Ассирийские танки у врат Мемфиса.

Эпилог.

Вчера закончился месяц пайни, первый месяц Засухи; сегодня, в день нашего исхода, начался месяц эпифи. Море было спокойным, мерцающим зеленовато-серебристым блеском, и лежало оно от горизонта до горизонта, заполняя вместе с небом мир. Берег уже исчез, скрылись стены и башни Цезарии, и судно Эния Гектора шло на запад, разрезая форштевнем мелкую волну. Глухо рокотали моторы, моряки драили палубу, стоял на мостике чернобородый капитан, всматривался в даль рулевой у штурвала, но не виднелось в море ровным счетом ничего: ни рыбачьих баркасов, ни торговых судов, ни военных трирем. Похоже, верными были сведения римских лазутчиков – если и остались у нас боевые корабли, так только в Дельте.

Я условился с капитаном, что мои люди будут выходить наверх из трюмов группами по сорок человек. Сейчас первая такая команда собралась на корме у мостика, чтобы не мешать работавшим на палубе матросам. Тут были Рени, Хоремджет и мои ординарцы, Кенамун, Амени и еще десятка три солдат; дышали свежим воздухом и как один смотрели на юго-восток, на дом, который мы покинули. Прощались. Хмурые напряженные лица и взгляды, полные тоски… Только двое были спокойны, Хайло и Иапет. Хайло кормил попугая фиником, а Иапет… Ну, как известно, ливиец не сидит на месте и носит дом с собой.

Вдруг капитан шагнул к перилам мостика и замахал мне рукой.

– Легат! Послушай, твоя милость, что творится! И вы, парни, слушайте! Вовремя вы убрались из Египта! Не иначе как вас хранили боги!

У него на мостике был ушебти. Должно быть, мощный аппарат, раз взял мемфисскую станцию.

– Сделай громче, – сказал я, и над палубой понеслось:

– Слушай, Та-Кем, слушайте, люди Черной Земли! Слушайте, слушайте! – Голос диктора смолк, будто он пытался справиться с волнением. – Враг… Враг наступает! Они идут, и нет у нас другой защиты, кроме рук своих, кроме стойкости и мужества. Нет у нас царя – бежал наш царь. Нет у нас Дома Войны – лежит в руинах этот Дом. Нет у нас надежды на богов – молчат наши боги. Нет у нас крепких стен, чтобы огородиться от чужого воинства. Не защитит нас Река, не спасет пустыня, и солнце не сожжет наших врагов… Поднимайтесь, роме, вставайте, люди Черной Земли! На помощь, братья! На помощь, сестры! Велика держава наша, а отступать некуда! Ассирийские танки у врат Мемфиса!

Огляделся я и увидел: стоят мои воины с окаменевшими лицами, словно покинуло их дыхание жизни. И тех, что на палубе, и тех, что столпились внизу, на лестницах, ведущих к люкам.

Поднял я голову, посмотрел на капитана Гектора и велел:

– Поворачивай на восток! Плывем к Дельте и дальше – в Мемфис!

– Не могу, легат, – отозвался капитан. – Мне заплачено, и должен я доставить вас в Мессину.

– Ты, Эний Гектор, поплывешь туда, куда я прикажу. Клянусь красными лапами Сета! Не то…

Лязгнули затворы, Иапет потянул клинок из ножен.

– Поворачивай лохань, капитан! – выкрикнул Нахт.

– Делай, что приказано, или схлопочешь финик в лоб, – молвил Давид.

– Кто ты такой, чтобы спорить с нашим воеводой? – рявкнул Хайло.

– Тебе лучше подчиниться, Эний Гектор, – спокойно произнес Хоремджет. – Видит Амон, мы возвращаемся!

Капитан пожал плечами и что-то буркнул рулевому. Завертелся штурвал, и солнце, глядевшее в корму, переместилось на левый борт, а потом его лучи брызнули прямо в глаза.

Мы возвращаемся! Возвращаемся!

…И сказал Синухет, князь и странник:

– Вот Та-Кем, прекрасный мой Та-кем; стоял он, стоит и будет стоять. Будет стоять, пока не иссякли любовь и доблесть в сердцах его сыновей.