Мой дед Лев Троцкий и его семья.

На ярком фоне масштабной известности Л.Д. Троцкого историческая фигура его жены Натальи Ивановны Седовой-Троцкой почти не выделяется. И это неудивительно, если учесть, насколько несопоставимой была ее мирная, созидательная деятельность с кровавой опустошительностью пролетарских пушек ее мужа-вождя, его титанической борьбой с вражеским буржуазным миром.

Между тем именно этой удивительной женщине мы должны быть благодарны за сохранение огромного историко-культурного наследия дореволюционной России, именно ее жизненная судьба, судьба верной супруги большевистского «демона революции», в решающей степени определила спасение сотен тысяч материальных и духовно-исторических памятников.

Сегодня мало кому известно, что в течение десяти лет, начиная с 1918 года, Н.И. Троцкая возглавляла первый советский государственный орган, связанный с защитой памятников и исторических мест, – отдел по делам музеев и охраны памятников искусства и старины Народного комиссариата просвещения (коротко – музейный отдел Наркомпроса).

Этот отдел был создан в мае 1918 года по инициативе известного русского живописца и искусствоведа Н.Э. Грабаря, собравшего вокруг себя крупных специалистов, цвет русской искусствоведческой науки, музейного дела и реставрации. Это были люди широко образованные, большой культуры и порядочности.

В июне того же года заведующей отделом назначили Н.И. Троцкую. Что касается Грабаря, то ему пришлось довольствоваться положением члена коллегии и заведующего подотделом Национального музейного фонда. Игорь Эммануилович был человеком разумным, гибким и понимал, что при новой власти больше пользы делу сохранения наследия принесет умное руководство Троцкой, чьи авторитет и влияние в высших должностных кругах были неоспоримы. Грабаря же там не знали или относились к нему как бывшему буржуазному «спецу», а значит, человеку ненадежному.

Надо отдать должное Н.И. Троцкой, она не стала, что называется, выкручивать руки сотрудникам своими военно-административными порядками и оставила на руководящих постах всю ранее подобранную команду. Более того, она сразу начала защищать их от притеснений, обысков и арестов (как контрреволюционных, по тогдашним понятиям, «защитников имущества буржуазии»), всячески старалась облегчить их материальное положение. Дело дошло даже до письма Ленину в марте 1920 года с настоятельной просьбой выдавать работникам отдела «вполне удовлетворительный паек».

Для такой смелой по тем временам просьбы имелись законные основания. В 1918–1920 годах было взято на учет свыше 500 старинных усадеб и дворцов, создано свыше 200 новых музеев, вывезено из бывших дворянских имений более 100 тысяч произведений искусства, сотни библиотек и фамильных архивов. То, что удалось тогда сделать для сбережения национального культурного достояния, нарком просвещения A.B. Луначарский восхищенно назвал «положительным чудом».

По своему драматизму и накалу человеческих страстей работа музейного отдела в годы гражданской войны была и всегда будет оставаться впечатляющей. Сколько здесь еще скрывается загадок и тайн, не знает никто. Бесспорно то, что главным приводным ремнем и одновременно главной загадкой в деятельности всей огромной машины сохранения культурного богатства России была Н.И. Троцкая.

Именно она телеграфировала 10 сентября 1918 года в Орловский губисполком требование не реквизировать усадьбу Галаховой, а устроить в ней музей-читальню И.С. Тургенева, причем потребовала со всей присущей ей решительностью и вопреки «железной классовой» точке зрения местных властей, считавших, что сейчас не до музеев и памятников.

Несмотря на проходившие в тех местах ожесточенные бои Красной Армии с деникинскими войсками, упорная женщина добилась своего – музей И.С. Тургенева, ныне всемирно известный, был создан. Но кто знает об этом? Историческая телеграмма Н.И. Троцкой всегда публиковалась со стыдливо вымаранной ее подписью.

Малоизвестным является также тот факт, что невероятно сложным, а зачастую непреодолимым препятствием для сохранения культурного наследия был принятый в 1917 году знаменитый Декрет о земле, который передавал бывшие усадьбы и дворцы, расположенные в сельской местности (а это фактически вся страна), в распоряжение местных Советов, которые могли делать и делали там все что угодно.

