Атлантида и Древняя Русь.

Фрагмент вазы с изображением пира Одиссея у феакийцев. VI в. до н.э. Найден на острове Змеиный в 1841 г.

После этого Одиссей, единственный оставшийся в живых, ухватясь за обломок мачты, поплыл по морю. Его пронесло через Босфор мимо пиратского корабля Сциллы и опасных скал Харибды и вынесло в открытое море, в Понт. Одиссея несло девять дней и прибило к пустынному острову Огигия. Заметим: в девяти днях пути на север от Босфора расположен остров Змеиный, что напротив устья Дуная.

Остров Змеиный был известен античным мореплавателям. О нем сохранилась запись и в «Перипле Понта Евксинского», античной лоции Черного моря. Согласно «Периплу», этот остров назывался островом Ахилла: «Есть предание, что его подняла со дна моря Фетида для своего сына и что на нем жил Ахилл. На нем есть храм Ахилла со статуей древней работы».

Снова Ахилл! Думаю, и на этом острове Одиссей выдал себя за Ахилла. Ахилл, разумеется, не мог жить на сем острове, так как погиб под стенами Трои.

Подтверждением того, что остров Огигия и есть остров Ахилла (Змеиный), может служить и рассказ Пиндара, эпического поэта V века до н.э., который передал легенду о том, что после смерти боги перенесли Ахилла на острова Блаженных. Одним из этих островов считался остров Огигия.

Островом Блаженных называет этот остров и римский историк Гай Плиний Секунд (24 — 79 гг. н. э.) в IV книге «Натуральной истории»: «Перед устьем Борисфена (Днепра) лежит вышеупомянутый Ахиллов остров, который также называют Белым и островом Блаженных».

Одиссея на острове Огигия приняла в свои объятия нимфа Калипсо. Одиссей не уклонился от объятий, он знал толк в нимфах. «Принят я был благосклонно богиней», — рассказывал потом Одиссей царю Алкиною.

Но время шло. На острове Огигия Одиссей провел семь лет. И эти семь лет уместились всего в нескольких строках поэмы Гомера. Одиссей за это время успел обзавестись целым детским садом. Калипсо родила ему четверых сыновей — Латина, Навсифоя, Навсиноя и Авсона. Их имена называют Аполлодор Афинский и другие античные авторы.

Семь лет — срок немалый. За это время, если верить Гомеру, Одиссей и Калипсо успели друг другу осточертеть: «Хладный сердцем к богине, с ней ночи он делил принужденно в гроте глубоком, желаньям ее непокорный желаньем». Да… Легко предположить, как к этому относилась Калипсо! Верно, пилила его по всякому поводу. И вот результат.

Где мы застаем Одиссея через семь лет? Он бродит по берегу острова. Судя по всему, произошла ссора, и Калипсо выгнала его из грота. Вероятно, ссора была столь неожиданной и крупной, что Одиссей, семь лет бродивший без толку по острову, вдруг в течение четырех дней соорудил какое-то жалкое и комичное подобие судна. Представлял из себя этот корабль наскоро сколоченный плот. Вместо бортов Одиссей использовал плетень, а вместо паруса — кусок холста. Нельзя без смеха читать оправдания Одиссея, будто эти его действия были вызваны внушением богов.

И вот он натянул холст (парус) и отчалил. Калипсо и дети стояли на берегу, и вслед беглецу летело что-то вроде «проваливай!», «скатертью дорожка!». В пересказе Одиссея напутствия Каллипсо несколько облагородились: «призвала она ветер попутный». Заметим также, что Калипсо посоветовала Одиссею плыть на восток.

Одиссей плыл от острова Змеиный на плоту 18 суток. Он ориентировался по звездам. Снова Гомер подшутил над своим героем. Одиссей оставлял по левую руку Большую Медведицу, то есть двигался на восток, как ему советовала Калипсо. Это означало, что нимфа пожелала ему плыть к Тавриде (Крыму), к жестоким таврам-лестригонам. А ведь стоило ему дождаться восточного ветра — Эвра, и он за какие-нибудь сутки-двое добрался бы до устья Дуная, до ближайшего западного берега Черного моря.

На выручку нашему герою, который был уверен, что плывет на восток, пришло Большое Черноморское течение. Ветер, причем слабый ветер (сильный разломал бы его плот), еще способен повернуть плот Одиссея и создать иллюзию движения на восток, но продвинуть его далеко в этом направлении он не может (говорю это как яхтсмен, ходивший от Кавказа к Босфору, бывавший и у острова Змеиный). Тяжелый плот ведет, конечно, не ветер, свистящий в дырки натянутого Одиссеем холста, плот ведет на запад Большое Черноморское течение. Одиссей делает круг, он медленно идет от Змеиного острова к Крыму, а у берегов Крыма его подхватывает течение и несет мимо земли циклопов-аримаспов и скифов к земле феакийцев.

