Лев Яшин.

* * *

И всё-таки о бессмертии можно говорить с полным основанием.

Вечно мы привычно повторяем: тот жив пока, о ком хранят память. Масса людей живет в памяти родных и близких. С Яшиным — несомненно так.

Но не только так. Потому что великий вратарь остался в сознании миллионов людей, никак с ним не связанных, нисколько с ним не знакомых, обитающих на всех континентах и в совершенно нефутбольных странах, людей, принадлежащих к разным поколениям, отличающихся друг от друга и цветом кожи, и вероисповеданием, и политическими пристрастиями.

Каждое частное сознание в том миллионном «океане» творит своего Яшина. Его биография прослеживается и анализируется, его высказывания (хотя говорить он не любил) внимательно переслушиваются и перечитываются, с ним советуются, у него учатся. Мысленный диалог с Яшиным абсолютно нормален для тех, кто способен думать, — а таковых, верится, большинство. Однако главное, безусловно, — игра! Слава технике, запись почти любого матча можно найти и посмотреть. И порадоваться присутствию высокого интеллекта в его работе. Что-то похожее можно сказать о разыгрывании шахматных партий корифеев прошлого.

Важно подчеркнуть: изначальный интерес к жизни и творчеству Яшина возник не по указке сверху. Наоборот: существует реальное движение души к подлинной личности, со всеми ее индивидуальными особенностями.

Если говорить о нашей стране (а ею и ограничимся), то возникает логичный вопрос: чем это объяснить? Есть небезынтересное мнение: наличествует общая ностальгия по советской эпохе, и Яшин популярен, как при жизни, именно по указанной причине.

Действительно, он родился, учился, трудился, играл в футбол, занимал руководящие посты в стране под названием СССР. И играл в сборной того государства, прославив его. «Символ советской эпохи»? Бесспорно.

Поэтому пойдем таким путем. Выделим наиболее привлекательные для определенной части населения понятия, связанные с советским временем, и проследим, как они проявляли себя в яшинской биографии.

Ведущий мотив обозначим так: не всё решают деньги. Которые, разумеется, необходимы. А купить и продать, что захочешь, всё-таки нельзя. Вот, например, родина, страна твоя. Ты не осязаешь ее, но работаешь, бьешься, выступаешь — для нее. Не находите: идеальное совпадение с линией жизни Льва Ивановича? Ульяновская степь, две-три нормы в смену — а 14 лет чуть позже исполнилось. Да, с выходом Лёвы на работу в семье появилась еще одна продуктовая карточка. Так во имя Страны Советов он ее тысячу раз отработал! О чем, кстати, косвенно свидетельствует и медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов». А игры за сборную? И не сосчитать, сколько раз хотя бы били его в голову. И сознание он терял — так вставал, как солдат, и продолжал бой. Его отповедь В. П. Антипенку в 1958 году на шведском чемпионате мира является не нервным срывом — высказанной и выстраданной позицией.

Продолжим тему. Что еще «у нас никому не отнять»?

Помните, как говорили: «наш завод», «наш класс», «наш институт» или — «мы всем звеном», «всей кафедрой», «всей базой»? Верность коллективу, где служишь, учишься, работаешь, — приветствовалась и уважалась в народе. А ежели оттрубил всю жизнь на одном месте — получается, большой молодец.

О «Динамо» в жизни Яшина в книге имеется целая глава. Наиболее же интересное заключается в том, что и завод у него также был навсегда один — тот самый авиационный «пятисотый» (сейчас — Московское машиностроительное предприятие им. В. В. Чернышева). И кого-то удивит, что всемирно известный спортсмен, приятельствовавший с Пеле, Эйсебио, Беккенбауэром (список легко продолжить), по-настоящему дружил до самого конца с заводскими ровесниками, ездил с наслаждением с ними на рыбалку и на охоту, никогда не демонстрируя и тени «звездности».

Причем когда он потерял ногу, друзья брали его с собой на зимний лов, соорудив специальные сани с полозьями из титанового листа, позволявшие тащить рыбака по снегу к лунке.

