Париж на три часа.

* * *

Всю зиму узник держал начальство в постоянном напряжении; по тюрьме ходили упорные слухи, будто по ночам генерал Мале вылезает гулять на крышу; караульные, простояв на посту в его башне с неделю, оказывались уже негодными — он успевал их распропагандировать, и приходилось менять их как перчатки.

— Сударь, — не раз упрекал де Бюгонь генерала, — за вашу судьбу я спокоен. Но, прошу, пожалейте хоть свою нежную супругу, которая так много лет страдает!

Мале отделывался шутками. Однако комендант не оценил юмора арестанта, приписывая его легкомыслие некоторой расстроенности разума. Он укрепился в этом мнении, когда Мале куском мела разрисовал стену своей камеры, точно воспроизведя на память план улиц Парижа. На месте же площадей с их казармами и правительственными учреждениями он изобразил головы собак, кабанов, шакалов и всяких гадов. Непонятные стрелы рассекали кошмарный чертеж, расходясь почему-то (тогда на это не обратили внимания!) от казарм Десятой когорты Национальной гвардии, размещенных на улице Попинкур.

— Я придумал новую игру, — пояснил Мале коменданту. — И сейчас ознакомлю вас с ее несложными правилами…

— Сотрите все! — велел де Бюгонь, не дослушав. — Сегодня к вам придет жена, а у вас не стена, а бред взбесившегося топографа. Лучше я велю приготовить для вас букет цветов.

Разрешая свидание мадам Мале с мужем, добряк де Бюгонь осторожно намекнул ей:

— Вы не сердитесь, мадам, на старого солдата, но мне кажется, что ваш почтенный супруг уже… Сами понимаете: он не всегда здраво располагает собой и своими поступками.

Жена генерала, еще моложавая женщина, в черных траурных одеждах, бегущих от плеч до полу, стояла перед ним — робкая и печальная, как олицетворение вечной скорби. Кажется, в этот момент они отлично поняли друг друга.

— Может, вы и правы, — произнесла жена генерала. — Но… что мы можем сделать для здоровья моего мужа?

— Я подумаю, — решил майор, сердечно жалея женщину.

Наступила зима. Поздним вечером во двор Ла-Форса въехал полицейский фургон, из него вывели генерала Гидаля… Увидев Мале, он сразу начал ругать префекта Тибодо:

— Эта сволочь все-таки допекла министра своими доносами, и вот я здесь… Но ты не волнуйся, Мале: Прованс начнет и без меня, когда начнется в Париже…