Мифы и легенды народов мира. Девять жизней кошки.

Глава 19. Ожившие изображения кошек.

Каждый раз, когда египетский храм посвящали Солнцу, в нем обязательно помещали изображение или символ кошки, а древние и современные легенды одинаково приписывают этим образам или картинам странные свойства, присущие этим священным животным. Иногда это объясняют тем, что в изображении скрывается дух, а иногда выдвигают теорию симпатической магии. В этой главе я привел два или три примера таких историй, оставляя моим читателям право самостоятельно истолковать их.

Рисунок на древнеегипетском папирусе. Изображение кошки абиссинского окраса.

Первая из этих необычных историй была рассказана каирским корреспондентом газеты «Санди экспресс» и опубликована 24 августа 1919 года под заголовком «Храмовая кошка из Карнака». «Героем этой истории был австралийский солдат по имени Вильям Нетли, который прибыл в Египет раненным из Дарданелл в 1915 году, а героиней — хорошенькая гречанка с трудно выговариваемым именем. История началась, когда однажды Нетли из одного александрийского госпиталя получил разрешение выйти в город. Воспользовавшись им, он нанял проводника-араба и отправился осматривать окрестности. Проходя по какой-то из улочек, он увидел прекрасную девушку-гречанку и влюбился в нее с первого взгляда. Он велел водителю-арабу остановиться, но тот либо не понял его, либо не расслышал и проехал мимо. Когда он все же остановился, Нетли вернулся, чтобы отыскать девушку, но той простыл и след. Вскоре после этого его комиссовали из армии, и он вернулся в Австралию, но его всюду преследовали воспоминания о девушке-гречанке; он не мог забыть ее. Он вернулся в Египет, чтобы начать систематичные поиски, но все усилия найти девушку оказались безуспешными. Он решил посетить Асуан и Луксор, затем бросить поиски и вернуться домой. Оказавшись в Луксоре, он добросовестно посетил Карнакский храм и во время посещения был очарован чудесными руинами могущественного прошлого. И вместо того, чтобы вернуться в Каир, он остался там и проводил большую часть своего времени, бродя среди обломков колонн и священных камней. На саркофагах мумий были изображения кошек, а когда он подолгу вглядывался в них, казалось, что они оживают. Глаза следили за ним, а фигуры приобретали живые очертания. Затем что-то толкнуло его ногу, и он был поражен, увидев кошку с изображения на камне, стоящую у его ног. Она не издавала ни звука, но ее потусторонний вид довольно сильно взволновал героя Дарданелл. Короче говоря (а детали только еще больше убедят моего читателя), кошка медленно пошла прочь, солдат последовал за ней и попал на узкую улочку за храмом. Животное остановилось у небольшого пансиона, затем, заметив, что австралиец идет за ней, вошла в дом. Солдат, чье любопытство так сильно разгорелось, что он и думать забыл о неприятных чувствах, возникших у него вначале, пошел за ней, и первое, что увидел, было лицо девушки-гречанки, которую он так долго искал».

В рассказанной выше истории оживший образ кошки был добрым духом, но, как правило, такие духи чаще несут с собой ненависть и разрушение.

Ошеломляющий пример вселения в мумифицированную кошку активного и злобного духа содержится в рассказе Артура Вейгалла. Его повествование настолько живо, что я боюсь испортить его, пересказав вкратце своими словами. Поэтому, мне кажется, он простит, что я привожу его рассказ полностью.

«В году 1909-м лорд Карнарвон, проводивший раскопки в аристократическом некрополе Фив, нашел целую деревянную фигуру большой черной кошки, в которой мы опознали по другим образцам из Каирского музея оболочку, куда помещали настоящую забальзамированную кошку. Фигурка напоминала скорее небольшого тигра, сидящего на солнце на краю ямы, в которой его нашли, и смотрящего на нас желтыми нарисованными глазами, распушив свои желтые усы. Его туловище было покрыто толстым слоем гладкого блестящего лака, и мы не сразу смогли найти щель, которая должна была остаться, после того как фигурку закрыли, поместив туда останки умершего священного животного. Но мы знали по опыту, что соединение должно опоясывать всю фигурку от носа вдоль головы вниз к спине и вдоль груди, так чтобы, когда ее откроют, она распалась на две равные половинки.