Даже матч провел 18 июля 1979 года за родной завод против студентов Химкинского авиационного техникума. Дело было на озере Селигер, где предприятие испытывало подвесной мотор для лодки. Яшин поехал вместе с коллегами, а тут и химкинцы молодые подвернулись. Почему не сыграть? Вышли. Лев действовал в поле и только при итоговом 3:3 занял место в воротах во время серии пенальти. Победили, как вы понимаете, ветераны. 4:3.

Если вдуматься, похожий матч с друзьями юности против молодежи мог провести, например, и Пеле. Или Марадона. Только с привлечением пишущей и снимающей братии со всего света. Яшин же той интереснейшей игре вообще значения не придал. В. Ф. Асаулов тот факт раскопал.

То есть, широко говоря, с завода вратарь толком и не уходил. И остался для товарищей Лёвой, несмотря на то, что масштаб личности они, умные люди, безусловно, сознавали.

Еще один характерный аспект: семья. Ни в каком советском законе не говорилось, что брак можно заключать только один раз. А вот о семье как о ячейке социалистического общества речь шла. И имелось в виду все-таки, что гражданин создает одну, надежную ячейку и крепит таким образом справедливый государственный строй. Да и в народном понимании распад семьи виделся если не катастрофой, то большой бедой.

История любви Льва Ивановича и Валентины Тимофеевны в этом смысле безупречна в своей типичности. И знакомство то ли в кино, то ли на танцах (будущая супруга помнила, что какой-то парень предложил ей место в темноте кинозала, однако его не запомнила: фильм захватил), и пять лет встреч до свадьбы (при этом Яшин не скрывал серьезных намерений), и молодая суета с переменой фамилии (Валентина в загсе вдруг решила остаться Шашковой, чем взбесила жениха: чуть не рассорились), и свадьба в коммуналке, да еще в Новый год (с 54-го на 55-й), когда гости налегали на закуски, так как жили голодно и бедно, — всё это неотъемлемые черты жизни советского народа. Недаром Валентина Тимофеевна и сейчас повторяет: «Все так жили». Ну и Яшины — как все. И даже при достижении заслуженной известности. Между прочим, такое положение знаменитости в повседневности привлекало и журналистов: тот же еженедельник «Футбол», далекий, понятное дело, от семейной тематики, публикует на первой странице новогоднее фото всех трех Яшиных (Елена еще не родилась): Льва, Валентины и Ирочки на фоне праздничной елки. Это всё к тому, что семья производила (и производит) замечательное впечатление при взгляде с любого расстояния.

А ведь народ понимал: всё могло сложиться не так. Невозможное количество переездов, перелетов, долгие расставания, разнообразные города, заграничные, не забудем, поездки. Где, естественно, есть женщины. Сколько браков разрушилось — и вспоминать не хочется.

Здесь кардинально другая ситуация. Яшин везде, насколько позволяют обстоятельства, едет вместе с супругой. Вспомним ту же Бразилию зимы 1965 года: он же дожидался, пока всё утрясется с женой. А уж когда приходилось отправляться одному… Послушаем Марка Рафалова: «18 июня мы возвращались с мексиканского чемпионата мира домой. Вылет из международного аэропорта имени Кеннеди задерживался. Разговаривая с Яшиным, я посетовал, что жалко уезжать с чемпионата мира, не посмотрев финал. Лев грустно улыбнулся и сказал: „Финал финалом, но ведь у моей Вали сегодня день рождения, и я хочу поскорее прилететь домой“».

Вот так. Кажется, последний чемпионат мира в качестве игрока. И неизвестно, удастся ли побывать на мировом форуме еще. Так нет: жена Валентина превыше всего.

Таким образом, притягательность Яшина как человека советского, думается, разъяснена. Пожалуй, еще два футболиста, соизмеримых с ним в мастерстве, заслугах, вкладе в футбольное искусство — Валентин Иванов и Игорь Нетто — всегда исповедовали те же принципы.

