Грустная книга.

Вместо послесловия.

С осени 1970 года в нашем театре произошли большие перемены. «Старики» второго поколения решили просить Олега Николаевича Ефремова взять на себя обязанности главного режиссера. Это была необходимость: коллегиальное управление себя не оправдало, Кедров уже давно лежал в инсульте, а Ливанова, в силу его характера, к тому же больного, даже ни о чем не информировали, от чего он очень страдал.

Ефремов окончил нашу Школу-студию. По какой причине его после Школы не пригласили во МХАТ, мне неизвестно, но думаю, что все от того же отсутствия согласия в нашей коллегии и дирекции. И Ефремов ушел в Детский театр, где играл много и успешно.

В то трудное для театра время еще шли по инерции крупные старые спектакли, но как бы уцененные, со многими заменами, а новых значительных пьес просто не было. Оставшаяся режиссура театра и большая часть актеров с пристальным вниманием следили за рождением «Современника», тем более что почти вся его труппа состояла из выпускников Школы-студии, и вся напряженная, очень трудная работа молодых проходила, главным образом, по ночам, в репетиционных помещениях филиала и на его сцене.

«Современник» открылся, набирал силу и скоро стал любимым театром Москвы, властителем дум молодежи 60-х годов. Таким образом, выбор Олега Николаевича Ефремова на должность «Главного» стал закономерным.

Большая заслуга Ефремова в том, что он нашел для наших замечательных «стариков» нужную пьесу. Для меня дорогой памятью этого времени стал спектакль «Соло для часов с боем» по пьесе Заградника. В этом спектакле был идеальный ансамбль «стариков» второго поколения Художественного театра: Андровская, Грибов, Яншин, Станицын и Прудкин. Выпускал спектакль Олег Николаевич Ефремов.

Сроки выпуска были короткими, и еще на публичной генеральной мы слышали, как они трогательно шепотом подсказывали друг другу текст. «Старики» были очень взволнованы — они как бы держали свой последний экзамен.

Ольга Николаевна Андровская и Михаил Михайлович Яншин были уже смертельно больны. Вскоре после премьеры их обоих привозили на спектакли из кремлевской больницы, и даже врачи, вначале категорически запрещавшие им играть, поняли: артиста нельзя остановить, нельзя ему помешать быть на сцене, пока держат ноги.

То же самое было потом и со Станицыным. Его увезли со спектакля — он потерял сознание, сойдя со сцены. Смертельно заболел и мой дорогой друг Алексей Грибов.

Пытались играть «Соло» с дублерами — ведь только Прудкин остался. Но вскоре спектакль угас. К счастью, он снят на пленку, и его много раз показывали по телевидению.

Мне жаль, что, несмотря на счастье выбранного мною пути и работы в самом прекрасном театре, который я застала еще в зените славы, на счастье встреч со многими замечательными людьми, о которых молодежь может знать только из литературы, в этом моем рассказе много грустного и даже тяжелого: трагическая потеря всех близких, война, уход из жизни многих измученных ею людей. А мне еще надлежало жить и привыкать к новому театру, со всеми его для меня радостями и со всеми бедами.

И вот я живу, стараюсь быть полезной и всегда буду желать театру крупных свершений, прямого пути, а главное, преданности делу, которому отдали жизни его создатели и все, кто был с ними.