Мрачную фигуру отправили по Нилу в мой дом, где по ошибке, совершенной слугой-египтянином, она была поставлена в моей спальне. Вернувшись домой очень поздно, я нашел ее там посреди комнаты прямо на пути от двери к лестнице; и на несколько мгновений мне показалось, что я должен сесть рядом с ней, поглаживая себя по груди и голове.

Я позвонил в колокольчик, но мне никто не ответил. Тогда я пошел на кухню, где нашел всех слуг, встревоженно толпящихся вокруг дворецкого, которого ужалил скорпион и который был уже в краткой, но мучительной агонии. Вскоре он стал бредить и считал, что его преследует огромный серый кот. Меня его фантазия не удивила, так как он участвовал в перевозке найденной фигуры кошки в столь неподходящее место, каким была моя спальня.

Некоторое время спустя я отправился спать, но лунный свет, лившийся в комнату через открытые французские окна, падал прямо на черную фигуру кошки; и я лежал и рассматривал совершенно невероятное создание, смотрящее мимо меня на стену. По моим подсчетам, ее возраст был более трех тысяч лет, и я пытался представить себе тех удивительных людей, которые в те далекие времена придумали этот любопытный гроб для кошки, бывшей для них наполовину домашней любимицей, наполовину домашним богом. Ветка дерева за окнами качалась от легкого ветерка, и тени от нее плясали по кошачьей морде, отчего казалось, что ее желтые глаза то открываются, то закрываются, а рот кривится в усмешке. Один раз, когда я уже совсем засыпал, мог поклясться, что она повернула голову и посмотрела на меня; и я мог различить, как при этом на черной морде кошки усилилось рассерженное выражение, вызванное гневом. Издали я слышал пронзительные крики дворецкого, пытавшегося отогнать якобы окруживших его кошек, и мне показалось, что в глазах кошки зажигались искры, когда из коридора доносился отзвук этих криков.

Наконец, я уснул, и примерно час все было тихо. Затем вдруг в комнате раздался звук, подобный выстрелу. Я вскочил, и тут большая серая кошка то ли соскочила, то ли вспрыгнула на мою кровать, задев мои колени и царапнув меня по руке. Затем она выбежала через окно в сад. В то же мгновение я увидел в свете луны, как две половинки деревянной фигуры раскрылись и упали на пол, как две гигантские створки пустой раковины. Между ними сидела мумифицированная кошка. Бинты, обернутые вокруг ее шеи, размотались, как будто их разорвали изнутри.

Я спрыгнул с кровати и быстро осмотрел раскрывшиеся половинки фигуры и решил, что это влажность воздуха здесь, на берегах Нила, пропитала древесину, так долго пролежавшую в сухом песке, и привела к тому, что половинки раскрылись с громким треском, от которого я и проснулся. Затем, подойдя к окну, я осмотрел залитый лунным светом сад. И там посреди тропинки я увидел, нет, не серую кошку, оцарапавшую меня, а мою собственную полосатую кошку, стоящую с выгнутой спиной и вздыбленной шерстью и смотрящую в кусты так, словно она увидела перед собой с десяток кошачьих дьяволов, скрывшихся там.

Я предоставлю читателю решать, была ли серая кошка злым духом, который, после того как устроил так, что я сломал себе обе голени, а мой дворецкий был ужален скорпионом, выскочил из бинтов и деревянной оболочки и убежал в темноту ночи; или что разрыв бальзамических бинтов был вызван естественным разрушительным воздействием времени, а серая кошка была всего лишь ночной бродяжкой, забравшейся в мою комнату и испуганной легко объяснимым фактом раскрытия деревянных створок древнеегипетской фигурки. Совпадение — это фактор в жизни, который не всегда принимается во внимание, а события, о которых я рассказал, можно объяснить совершенно естественными причинами, если будет на то наше желание».

И с такими успокаивающими размышлениями мы перейдем к нашему следующему случаю. Т.Г. Кернер из Вернсберга, «литератор, имеющий в Германии некоторую известность», повинен в появлении следующей сверхъестественной истории на страницах эдинбургского «Оккультного ревю». Снова я должен извиниться за вольность, с которой берусь процитировать его доклад.