У берега феакийцев он три дня борется с бурей. Буря разбивает плот Одиссея. Ему приходится преодолевать оставшееся расстояние по бурному морю вплавь. Он чуть не тонет, запутавшись в покрывале, подаренном ему Калипсо, и поминает нимфу недобрым словом.

Волна выбрасывает его на остров. Он едва приходит в себя. И начинается новое забавное приключение.

Кстати, где расположена земля феакийцев? Кого Гомер называет феакийцами? Откроем «Одиссею».

…Город любезных богам феакиян, Живших издревле в широкопоясной земле Гиперейской, В близком соседстве с циклопами — диким и буйным народом.

Из земли Гиперейской феакийцев выгнали циклопы на остров Схерию. Гиперию некоторые ученые помещали в Северной Греции, а Схерией они считали Крит или Сицилию.

Не могу с этим согласиться. Если циклопы — это аримаспы (призываю в свидетели Страбона!), то феакийцы жили рядом с аримаспами. Думаю, они жили в устье Дуная, который втекает в Черное море двумя рукавами. Тогда Схерия — земля, защищенная с двух сторон потоками Дуная.

Здесь жило племя агафирсов. Обычаи агафирсов схожи с обычаями феакиян, об этом можно судить по рассказу Геродота: «Агафирсы, напротив, отличаются самыми мягкими нравами и очень охотно носят золотые украшения; женщинами агафирсы пользуются сообща, с тою целью, чтобы быть братьями между собою и родными и не возбуждать друг в друге ни зависти, ни вражды». Когда аргонавты оказываются у феакийцев, они также отмечают, что местные жители любят носить золото.

Описание нравов агафирсов напоминает фантазии утопистов об общности жен в идеальном обществе. Для Гомера общество феакиян также идеальное общество, пример для подражания, но он не удерживается и начинает подтрунивать над фривольностью их нравов.

И вновь перед нами пародия на приключение аргонавтов. Аргонавты в гостях у феакиян, разумеется, соблюдали приличия, но не таков был Одиссей!

Одиссей спал у берега реки (вероятно, Дуная). И тут к берегу с подругами приехала царевна Навсикая. Навсикая и ее подруги стирали белье — свадебные платья и сорочки. Потом купались. «Они искупались в реке и, натершись елеем, весело сели на мягкой траве у реки за обед свой…».

Купальников в то время не носили, так что во время всего последующего действия девушки были нагими. Гомер сравнивает подруг с нимфами и превозносит прелесть Навсикаи, которая «красотою девичьей всех затмевает».

Мячик, случайно брошенный во время игры рукой Навсикаи, разбудил Одиссея. В переводе В.А. Жуковского последующие Действия Одиссея выглядели так: он «жиловатой рукой… свежих ветвей наломал, чтоб покрыть обнаженное тело». Но на самом деле Гомер сказал проще: «С листьями ветку в чаще сорвав могучей рукою, чтобы на теле прикрыть обнаженное стыдное место, быстро пошел он… (так это место звучит в точном переводе П.А. Шуйского)». Одиссей шел «как лев, с налитыми кровью глазами, который идет на быка».

Вид его — голого, облепленного тиной — испугал подруг На-всикаи, они убежали. Но сама царевна не убежала и стала говорить с более чем легко одетым Одиссеем. А Одиссей в это время размышлял, сразу обнять колени Навсикаи или немного подождать: «Одиссей же не знал, что приличней: оба колена обнять у прекраснокудрявыя девы? Или, в почтенном встав отдаленьи, молить умиленным словом ее…».

Однако положение его было плачевным, и он не рискнул «обнять колени», он обратился к Навсикае с просьбой о помощи, причем осыпал ее комплиментами, сравнил с юной пальмой, с Артемидой и прочее, и прочее.

Навсикая была очарована, она позвала подруг. Вместе с подругами она стала заигрывать с чужеземцем. Одиссея потянули в воду, якобы для того, чтобы отмыть его. Но Одиссей устал, ему не до игр. Вновь Гомер смеется над своим героем. Теперь Одиссей молит о пощаде:

Девы прекрасные, станьте поодаль: без помощи вашей Смою с себя я соленую воду и сам наелею Тело. Давно уж елей благовонный к нему не касался. Но перед вами купаться не стану я в светлом потоке, Стыдно себя обнажать мне при вас, густовласые девы.

После этого приключения героя приняли в царском дворце. Одиссея, еще не пришедшего в себя, попросили принять участие в атлетическом состязании. Его осыпали градом насмешек, чтобы раззадорить, а потом, проигравшего, осмеять.

Но тут Одиссей показал, что он не простой смертный, а герой. Он так далеко бросил мяч, что все изумились. И конечно же ему помогла в этом пустячном деле сама Афина Паллада.

