Мой дед Лев Троцкий и его семья.
Из письма Н.И. Седовой-Троцкой Саре Якобс-Вебер.
25 Сентября 1941 г.
<…> О ЛД <…> Да, он позволял себе стоны наедине с собой и пугался, Сарочка, когда вдруг обнаруживал, что я могла их слышать. Я знала причины их и ни о чем не спрашивала, чтобы не углублять его страдания – потерю Левика, мука за невинного Сережу… <…> Лев Давидович в последнее время не исключал возможность, что он жив… Или он высказывал эти предположения для моего утешения, чтобы дать мне за что держаться, если с ним самим что-нибудь произойдет… Этот разговор произошел у нас после 24-го мая 1940 г., знаете, Сара, ЛД даже сказал мне один раз со сдержанным волнением и как будто ища примирения для себя и для меня с тем, что должно было случиться, по его глубокому убеждению: «Моя смерть может облегчить положение Сережи…» – «Нет… нет… нет…» Я с горячей тоской не приняла этого. Вспоминаются мелкие подробности, которые говорят, что в тот период времени ЛД находился в сознании неизбежности нового удара, несмотря на вполне бодрое состояние и на напряженную работу. Он мне как-то сказал: «Тебе, Наташа, надо переменить твой обычный выходной костюм… столько было фотографий… Ты выходишь одна… Надо изменить это…» Когда я ему показала образцы материи на костюм, он остановился на наиболее темном (серые тона), как и я, но как будто на этот раз не потому, что это ему больше нравилось, обычно он предпочитал более светлые, а по каким-то другим соображениям, даже как-то насторожился, будто боялся, что я угадаю его мысли: облегчить мне задачу в будущем… Подбор этот произошел на этот раз печально. <…>
Знаете, я не могу, когда говорят об убийстве, о смерти его. <…> Говорят же просто, повседневно… Как в последние минуты его жизни, Сара, я ждала, что он выпрямится и распорядится собой сам. Другие, чужие, распоряжались им – нестерпимо, мучительно. Когда его снова опустили на постель и все было кончено, я стала на колени и приложилась лицом к ступням его ног. Ах… Ах… Сара, как, как они посмели поднять на него руки… Я знаю, знаю все. Но его нет. Как это странно… Смерть, убийство, это как будто к нему не относится. Но его нет. Во сне, один раз, произошло то, чего я ждала у его постели… Он из своей комнаты вышел, прошел через спальню, вошел в мою комнату, подошел ко мне и спокойно сказал: «Все кончено», т. е. то, что произошло 20 августа. Он снова во всей своей силе и жизненности. <…>