Дети капитана Гранта.

Глава шестая. ПАССАЖИР КАЮТЫ НОМЕР ШЕСТЬ.

В первый день плавания море было бурным, к вечеру подул свежий ветер. «Дункан» сильно качало. Поэтому женщины не появлялись на палубе. Они лежали в каютах, что было весьма благоразумно.

На следующий день ветер круто изменил направление. Капитан Джон Манглс приказал поставить фок, контр–бизань и малый марсель, и «Дункан» стал устойчивее — меньше чувствовалась боковая и килевая качка. Леди Элен и Мери Грант могли с самого утра подняться на палубу, где уже находились Гленарван, майор и капитан.

Восход солнца был великолепен. Дневное светило, похожее на позолоченный диск, поднималось из океана, словно из колоссальной гальванической ванны. «Дункан» скользил в потоках лучезарного света, и казалось, то не ветер, а солнечные лучи надувают его паруса.

Пассажиры яхты благоговейно созерцали появление дневного светила.

— Что за дивное зрелище! — проговорила Элен. — Восход солнца предвещает прекрасный день. Только бы ветер не переменился, остался попутным!

— Трудно желать более благоприятного ветра, дорогая Элен, — отозвался Гленарван, — и нам не приходится сетовать на такое начало нашего путешествия.

— А скажите, дорогой Эдуард, как долог наш путь?

— На это вам ответит только капитан Джон, — сказал Гленарван. — Как мы идем, Джон? Довольны ли вы своим судном?

— Очень доволен, сэр. Это отличное судно — моряку приятно чувствовать его под ногами. И машина и корпус как нельзя лучше подходят друг к другу. Вот почему яхта, как вы сами видите, оставляет за собой такой ровный след и так легко уходит от волны. Мы идем со скоростью семнадцать морских миль в час; если скорость не снизится, то дней через десять пересечем экватор и менее чем через пять недель обогнем мыс Горн.

— Вы слышите. Мери? Меньше чем через пять недель! — обратилась к молодой девушке леди Элен.

— Да, сударыня, — ответила Мери. — Я слышала, и мое сердце сильно забилось при словах капитана.

— Как вы переносите плавание, мисс Мери? — спросил Гленарван.

— Неплохо, сэр. А вскоре надеюсь совсем освоиться с морем.

— А наш юный Роберт?

— О, Роберт!.. — вмешался Джон Манглс. — Если его нет сейчас в машинном отделении, то, значит, он взобрался на мачту. Этот мальчуган не знает, что такое морская болезнь… Да вот полюбуйтесь сами. Видите, где он?

Все взоры устремились туда, куда указывал капитан, — на фок–мачту: там футах в ста от палубы, на снастях брам–стеньги, висел Роберт. Мери невольно вздрогнула.

— О, успокойтесь, мисс! — сказал Джон Манглс. — Я вам ручаюсь за него. Обещаю, что в недалеком будущем я представлю капитану Гранту лихого молодца, ибо нисколько не сомневаюсь, что мы разыщем этого достойного капитана.

— О, пусть вас услышит небо! — ответила девушка.

— Милая мисс Мери, — вновь заговорил Гленарван, — все предвещает нам удачу. Взгляните на этих славных молодцов, взявшихся за это прекрасное дело. С ними мы не только добьемся успеха, но легко достигнем его. Я обещал леди Элен увеселительную прогулку и верю, что сдержу слово.

— Эдуард, вы лучший из людей! — воскликнула Элен Гленарван.

— Отнюдь нет, но у меня лучшая команда на лучшем судне. Разве вы не восхищаетесь нашим «Дунканом», мисс Мери?

— Конечно, сэр, — ответила девушка, — не только как пассажирка, но и как настоящий знаток.

— Вот как?

— Будучи ребенком, я постоянно играла на кораблях отца. Он хотел воспитать из меня моряка. Если понадобится, я и теперь могу взять рифы или поставить парус.

— Что вы говорите, мисс! — воскликнул Джон Манглс.

— Если так, — сказал Гленарван, — то вы в лице капитана Джона, несомненно, будете иметь большого друга, ибо профессию моряка он ставит выше любой иной, даже для женщины. Не правда ли, Джон?

— Совершенно верно, сэр, — ответил молодой капитан, — но я должен признаться, что, по–моему, мисс Грант более пристало находиться в рубке, чем ставить брамсель. Но все же моему самолюбию моряка льстят ее слова.

— А особенно когда она восхищается «Дунканом»… — добавил Гленарван.

— …Который того вполне заслуживает, — ответил Джон Манглс.

— Право, вы так гордитесь вашей яхтой, — сказала леди Элен, — что мне захотелось осмотреть ее сверху донизу и заодно поглядеть, как устроились наши славные матросы в кубрике.

