Хрущев. Творцы террора.
Глава 5. ОРДЕН МЕЧЕНОСЦЕВ И ЕГО МАГИСТРЫ.
Наша работа открыта храбрым и честным.
Помни, дзержинец, это слова,
Что у солдат революции.
Чистые руки, горячее сердце, холодная голова.
Из Песни О Вчк.…Любопытнейший казус, еще одна аберрация зрения: практически все пишущие о том времени, коммунисты и «демократы», сталинисты и антисталинисты, основывают свои рассуждения на одной посылке, ставшей уже аксиомой — процесс «раскручивался» сверху. То есть Сталин велел, чекисты ответили: «Есть!» В таком случае вся эта история действительно отдает преизрядной паранойей. Но вот теперь я задам один очень гадкий вопрос.
А откуда известно, что эти команды давались из Кремля?
Откуда? Все, говорите, знают, так что даже сомневаться неприлично? А «все знают» откуда? Да все оттуда же — из творчества незабвенного Никиты Сергеевича Хрущева. И воспитанные в недрах постхрущевского социализма исследователи, сызмала привыкшие к партийному беззаконию, к «телефонному праву», даже и не сомневаются, что так было всегда.
Ну а если это было не так?
Любопытные вещи, уже в глубокой старости, вспоминал Молотов. Вячеслав Михайлович, беседуя с Феликсом Чуевым [Писатель, много лет встречавшийся с Молотовым, Кагановичем и другими видными людьми сталинской эпохи и добросовестно записывавший все беседы. ], находился в сложном положении: с одной стороны, он был убежденный сталинист, с другой — по уши замазан в хрущевских делах. Уж как он крутит, как выскальзывает из рук — но иной раз в раздражении, в запальчивости говорит «золотые слова». Например, почти все разговоры о репрессиях тонут в бесконечном болоте слов о «правых», «левых», «стойких», «нестойких», о вере в социализм (про приказ № 00447 Чуев не знает, а Молотов не рассказывает, так что все крутится вокруг товарищей по партии) и т. п. И вдруг…
О Рудзутаке.
«Чуев. Неужели вы не могли заступиться, если вы его хорошо знали?
Молотов. Нельзя ведь по личным только впечатлениям! У нас материалы».
Об Аросеве (старом друге Молотова, бывшем после в Праге).
«Чуев. А нельзя было вытащить его?
Молотов. А вытащить невозможно.
Чуев. Почему?
Молотов. Показания. Как же скажу, мне давайте, я буду допрос, что ли, вести? Невозможно».
Молотов, между прочим, был тогда вторым лицом в государстве. Характер у него, что называется, упертый: когда председатель Совнаркома бывал в чем-либо убежден, переспорить его не мог даже Сталин. И тем не менее он не пытался отстоять старых товарищей. И не потому, что боялся — испугать Вячеслава Михайловича в то время было трудновато. Так почему?
Самое простое объяснение лежит на поверхности: они действительно получали от НКВД материалы. И эти материалы были достаточно однозначны. А после «московских процессов» и «дела Тухачевского», как я уже писала, в Кремле какое-то время могли поверить во все, что угодно. И если НКВД сообщал о заговорщиках, то какие основания были у правительства не верить профессионалам? Тем более что контролировал их свой, надежный человек…
В этом была одна из роковых ошибок сталинского правительства, которая потом всю жизнь не давала вождю покоя. Но обратного хода у времени, как известно, нет…