понесли до самой гостиницы «Красная», в которой мы тогда жили. Я не поленился, подсчитал, оказалось, машина находилась в воздухе почти три километра.

Потрясающий случай произошел в Молдавии, в Бендерах, кажется. Отработав концерт, возвращаемся в гостиницу часов в 11 вечера. Поднимаемся в номера. Вдруг – громкие крики. Выхожу на балкон. Гляжу, на соседнем стоит Муслим, а перед гостиницей огромная толпа. Люди кричали, что они не сумели попасть на концерт, и просили его спеть. Муся говорит: «Чина, сходи за аккордеоном, пожалуйста». И в течение часа с балкона 4-го этажа под мой «походный» аккомпанемент Магомаев давал бесплатный концерт…».

Между тем не всегда эти гастроли приносили певцу одно только удовлетворение, случались и неприятности. Об одном из таких случаев рассказывал Павел Леонидов, в 60-е годы известный в отечественной эстраде поэт-песенник («Тополиный пух», «Школьный вальс», «Звезды России» и др. песни) и администратор.

Эта история произошла в 1967 году. Леонидов решил организовать гастроли Магомаева в нескольких городах Союза: Ростове-на-Дону, Донецке, Краснодаре, Черновцах. При этом певцу было обещано за один сольный концерт на стадионе платить по 600 рублей (огромные деньги по тем временам). Магомаев согласился и с триумфом провел эти гастроли. Однако об этом стало известно чиновникам в Баку, и те немедленно телеграфировали в ЦК КПСС: «На каком основании Магомаев получает такие деньги?!» После этого за дело взялся заместитель министра культуры СССР Василий Кухарский. Он вызвал к себе Леонидова и Магомаева и устроил им настоящий разнос. «Это как изволите понимать? – кричал Кухарский на прибывших, не давая им опомниться. – Я, замминистра, получаю в месяц 700 рублей, а какой-то певец за один сольный концерт на сто рублей меньше! Вы что, охренели?! Да сам Шаляпин у царя столько не получал!».

Леонидов сделал попытку оправдаться, объяснив, что действовал согласно существующим правилам. «Вы же сами, Василий Феодосиевич, подписали приказ, что артисту, выступающему на стадионе, платить три ставки. Вот я взял и умножил двести на три. Получилось шестьсот рублей…».

Однако это объяснение еще больше распалило Кухарского (еще бы, ведь тогда выходило, что во всем виноват он сам), и он вынес свое суровое решение: Магомаеву в течение года запрещается концертировать по стране, ему разрешено петь только в составе труппы Бакинского театра оперы.

К счастью для певца, его опала продлилась всего лишь девять месяцев. Причем на помощь певцу пришел всемогущий КГБ. В те дни приближался его 50-летний юбилей, и на торжественном концерте должны были выступить «сливки» отечественной эстрады. Естественно, без Магомаева обойтись было никак нельзя. Однако когда ему позвонили домой и сообщили о приглашении, он ответил: «С превеликим удовольствием, но министерство культуры вряд ли разрешит». «Не волнуйтесь, Министерство мы возьмем на себя», – прозвучал в телефонной трубке важный баритон. И действительно – проблема была улажена в два счета, и опала Магомаева благополучно завершилась.

«Одумайся, Валерий!». (Валерий Воронин).

В начале 60-х годов Валерий Воронин был одним из самых популярных советских футболистов. Его тогда называли «принцем советского футбола». Однако, рано познав пьянящий вкус славы, Воронин все чаще и чаще стал позволять себе вольности со спиртным. Гостеприимный ресторан ВТО, где собиралась богема столицы, стал его родным домом. С молодой мировой знаменитостью считали за честь познакомиться даже отпрыски влиятельных особ, включая и дочь Леонида Брежнева – Галину. Воронину все это льстило и все сильнее кружило голову. Друзья и коллеги Воронина по спорту долго взирали на «шалости» кумира, но после очередного скандала их нервы не выдержали. О перипетиях этого скандала вспоминает второй его участник – тогдашний футболист столичного «Спартака» Михаил Посуэло:

«Пришел я на матч „Торпедо“ – „Нефтчи“ на Валерку Воронина посмотреть. А он не играет. Вдруг вижу – откуда-то карабкается. Решили отметить встречу. Гульба шла по всей Москве. Попали в валютный бар „Националя“. Сидим, пьем шампанское. И вдруг „бригадмильцы“-кормильцы. Бригада милиции то есть. „Откуда у вас валюта?“ Я им разрешение показываю: для отца часто приходилось деньги менять (отец у Посуэло был испанец. – Ф. Р.). Они Валерку спрашивают. Он говорит: «А я люблю валюту в кармане держать». – «Ах так?» Нас крутят, ведут к Моссовету, где-то там у них был штаб. Идем, а Валерка говорит: «Миш, давай их на скорость проверим?» И как рванем. Остановились метрах в тридцати: «Чего вы, ребята? Догоняйте». Ну, мы бегать больше не стали, пошли в участок.

Валерка как достал свое удостоверение заслуженного – они сами прощения попросили. Да еще шампанского принесли. Вышли, поехали к знакомому художнику на Таганку. Утром решили пивка выпить с сушечкой. Ларек. Пьем пиво. И дождик накрапывает. Я говорю: «Дождик идет. А в Сочи дождика нет». Валерка: «А что же мы, дураки, здесь делаем?» В машину, аэропорт – и в Сочи. Интересная эпопея. Три дня там были. А Валерке за сборную играть. А мы на море. В гостиницы не селились – чтобы не засекли. Сняли сарай у бабки. Железные кровати, матрасы на них, и все. Днем особенно не светились. Гуляли в основном ночью. У нас все было культурно. Мы и с девчонками всегда вели себя элегантно.

Когда вернулись, договорились: ты меня не видел, я – тебя. Разбежались. Валерка – в сборную, я – в баню. Иду, навстречу Игорь Численко: «Как на море-то? Чего меня не взяли?» Я говорю: «Игорек, какое море? Ты о чем?» Он: «Да ладно, все знают, что вы на море с Валеркой были». Прихожу на работу, на завод Лихачева. «Миш, ты где был-то?» Говорю: «Болел. Консервами отравился». А Валерка еще подсказал, где справку взять. Я справку отдаю, а Вольский, парторг завода, мне на это: «Ну, ты хорошо травишься! Чем, осетриной?» Я: «Какой осетриной? Килькой в томатном соусе». А он пачку фотографий на стол. Кто-то с завода был в Сочи и заснял нас во всей красе: с шашлыком и «Киндзмараули». «Ну, – говорю, – извините, виноват». И пошел. В Сибирь…».

Посуэло после этого скандала действительно вынужден был уехать из Москвы в Читу, где устроился работать на шахту. Воронина тоже по головке не погладили – хорошенько пропесочили в центральной прессе. 25 августа 1967 года в «Комсомольской правде» было напечатано открытое письмо комсорга сборной СССР по футболу и коллеги Воронина по столичному «Торпедо» Анзора Кавазашвили. Письмо называлось хлестко: «Одумайся, Валерий!» Привожу его текст полностью:

«Я решил написать тебе, Валерий, хотя, в общем-то, странно прибегать к такому способу общения, живя в одном городе, играя в одной команде, которая всегда была для нас вторым домом. Впрочем, с некоторых пор коллектив твоих товарищей по команде, кажется, стал тяготить тебя. Образно выражаясь, ты сегодня превратился в „блуждающего полузащитника“, а говоря точнее – пустился в бега от коллектива и семьи. Некогда комсомольский вожак команды, ее капитан, ты нынче забыл о чести спортсмена, о добром имени многотысячного коллектива физкультурников автозавода имени Лихачева.

Не так давно ты совершил самовольный вояж на Черноморское побережье. Как и прежние твои подобного рода отлучки, сошел он тебе с рук. Еще бы, «Воронин есть Воронин», считают иные руководители Центрального совета спортобществ, курирующие наш футбол. Подобное потакание и привело к тому, что снова фамилия Воронин, а заодно и столь дорогое и близкое всем нам имя «Торпедо» склоняются на все лады. Клуб действительно переживает трудное время: в этом сезоне нам редко удавалось показывать свою «торпедовскую игру» (на момент появления письма «Торпедо» занимало 8-е место. – Ф. Р.). Причин тому немало. И вот чтобы разобраться в каждой из них, несколько дней назад все игроки коллектива вместе с партийным, профсоюзным и комсомольским активом завода обсуждали положение дел в команде. Все без исключения ребята пришли на это собрание. Не было среди них только тебя, Валерий. А ведь к твоему слову, слову ведущего игрока, члена сборной команды страны, конечно, прислушались бы молодые футболисты.