Весьма показательной в этом отношении является усадьба князей Барятинских в Курской губернии – Марьино, – которая по своему богатству входила в число крупнейших поместий России. Выполняя Декрет о земле, крестьяне ближайших сел взяли дворец под охрану и вскоре стали требовать разделить княжеское имущество «по дворам», по существу, разграбить его. Когда в окрестностях Марьина опустошили спиртные склады, неуправляемая пьяная лавина крестьян, вооруженных солдат, анархиствующих матросов буквально захлестнула дворец, и никакая охрана не могла ее сдержать. Кто-то тащил из усадьбы старинный персидский ковер, иноземное кресло, кто-то – зеркало, дюжину серебряных тарелок, фарфоровые чашки, да и просто книгу или связку «буржуйских» бумаг для употребления на цигарки.

Чтобы спасти находящиеся в 180 залах дворца уникальные сокровища, нужно было срочно эвакуировать их в Москву. Это хорошо понимали в Наркомпросе и его музейном отделе, хотя законных оснований для изъятия «народной» собственности и ее эвакуации у сотрудников отдела не было. Начались переговоры. Крестьяне хотели получить за картины, фарфор, мебель, книги и архивные бумаги денежную компенсацию в размере ста тысяч рублей, сумму по тем временам ничтожную. Поторговавшись, в конце концов договорились. Художественные ценности Марьина обогатили несколько десятков республиканских и областных музеев, в том числе Третьяковку, Государственный музей изобразительных искусств имени A.C. Пушкина, Государственный исторический музей.

Нужно было обладать незаурядной волей, энергией и целеустремленностью Н.И. Троцкой, чтобы «нейтрализовать» революционный вандализм Декрета о земле. С огромным трудом, при мощном сопротивлении бюрократических ведомств, и прежде всего Народного комиссариата земледелия, ей удалось добиться принятия Совнаркомом в октябре 1918 года параллельного декрета «О регистрации, приеме на учет и охранении памятников искусства и старины», по которому музейный отдел Наркомпроса становился единственным распорядителем историко-художественных богатств и памятников страны.

Это была победа. Теперь сотрудники отдела, исходя из своего нового правового статуса, официально стали называться эмиссарами и на совершенно законных основаниях могли обеспечивать охрану культурных ценностей на местах или эвакуировать их в губернские центры и в Москву.

В 1924 году А.М. Эфрос [61] как-то высказался: «Мы считаем необходимым подчеркнуть, в какой значительной степени обязано музейное строительство энергии и такту Н.И. Троцкой, сыгравшей, несомненно, историческую роль своим руководством работы центрального музейного органа революции».

Кто же такая Наталья Ивановна Седова-Троцкая, еще при жизни ушедшая не по своей воле в политическое и историческое забытье, чье имя и чей вклад в сбережение национального культурного наследия многие десятилетия были преданы анафеме и забвению?

Даже сейчас, после рассекречивания в спецхране ее личного дела, известно о ней немного. Родилась в 1882 году в Полтавской губернии, в семье казака, связавшего свою жизнь с красивой полькой из обедневшего шляхетского рода. Отец был человеком незаурядным, выбился в купцы первой гильдии и обеспечил дочери достойное образование…

…Меньше всего разногласий было именно между музейным отделом и Наркоматом по военным и морским делам, который возглавлял Троцкий. Военные часто выручали сотрудников отдела транспортом, охраной и продовольствием. Разумеется, большинство командиров и комиссаров никогда не слышали о каком-то непонятном музейном отделе, сохраняющем зачем-то «буржуйское добро», но мандаты его эмиссаров за подписью Троцкой, жены наркома и председателя Реввоенсовета республики, действовали магически и безотказно. Тем более что бланки мандатов, инструкции и другая документация, как указывалось на них, печатались в «походной типографии поезда Предвоенсовета тов. Троцкого».

Со стороны раздавались, разумеется, и критические высказывания в адрес Н.И. Троцкой, была и черная зависть, и скрытая злобная ненависть, но даже недруги единодушно отмечали ее несомненное положительное воздействие на деятельность отдела. Все понимали: она была женой Троцкого, причем умной женой, которой позволялось многое и нужное…