— Очень удобно, — ответил Джон Манглс, — не хуже, чем дома.

— А они действительно дома, дорогая Элен, — сказал Гленарван. — Эта яхта — уголок нашей старой Шотландии, это кусок графства Думбартон, плывущий по волнам океана; таким образом, мы не покинули нашей родины: «Дункан» — это замок Малькольм–Касл, а океан — озеро Ломонд.

— Ну тогда, дорогой Эдуард, покажите нам ваш замок, — шутливо промолвила Элен.

— К вашим услугам! — ответил Гленарван. — Но позвольте предупредить Олбинета.

Стюард «Дункана» Олбинет был превосходный метрдотель, достойный быть по своему внушительному виду метрдотелем во Франции, так усердно и умно он исполнял свои обязанности. Олбинет немедленно явился.

— Олбинет, мы хотим прогуляться перед завтраком, — сказал Гленарван таким тоном, словно дело шло о прогулке в окрестностях замка. — Надеюсь, что к нашему возвращению завтрак будет сервирован.

Олбинет важно поклонился.

— Вы пойдете с нами, майор? — спросила Мак–Наббса Элен.

— Если прикажете, — ответил он.

— О, майор наслаждается своей сигарой, — вмешался Гленарван, — не мешайте ему. Знаете, мисс Мери, он страстный курильщик, он даже спит с сигарой во рту.

Майор кивнул головой и остался, остальные спустились в кубрик.

Оставшись один на палубе, Мак–Наббс, по обыкновению, вступил сам с собой в беседу, окутавшись густыми облаками дыма, и, не двигаясь, глядел на пенистый след за кормой яхты. После нескольких минут безмолвного созерцания он повернулся и вдруг увидел рядом с собой какого–то человека. Если бы вообще что–нибудь могло удивить майора, то именно подобная встреча, ибо этот пассажир был ему совершенно незнаком.

Это был высокий, сухощавый человек лет сорока. Он походил на длинный гвоздь с широкой шляпкой. Голова у него была круглая, крепкая, лоб высокий, нос длинный, рот большой и выдающийся вперед подбородок. Глаза скрывались за огромными круглыми очками и имели какое–то неопределенное выражение, присущее обычно никталопам16. Лицо у него было умное и веселое. В нем не было отталкивающего выражения, присущего чопорным людям, которые из принципа никогда не смеются, скрывая свое ничтожество под личиной серьезности. Отнюдь нет. Непринужденность, милая бесцеремонность незнакомца — все говорило о том, что он склонен видеть в людях и вещах лишь хорошее. Хоть он еще не вымолвил ни слова, но видно было, что он говорун и очень рассеянный человек, вроде тех людей, которые смотрят и не замечают, слушают и не слышат. На нем была дорожная фуражка, бархатные коричневые панталоны, той же материи куртка с бесчисленными карманами, которые были туго набиты всевозможными записными книжками, блокнотами, бумажниками, одним словом, множеством ненужных обременительных предметов; обут он был в грубые желтые ботинки и кожаные гетры. Через плечо у него болталась на ремне подзорная труба.

Суетливость незнакомца представляла резкий контраст с невозмутимым спокойствием майора. Он вертелся вокруг Мак–Наббса, рассматривал его со всех сторон, кидал на него вопросительные взгляды, а тот, казалось, нисколько не интересовался ни тем, откуда взялся этот господин, ни тем, куда он направляется, ни тем, почему он оказался на борту «Дункана».

Когда загадочный незнакомец увидел, что все его попытки разбиваются о равнодушие майора, он схватил свою подзорную трубу — раздвинутая в длину, она имела четыре фута — и, расставив ноги, неподвижный, похожий на дорожный столб, направил ее на линию горизонта, а минут через пять опустил ее и оперся на нее, словно на трость; но вдруг труба сложилась, колена ее скользнули одно в другое, и новый пассажир, потерявший точку опоры, чуть не растянулся у грот–мачты.

Всякий другой на месте майора непременно улыбнулся бы, но он и бровью не повел. Незнакомец решил действовать иначе.

— Стюард! — крикнул он с иностранным акцентом и прислушался.

Никто не появлялся.

— Стюард! — повторил он громче.

Мистер Олбинет проходил как раз в камбуз, находившийся под шканцами. Он был очень удивлен, когда услышал, что его столь бесцеремонно окликает какой–то долговязый незнакомец.

«Откуда он взялся? — спросил себя Олбинет. — Друг мистера Гленарвана? Нет, это невозможно!».

Он поднялся на ют и подошел к незнакомцу.

— Вы стюард этого судна? — спросил тот.