Однако здесь одно существенное различие: ни торпедовец, ни спартаковец не обладали такой оглушительной международной популярностью.

И теперь время поговорить о скромности. В принципе, скромным быть очень легко: в том случае, если ты никому не известен и не нужен. Тогда удобно каждое утро повторять: «Я человек скромный!» — и негромко тем обстоятельством гордиться.

М. И. Мержанов в новогоднем номере «Футбола» за 1966 год в статье «Сочтемся славою…» размышляет, приводит примеры и делает выводы. Классик жанра всегда интересен: «Вот уже много лет я наблюдаю за стойкой и шумной славой Льва Яшина. Она типична для наших известных спортсменов. И если бы меня спросили, что характерно в славе Яшина и как она светится на его лице, я, не задумываясь, сказал бы: поразительным спокойствием и скромностью. Нигде и никогда он не подчеркивал своего превосходства над товарищами, никогда не повышал голос, не кичился своей знатностью. Он владел поразительной славостойкостью».

Хороший неологизм (почему же не прижился?) образца 1966 года. Сначала Дания — далее везде: «В Копенгагене при осмотре паспортов таможенный полицейский чиновник, посмотрев на паспорт Яшина, вскочил, взял под козырек и жестами показал, что для него вход в Копенгаген свободен. Такими жестами ему открывали дорогу в Париж, Лондон, Кардифф… В Париже после вечерней прогулки мы зашли с Яшиным в кафе-ресторан „Модерн палас отель“. Два кельнера, увидев Яшина, бросили подносы, подбежали к Яшину и стали обнимать его».

Ладно кёльнеры с подносами (хотя те подносы их кормят) — так таможенник с родины принца Гамлета и про досмотр забыл: вези, дескать, что пожелаешь! А что Яшин? Да ничего. Славостойкость.

Вновь обратимся к воспоминаниям артиста Вадима Тонкова: «Это было в конце шестидесятых годов. Мы были на гастролях с театром „Комсомольский патруль“ в изумительном городе роз и старых традиций (то есть Баку. — В. Г.). Там же московское „Динамо“ играло с „Нефтчи“.

Вечером после спектакля собрались у Левы в номере. Посидели, слегка выпили за встречу, и в номер пришел, неся аромат винных паров и слегка возбужденный, прекрасный футболист Игорь Численко. Буквально через несколько минут он обратился к нам с речью. Видимо, „наболело“.

— Видите, — он показал на Яшина, — перед вами сидит сама скромность. Сегодня эта скромность даже уступила свое законное место молодому. — Игорь стал показывать Яшина: — Мне это не надо, я могу подождать… Надо, чтобы молодежь играла… Вратарь Мира!! А что у него есть, у этого вратаря? А между прочим, у среееее-дненького французского футболиста Копа свой самолет… Маленький, но свой! А Вы, Лев Иванович…

Игорь Численко недоговорил и, махнув рукой, вышел из номера».

Цитата требует уточнений. Надо, конечно, сделать скидку и на «винные пары», из-за которых один из ярчайших мастеров 60-х, добрый товарищ Яшина, Раймон Копа стал вдруг «средненьким», но основное не в этом.

А в том, что хороший советский футболист Численко Яшина не понимает. При этом Игорь вовсе не инакомыслящий бунтарь. Капитан «Динамо», кстати сказать, на тот момент.

А Яшин для него — непостижим.

Вот потихоньку мы и переходим к следующей мысли: оставаясь советским до мозга костей, Яшин — какой-то особенный в том обществе и среди коллег прежде всего.

И не только в скромности суть.

История с Валентином Афониным на чемпионате мира-70 тому наглядное подтверждение. В злополучном четвертьфинале с уругвайцами остановились, мы помним, все советские оборонцы, посчитав, что мяч пересек лицевую линию. После чего и получили гол на 118-й минуте. Грубая коллективная ошибка. Однако, как обычно, необходим основной виноватый. Им и стал крайний защитник Афонин. Состояние Валентина Ивановича было ужасным. Это можно, наверное, перечувствовать, но не нужно. Опасно.