Признаюсь, меня твое отсутствие огорчило, но не удивило. Это не единственный случай, когда ты подвел коллектив. Вспомни, что ты не явился на наш недавний кубковый матч с московским «Динамо», вынудив тем самым выйти на поле травмированного Стрельцова, которому врачи запретили пока выступать. Конечно, мы могли бы проиграть этот матч и вместе с тобой, как терпели поражения в этом сезоне, выступая в своем лучшем составе. Но сейчас речь не о потерянных очках, забитых и пропущенных голах, а о тебе, нашем товарище, сбившемся с пути. Мне долго не было понятно, чем ты руководствуешься в своих поступках. Но сегодня я знаю точно: только одним – сознанием полной своей безнаказанности.

Тебе многое прощается, Валерий. Прощали тебе прошлые твои грехи прежние тренеры. Но каждый раз, дав очередное обещание исправиться, ты вновь и вновь подводил и их, и команду. Так ты подвел сейчас и нашего наставника. Кстати, вспомни, ты был одним из первых, кто назвал кандидатуру нового тренера Валентина Кузьмича Иванова, своего недавнего партнера по «Торпедо» и сборной команды страны. И вот первым ты и наносишь ему удар.

Было время, когда мы любовались твоей игрой, гордились тобой, узнав о твоем включении в состав сборной команды Европы. Но столь громкая слава оказалась для тебя непосильной ношей.

В редакции «Комсомольской правды» мне показали немало писем любителей футбола с одним вопросом: «Что случилось с московским „Торпедо“, и почему в последних матчах не выступает Валерий Воронин?».

Думаю, что лучше всего на них сможешь ответить ты сам, если сумел за это время дать правильную оценку своим поступкам».

От коллектива редакции это письмо прокомментировал Ю. Арутюнян. Приведу лишь небольшой отрывок из этой публикации: «…Я убежден, что автозаводцы найдут в себе силы не только подняться выше в турнирной таблице, но и поднять вместе с собой тех футболистов, которые, подобно Валерию Воронину, так низко опустились. Ну а если Валерий не примет протянутой руки товарищей, от имени которых к нему обратился Анзор, то пусть пеняет на себя. Когда-то „Торпедо“ вышло из прорыва, потеряв шесть игроков. Сейчас же речь идет об одном. Пусть даже таком знаменитом, как В. Воронин».

К сожалению, эта публикация так и не смогла изменить траекторию трагической судьбы Валерия Воронина. Спустя девять месяцев после ее выхода – в мае 1968 года – Воронин, находясь в нетрезвом состоянии за рулем собственной «Волги», попал в тяжелую автокатастрофу близ Коломны. Состояние футболиста было критическим, во время операции у него дважды наступала клиническая смерть. Но врачи все же спасли жизнь 29-летнему спортсмену. Правда, о продолжении карьеры футболиста теперь можно было забыть навсегда. А для человека, который единственным смыслом жизни считал для себя футбол, этот вердикт врачей был равносилен смертному приговору. И Воронин навсегда «потерял себя». Его загулы стали постоянными, многие бывшие друзья и коллеги отвернулись от него. Но судьба отмерила ему еще 16 лет жизни. В последние годы своей жизни Воронин буквально предчувствовал, что его ждет трагический уход. Не зря он часто повторял своим друзьям: «Я, как Володя Высоцкий, умру рано, не намного его переживу».

9 Мая 1984 года в 8.15 утра Валерия Воронина найдут с разбитым черепом рядом с Варшавскими банями у проезжей части автодороги. Врачи предпримут все возможное, чтобы спасти его, но все их попытки окажутся безрезультатными: 21 мая Воронин скончается.