Антуан Ватто.
Отплытие на остров Киферу. 1718–1719 Дворец Шарлоттенбург, Берлин.
Размер первого полотна, диктовался требованиями Королевской Академии, где по-прежнему ценились пышные апофеозы, велеречивые картины на исторические и мифологические сюжеты. Паломничество на остров Киферу, быть может, не самое лучшее произведение Антуана Ватто. Неизвестно, был ли удовлетворен картиной он сам, как, например другой своей более поздней работой Отдых во время охоты (ок. 1720). Сейчас трудно определить, какой точно смысл вкладывал он в сюжет этого полотна. Должно ли оно было прозвучать как ностальгическое воспоминание об ушедшем прошлом «Grand siécle», галантные нравы которого пародировались в романах Мариво? Или, напротив, Ватто двигало желание рассказать о том неизведанном и таящем много нового для человека будущем? Мечта об острове любви — Кифере — влечет изображенную на картине яркую процессию дам и кавалеров именно от прошлого к будущему. Огромную палитру чувств представил художник в этой процессии — томность, кокетство, жеманность, нежность, придав несколько печальную окраску происходящему, а, быть может, даже чуть иронично оценивая театральность выражения подлинных человеческих чувств, скрытых за масками внешней галантности пар. Эта легкая ирония сквозит в том, как легко заменяет Ватто увитую цветами герму Афродиты, изображенную в первом варианте, на мраморную статую Афродиты с амурами — во втором. Как легко, нарушая артистичность первого варианта, перегружает композиционно второй, добавляя летящих пухлых розовых амуров, мачту с розовым флагом на корабле, увеличивая число влюбленных пар. Почти в танцевальных па движутся пары по крутому склону берега к тихой воде озера, где ждет их корабль. Переливы светлых и темных пятен звучных цветов, плавный ритм расположения фигур в пейзаже рождают впечатление движущейся волны. Эту мелодичность в движении уловили братья Гонкуры, писавшие: «…кажется, что процессия движется в определенном ритме, и ее движение напоминает гармонию танца»[13]. В картине Ватто видится синтез мечты и реальности, мифа и современности, но, какой смысл вкладывал в него сам художник, навсегда останется тайной «манеры Ватто», особое обаяние которой именно в этой недосказанности всего изображаемого им. Художник часто бывал неудовлетворен своими работами. «Ватто никогда не бывает удовлетворен своими картинами, что не мешает ему быть одним из нынешних королей кисти»[14], — писал один из его биографов. В приступах уныния и недовольства художник иногда уничтожал свои работы.