И вот в самый невыносимый момент ночью к подавленному, измученному Валентину пришел Яшин с бутылкой водки… Возгласы вроде: «А нельзя без нее?» — отметем. Значит, нельзя. Им виднее. Кроме того, если бы вся команда безо всякого спиртного дружно выступила в защиту товарища, разделила бы ответственность на 11 частей, то и яшинского демарша бы не потребовалось.

Ведь, как выше сообщалось, Лев Иванович поменял направленность своих выступлений, коли уже они нечасто и случались. Когда-то, помните, при М. И. Якушине он набрасывался с критикой на игроков. Позднее вектор стал иным. Нет, разумеется, Яшин не выступал против руководства, однако о собственном весомом мнении сообщал всё чаще. В частности, когда в 1962 году интеллигентнейший Г. Д. Качалин вдруг повысил голос на сборников, не найдя другой аргументации, и дело шло к разрыву, — именно Яшин негромко, твердо возразил, объяснив, что компромисс всё равно искать придется (не менять же тренера или большинство игроков), а потому пока стоит успокоиться. Всё так: помогая общему делу, он сохраняет свою позицию.

Следующий рассказ подобен хрестоматийной «капле воды», в которой отражается мир. Даже два мира: социалистический и наоборот. Почему без того сочного, символичного эпизода не обойтись — сейчас поймем.

Так вот: после блестящего выступления за сборную ФИФА 23 октября 1963 года в номер к Яшину пришли великий венгерский форвард Ференц Пушкаш (тогда, кстати, гражданин Испании) и замечательный немецкий защитник Карл Шнеллингер. «Яшин, ресторано!» — безапелляционно заявил немец. И тут наш соотечественник растерялся. Родина выделила ему на все удовольствия пять фунтов стерлингов. Не погуляешь. Хотя галстук можно купить. Ну, так мы же советские люди. Растерянность быстро прошла. «А зачем ресторан-то? У меня всё свое», — нашелся Лев Иванович. После чего извлек водку, икру, рыбные деликатесы.

Откуда они у него взялись? Он что, водку собрался пить в номере? Да нет. Это бралось на продажу или обмен. Государство ставило своих лучших представителей в такое «пятифунтовое» положение, что ничего не оставалось, как везти за рубеж водку, икру, баранки, балалайки и т. п. Ибо хотелось порадовать домашних «тамошней» одеждой или техникой. И получается, что ничего бы Яшину в Англии не приобрести, так как немец с венгром подумали и… остались. Ференц со Львом занялись сервировкой стола, а мудрый Карл отлучился ненадолго и вскоре принес русскому другу аж 20 галстуков. Затем они прекрасно провели вечер безо всяких ресторанных излишеств.

Вернувшись в СССР, Лев Иванович деловито раздал подаренные галстуки динамовским товарищам. Прямо по списку выкликал. Чтобы всем по одному. По справедливости.

Теперь же зададимся простым вопросом: а с какой стати та бесплатная раздача произошла? Ведь тогда, кажется, был построен лишь социализм — до коммунизма и сейчас далеко.

Со стороны хочется бодро прокомментировать: замечательной щедрости и доброты человек — и перейти к иной тематике. Потому что, думается, попробовать себя представить в 1963 году с двадцатью галстуками по пять фунтов (как минимум) каждому очень хочется до момента выкликания по списку с последующим беспричинным награждением коллег по работе. Награждали по праздникам и от профкома. Личная благотворительность по отношению к таким же, как ты, — огромное исключение. По той причине, что семья не имела иных средств, кроме заработанных. У героя Лондона 1963 года, мы не забыли, любимые супруга и две дочери. И преобразовать зарубежные изделия легкой промышленности во что-нибудь реальное и полезное в употреблении было нетрудно. До такой степени, что представить себя на месте Яшина — практически невозможно. Так что здесь лишь форма (списки и т. д.) — из советской эпохи, суть — вовсе другого времени. Которое или уже прошло, или где-то впереди.