Господин Кернер пишет:

«Однажды граф Александр Вюртембергский прислал моему отцу картину в простой черной рамке. Это был портрет дикой кошки в натуральную величину, нарисованный черным углем на голубоватой бумаге. Такой же голубоватый оттенок был заметен в глазах кошки, само животное было темного цвета. Самым примечательным в картине было то, что чем дольше вы всматривались в нее, тем более живой казалась кошка. В ее глазах появлялось злобное, мрачное выражение, заставлявшее вас почувствовать себя неуютно. Даже сейчас, по прошествии нескольких лет, не могу забыть этого взгляда. Картину сопровождало следующее письмо: «Мой дорогой Джастин, Посылаю тебе эту картину. Она так хорошо сделана, что мне не хочется ее сжигать; тем не менее я не могу больше держать ее у себя, так как это сводит меня с ума. Я увидел ее однажды на стене в комнате служащего у меня лесничего. Дела его, казалось, шли превосходно, и он был счастливо женат, но два месяца назад застрелился без каких-либо очевидных причин. Я купил картину у его вдовы и повесил у себя в комнате, но теперь я больше не могу выносить глаз этой кошки. Они постоянно привлекают мое внимание и вызывают такую тоску, что я чувствую, она вскоре приведет меня к такому же концу, что и лесничего, если я не избавлюсь от картины. Поэтому я отсылаю ее тебе, так как ты известный мастер обращаться с духами, тебе эта злобная колдунья не причинит вреда».

Вскоре после этого граф Александр умер. Картина висела в нашей комнате, и мой отец невзлюбил ее, но это был последний подарок его друга, и он не мог расстаться с ней. Однажды тем не менее он отдал ее мне, сказав, что больше не может держать ее у себя.

Примерно год картина провисела в моей комнате, и я не обращал на нее никакого внимания. Однажды зимой поздно вечером я писал письмо, и мне вдруг показалось, что я не один в комнате, что нечто странное подкрадывается ко мне. Я поднял глаза и встретился взглядом с глазами кошки. И сразу понял, то между нами не может быть мира. Эти глаза явно преследовали меня. Я ненавидел их, и самое ужасное, что я чувствовал, что они сильнее меня. Глаза этой кошки будто высасывали из меня саму жизнь и поглощали все мои мысли. Я не желал отдавать картину, но вскоре нашел предлог, чтобы сделать это. Я знал одного джентльмена, очень любящего спорт и охоту, который собирался меблировать свой новый дом. Ему-то я и подарил картину. Он был очень рад получить ее и повесил в холле. Шесть месяцев спустя он покончил с собой, затосковав без всяких причин.

Родственник этого джентльмена взял картину с кошкой себе. Прошло несколько месяцев, и его нашли мертвым в его постели. Был ли он убит или покончил с собой, не было установлено. Я не знаю, что затем стало с этой кошкой».

Доктор Франц Гартман, приславший вышеприведенный рассказ мистеру Ральфу Ширли, заметил, что представляется совершенно ясным, «что не сама картина оказывала такое вредное воздействие на ее владельцев, а какая-то жизненная энергия, которую мы могли бы назвать либо «элементарной», либо «воображаемой», либо «магической»… Такие вещи, — добавил он, — будут непостижимы для нашей психики до тех пор, пока мы не сможем понять факт, известный каждому оккультисту, что астральный и ментальный планы — это наши собственные миры, невидимые для нашего физического глаза, но тем не менее реально существующие и имеющие собственных жителей со своей энергией, позволяющей им проявлять волю, думать и действовать, проявлять инстинкты или разум».

Тем, кто не признает психического воздействия, трудно понять, до какой степени на них влияют обитатели невидимых миров. Ясновидящие заверяют нас, что мы никогда не бываем совершенно одни, и невидимые существа, окружающие нас, не всегда являются просто пассивными свидетелями наших действий, но иногда играют очень важную роль в нашей жизни.

Необычным во всех случаях, приведенных в данной главе, является то, что все духи, о которых рассказывается, были взяты в дом как изображения кошек.