— Да сэр, но я не имею чести…

— Я пассажир каюты номер шесть, — не дал договорить ему незнакомец.

— Каюты номер шесть? — повторил Олбинет.

— Ну да. А как ваше имя?

— Олбинет.

— Хорошо, друг мой Олбинет, — сказал незнакомец из каюты номер шесть, — позаботьтесь о завтраке, да поживее. Вот уже тридцать шесть часов, как я не ел. Собственно говоря, я проспал тридцать шесть часов, что вполне простительно человеку, без единой остановки примчавшемуся из Парижа в Глазго. Скажите, пожалуйста, в котором часу здесь завтракают?

— В девять, — машинально ответил Олбинет.

Незнакомец пожелал взглянуть на свои часы, это заняло немало времени, ибо он обнаружил часы лишь в девятом кармане.

— Хорошо. Но сейчас нет еще и восьми! Ну вот что, Олбинет, дайте–ка мне пока что бисквиты и стакан шерри, а то я упаду от истощения.

Олбинет слушал, ничего не понимая, а незнакомец продолжал болтать, перескакивая с поразительной быстротой с предмета на предмет.

— Ну, а где же капитан? Он еще не встал? А его помощник? Тот что, тоже спит? — трещал незнакомец. — К счастью, погода хорошая, ветер попутный, судно идет само собой.

Как раз в эту минуту на трапе показался Джон Манглс.

— Вот капитан, — объявил Олбинет.

— Ах, я очень рад! — воскликнул незнакомец. — Очень рад познакомиться с вами, капитан Бертон!

Если кто и был изумлен, то, несомненно, это был Джон Манглс, и не только потому, что его назвали капитаном Бертоном, но и потому, что он увидел незнакомца на борту своего судна.

А тот продолжал рассыпаться в любезностях.

— Позвольте пожать вам руку, — сказал он. — Если я не сделал этого третьего дня вечером, то лишь потому, что не следует никого беспокоить в момент отплытия. Но сегодня, капитан, я счастлив познакомиться с вами.

Джон Манглс широко открыл глаза и с удивлением смотрел то на Олбинета, то на незнакомца.

— Теперь мы познакомились с вами, дорогой капитан, — продолжал незнакомец, — теперь мы с вами друзья. Давайте поболтаем. Скажите, довольны ли вы своей «Шотландией»?

— О какой «Шотландии» вы говорите? — спросил, наконец, Джон Манглс.

— О пароходе «Шотландия», на котором мы находимся. Прекрасное судно. Мне расхвалили его за внешние качества и за высокие моральные, достоинства его командира, славного капитана Бертона! Вы не родственник великого африканского путешественника Бертона? Отважный человек! Если он ваш родственник, примите мои горячие поздравления!

— Сэр, я не только не родственник путешественника Бертона, но я даже и не капитан Бертон, — ответил Джон Манглс.

— А–а… — протянул незнакомец. — Значит, я говорю с помощником капитана Бертона, мистером Берднессом?

— Мистер Берднесс? — переспросил Джон Манглс, начиная уже подозревать истину, но не понимая, кто перед ним: сумасшедший или чудак. Только что молодой капитан хотел окончательно выяснить это, как на палубе появились лорд Гленарван, его жена и мисс Грант.

Увидев их, незнакомец воскликнул:

— А, пассажиры! Пассажиры! Чудесно! Надеюсь, мистер Берднесс, вы представите меня…

И, не ожидая ответа Джона Манглса, поспешил к ним навстречу.

— Миссис… — сказал он мисс Грант. — Мисс… — сказал он Элен. — Сэр… — прибавил он, обращаясь к лорду Гленарвану.

— Лорд Гленарван, — пояснил Джон Манглс.

— Сэр, — продолжал незнакомец, — я прошу извинить меня за то, что представляюсь вам сам, но в море приходится несколько уклоняться от светского этикета. Надеюсь, мы быстро познакомимся и в обществе дам путешествие на пароходе «Шотландия» покажется нам столь же коротким, сколь и приятным.

Ни леди Элен, ни мисс Грант не нашлись, что ответить. Они не могли понять, каким образом этот посторонний человек мог очутиться на палубе «Дункана».

— Сэр, — обратился к нему Гленарван, — с кем имею честь говорить?

— Жак–Элиасен–Франсуа–Мари Паганель, секретарь Парижского географического общества, член–корреспондент географических обществ Берлина, Бомбея, Дармштадта, Лейпцига, Лондона, Петербурга, Вены, Нью–Йорка, почетный член Королевского географического и этнографического института восточной Индии, короче говоря, я человек, который, проработав над географией двадцать лет в качестве кабинетного ученого, решил, наконец, заняться ею практически, и теперь направляюсь в Индию, чтобы объединить труды великих путешественников.