Еще один характерный пример — фильм «Лев Яшин» 1971 года. Скажем сразу — превосходная работа. О нем ведь и раньше снимали. Старались, а не получалось[24]. Теперь автор сценария В. Л. Азарин, режиссер С. Е. Толкачев (авторский текст в исполнении Ю. И. Визбора) также приложили все силы, но добились безусловного успеха. Главное: Яшин у них получился без фальши и ретуши. И то, что он курит в автобусе, остается деталью. Важно, что и как он говорит, представ крупным планом.

Итак, по фильму вратарь перед матчем прощания 27 мая должен вспомнить наиболее памятные игры. Что же отвечает Яшин? «Самым памятным, может, он будет неприятным, но это матч в Чили с командой Колумбии. Вроде команда Колумбии не котировалась в призовые места. Наша команда Советского Союза котировалась». До рассказа о голах дело не дошло — и хорошо. Достаточно посмотреть в глаза Яшину, чтобы понять, как же ему тяжело вообще эту тему поднимать. Однако он же сам ее поднял! Дальше — больше: вторую игру, из памятных, Яшин берет с Чили (за которую травили), пропустив тяжелый поединок с Уругваем, где ему весьма досталось. Впрочем, и с Чили случилось сотрясение мозга с потерей сознания. О котором ни слова, а речь всё о том же: «И вот в этом матче большинство наших журналистов мою неуверенную игру, эти вроде как легкие мячи, которые я пропустил два, отнесли на мой счет. Ну, естественно, я переживал, мучился, терзался. И после окончания чилийского чемпионата я решил бросить в футбол играть».

Прежде всего: почему терзаться и мучиться в преддверии праздника? Что, мало незабываемых поединков — да тот же лондонский 1963-го хотя бы? И он бы один! А тут опять: Чили, Колумбия… Кроме того: скажите на милость, какая советская балерина тех лет, или режиссер, или актер, или писатель, или знатный рабочий, или, в конце концов, спортсмен стали бы вспоминать перед торжественным, радостным последним выступлением, либо юбилеем, либо еще каким личным праздником наиболее неприятное, невыгодное, неудобное из собственной биографии, в которой масса побед и счастья? Скорее бы уж припомнили душителей, гонителей, бюрократов, которые их не понимали когда-то, зато теперь… А Яшин будто руками хватается за горячее и острое в своей судьбе. «Комок совести», — сказал о вратаре когда-то Л. И. Филатов.

И, наверное, проясняется, почему сейчас обращение к Яшину столь актуально.

Вспомним еще одного прекрасного журналиста, А. Т. Вартаняна. Он в «Летописи…» сообщает об уникальном случае личной встречи со Львом Ивановичем. Произошло это в Тбилиси 1962 года, где сборная СССР проводила февральский сбор. Вартанян вместе с сокурсником (В. Головановым), обзаведясь журналистскими удостоверениями, сумели проникнуть на базу. «Приходим, а на поле игра первого состава со вторым. На лавке Андрей Старостин, Качалин, Гуляев, врач, еще кто-то и Яшин с сигаретой во рту. Присели рядом. Вид вратаря, курящего в присутствии тренеров, мягко говоря, удивил.

Сокурсник был, ну, скажем, раскрепощеннее меня. Обратившись к вратарю панибратски, по имени, упрекнул в нарушении режима. Что потрясло меня, так это реакция Яшина. Всемирно известный голкипер не послал, куда в таких случаях посылают какого-то неизвестного мальчишку, сунувшего нос не в свое дело. Смутившись, стал оправдываться: мол, вратарю табачный дым не вредит, „дыхалку“ не сбивает, да и тренер не возражает. Посчитав, что не убедил, добавил:

— Вообще-то вы правы, — и, бросив окурок на землю, затушил его ногой.

Человечище!».

Завершающее слово видится определяющим. И все-таки опять: смоделируйте ситуацию — даже и необязательно в нашем времени, а в какое-нибудь другое. В какой стране и каким образом действующий чемпион Европы, олимпийский чемпион потерпит подобное от недоучившегося студента? Да и можно ли обращаться по имени к незнакомому, хотя и знаменитому человеку?