Гомер и тут не удержался и подшутил… над самой богиней. Он заставил Афину явиться на поле состязаний в образе старика, а потом описал, как она, кряхтя и задыхаясь, бегала по всему полю и измеряла расстояние, которое пролетел мяч Одиссея.

Потом при дворе царя феакийцев Одиссей рассказал историю своих странствий, причем наплел с три короба. Феакийцы, умиленные рассказом, одарили Одиссея и проводили его до самой Итаки. Казалось бы, здесь должен был последовать длинный рассказ о путешествии Одиссея к Итаке: через три моря и два пролива. Ничего подобного. Все путешествие Одиссей совершил во сне. Заснул он, взойдя на борт (после возлияний во дворце Алкиноя), а проснулся уже на Итаке.

Гомеру показалось неуместным рассказывать о столь долгом путешествии. И он вышел из этого положения с блеском и юмором. Гомер сослался на фантастическую скорость корабля феакийцев: «сокол быстрейший его не догнал бы в полете, так он стремительно, зыбь рассекая, летел через море». Этот полет напоминает полет барона Мюнхгаузена на ядре. Корабль летел так быстро, что он, достигнув Итаки, «целой почти половиною на берег вспрянул».

Одиссей так крепко «нагрузился» у Алкиноя, что он не проснулся даже тогда, когда его, словно бесчувственный куль, перенесли с корабля на берег.

Оказавшись во время сна на Итаке, Одиссей не узнал родной земли. Он подумал, что его ограбили феакийцы и выбросили на необитаемый остров. Он даже в ужасе стал пересчитывать подарки. Но все было цело.

Потом он обратился к местному пастушку, который оказался опять-таки Афиной Палладой, и спросил, где он. В точности такой эпизод есть у Булгакова в «Мастере и Маргарите»: Воланд так же швырнул гражданина Лиходеева из Москвы в Ялту.

Одиссей прибыл на Итаку, где его вот уже 18 лет ждала верная Пенелопа. Одиссей, заметим, изменял жене направо и налево, но если бы ему изменила Пенелопа, ей бы пришлось узнать, что такое патриархат. Пенелопа это понимала, потому не делала подобных попыток. Наоборот, как только могла, с помощью явно плутовских уловок она от сватовства женихов уклонялась.

И вот новая буффонада. Но на этот раз с черным юмором в Духе эпохи. Одиссей переоделся нищим, его никто не узнал. Переодетый плут, какой знакомый прием! После этого он убил всех женихов Пенелопы.

За что? За съеденный обед. Женихи по существовавшему тогда закону имели полное право свататься к Пенелопе, так как Одиссей отсутствовал более десяти лет и считался погибшим. Одиссей в этом их не упрекал. Он упрекал их в том, что они столовались у его жены и привели хозяйство в беспорядок. Женихи готовы были заплатить и даже переплатить, все вернуть — много ли они успели съесть? Одиссей же был непреклонен, он посылал в безоружных одну стрелу за другой.

Но даже эта ярость его была комична: «Так вы ели и не заплатили? О Афина Паллада! О Зевс! Разве здесь благотворительная столовая?».

Кончилась «Одиссея» анекдотом о неузнавании Пенелопой своего мужа. Пенелопа все время драки проспала, а потом, узнав о бойне, в ужас, конечно, не пришла. Ее беспокоило только одно: кто устроил резню. Может быть, и муж. Это на него похоже. Но все же стоит задать ему загадку: разгадает, значит, это он —хитроумный Одиссей.

Оставим Одиссея. В любом случае я чувствую к нему симпатию. Образ Одиссея был предшественником всех последующих образов плутов, шутов и хитрецов мировой литературы. К тому же Одиссей — пародия не только на аргонавтов, но и на многих героев-мореплавателей древности. Мы уже отмечали его родство с арабским мореходом Синдбадом, шумерским Зиу-Судрой, славянским Садко. Сходны не только их имена, но и приключения.

И я убежден, что именно арийские и киммерийские (прасла-вянские) легенды о Садко послужили основой для создания Гомером-киммерийцем образа Одиссея. Тем более что Троя, откуда отплыл Одиссей, и град Святогора (Атланта), откуда отплывал Садко, расположены были рядом.

Правда, ко временам Одиссея от града Садко (столицы Восточной Атлантиды) не осталось и следа. Но были легенды, подхваченные Гомером.

Теперь мы должны проследить маршрут аргонавтов, ходивших в тех же местах, что и Одиссей (Садко), и побывавших в стране Атланта. «Одиссея» пародирует многие эпизоды из эпических песен «Аргонавтики». И она может быть использована для восстановления пути аргонавтов, для более точного определения местоположения Атлантиды.