И все-таки реакция Яшина — от осознания правоты нагловатого парнишки. Он и сам трудно боролся с собой. Не победил на этот раз. Себя-то не обманешь.

Но вернемся к слову «человечище». Оно имеет оценочный смысл. Национальной, расовой, политической, религиозной составляющей мы в нем не найдем.

Подтверждением тому еще один пример от Льва Филатова: «В Рио-де-Жанейро я стал свидетелем такого случая. Автобус с игроками сборной команды Советского Союза должен был вот-вот отъехать от ворот стадиона „Фламенго“, где была тренировка. Все страшно торопились, оставались считаные минуты, чтобы поужинать и успеть в кинотеатр. Последним вошел в автобус переводчик. Зная, что мы опаздываем, он скороговоркой, как бы для очистки совести, произнес:

— Там стоит репортер, он говорит, что, если не получит интервью у Яшина, редактор его уволит.

— Уволит? — Яшин вскинулся, будто мяч отбил. — Надо выручать, пошли…

Я вышел вместе с ним. Перед нами был юнец, которого, видимо, проверяли на пригодность к репортерской профессии. Он уже считал, что всё пропало, когда вдруг с подножки к нему прыгнул Яшин собственной персоной. Юнец потерял дар речи. Яшин мигом оценил ситуацию, кивнул переводчику и принялся рассказывать всякие штуки о футболе, о своих встречах с бразильскими звездами. Юнец строчил в блокноте, не веря своему счастью. Яшин спросил меня:

— Ну как, хватит, чтобы его не уволили?

Мы безнадежно опаздывали, но все в автобусе терпеливо ждали, понимая, что иначе Яшин поступить не мог».

Опять же, кто ему тот бразильский парень? А если тут нередкий репортерский трюк? Да и вообще: советские люди сидят в автобусе и опаздывают на ужин и заграничный кинофильм! И ради какого-то южного американца они пропустят или то, или другое. Или всё вместе. Однако народ сидит смирно, пока «человечище» помогает маленькому покуда человечку. Так Яшин с присущей ему мощью встает поверх барьеров и океанов.

Строго живя по нравственным правилам, он неизбежно вступал в противоречие с тем, что на эти правила налипло и наросло. В Рио дилемма решилась в пользу юного бразильского репортера, а отнюдь не советского коллектива.

Менее известен другой случай — назовем его «случай с Бекташевым». 6 сентября 1968 года «Динамо» в Москве одолело «Пахтакор», причем вышеупомянутый нападающий на 34-й минуте опаснейше угрожал московским воротам: бил головой с близкого расстояния, и голкипер удержал мяч на самой линии.

А затем случилась обоюдная стычка. Бекташев нарушил правила, а защитник Владимир Штапов в отместку ударил противника по ногам. Удаления, похоже, заслуженного, так и не последовало. Но Яшин… «В то время, — писал В. Н. Винокуров в „Советском спорте“, — как судья примирял соперников, из ворот выбежал Яшин и сурово отчитал своего товарища по команде».

«Своего». Да еще когда судья колебался. Любой вратарь — и ныне, и раньше — побежит партнера защищать и выгораживать (а тут еще и удаление вероятно). Любой — а не Яшин.

И сегодняшняя притягательность его личности идет от ясности и чистоты, не подверженных чужеродным примесям каких бы то ни было напластований.

Яшин — всегда быстрее, выше и сильнее того, к чему его хотят отнести или куда поместить.

И недаром он принадлежит к числу тех великих людей, что навсегда остались на внеземном уровне: в 1992 году малой планете, открытой в Крымской обсерватории еще в 1978 году, присвоено его имя.

Разумеется, он давно по-вратарски выпрыгнул из отпущенных ему годов и невозмутимо идет походкой рабочего, чуть уставшего после смены человека — почему-то всё время впереди нас с вами.

Так ведь и бессмертие — это когда всегда впереди, не так ли?