Теософические архивы (сборник).

Мои книги.

Некоторое время тому назад один теософ, м-р R***, путешествовал поездом с американским джентльменом, который поделился с ним изумлением от своего посещения нашей лондонской штаб-квартиры. Он рассказал, как просил мадам Блаватскую посоветовать ему лучшие теософские работы и заявил ей о своем намерении начать изучать «Разоблаченную Изиду», на что, к его удивлению, она ответила: «Не читайте ее, это все вздор».

Насколько помню, я не говорила «вздор»; но по сути сказала вот что: «Не стоит, „Изида“ не понравится вам. Из всех книг, вышедших под моим именем, именно эта наиболее неудачная и плоха в литературном смысле». С той же искренностью я могла бы добавить, что в «Изиде», если тщательно проанализировать ее со строгой литературной и критической точки зрения, открывается множество опечаток и неверных цитат; она содержит бесполезные повторы, крайне раздражающие отступления от темы, а для случайного читателя, незнакомого с определенными аспектами метафизических идей и символов, столь же много явных противоречий; что значительной части материала там не следовало быть вовсе; и также, что там имеются некоторые очень серьезные ошибки из-за неправильного написания слов. И наконец, эта работа по причинам, которые сейчас будут разъяснены, не имеет в себе системы; как заметил один мой друг, она выглядит, по сути, как некая масса независимых параграфов, не имеющих между собой связи, наугад перетасованных и опубликованных в таком виде.

Таково и сейчас мое искреннее мнение. Когда я впервые после публикации 1877 года перечитала всю работу от начала до конца – в Индии в 1881 году, – ко мне пришло полное осознание этой печальной истины. С тех пор и до настоящего времени я всегда говорила то, что думаю об этой книге, и где бы ни представилась возможность, высказываю свое откровенное мнение об «Изиде». Поступаю так это к ужасу тех, кто беспокоится о том, что я ухудшаю ее продажи. Но так как в писании моей главной целью была не слава и не выгода, но нечто гораздо более высокое, я никогда не обращала внимания на такие предупреждения. Этот неудачный «шедевр», эта «монументальная работа», как называют книгу некоторые обозреватели, с ее ужасными заменами одного слова на другое, полностью меняющими смысл,[360] с ее опечатками и неверными цитатами уже более десяти лет доставляет мне больше волнений и хлопот, нежели что-либо еще за всю мою долгую жизнь, в которой терний всегда было больше, чем роз.

Но я утверждаю, что несмотря на эти огромные упущения «Разоблаченная Изида» содержит массу новой и до того времени неизвестной информации по оккультным вопросам. То, что это так, доказывается тем, что всеми, кто достаточно умен, чтобы выделить ключевое, не обратив внимание на второстепенное, отдать предпочтение идее, а не форме, не придавая значения ее досадным недостаткам, работа была весьма высоко оценена. Приписывая себе – как я далее покажу, за других – все внешние огрехи, чисто литературные дефекты работы, я без боязни упрека в тщеславии отстаиваю ее идеи и учение, ибо как я всегда заявляла, ни идеи, ни учение не являются моими; и утверждаю, что они представляют огромную ценность для мистиков и изучающих теософию. Также верно, что когда «Изида» была впервые опубликована, многие лучшие американские газеты расточали ей похвалы – вплоть до преувеличения, как явствует из приведенных ниже цитат.[361].

Первыми врагами, которые ополчились на мою книгу, были спиритуалисты, чьи фундаментальные теории, будто духи умерших общаются в propria persona, я не признаю. За последние пятнадцать лет – со времени первой публикации – на меня изливался непрерывный поток гадких обвинений. Любая клевета – от обвинений в безнравственности и теории «русского шпиона» до подлогов и подлости, что я хронический мошенник и олицетворенная ложь, пропойца, агент Папы, нанятый для того чтобы разгромить спиритуализм, и воплощение Сатаны. Любое злословие, которое только можно было представить, сваливалось на мою личную и общественную жизнь. Но ни то, что ни одно из этих обвинений не было подтверждено; ни то, что с первого января до тридцать первого декабря, год за годом, я жила, как в стеклянном доме, окруженная друзьями и недругами, – ничто не могло удержать эти злые, ядовитые и совершенно бессовестные языки. Моими недремлющими оппонентами в разное время заявлялось, что: (1) «Разоблаченная Изида» – это просто пересказ Элифаса Леви и некоторых старых алхимиков; (2) она написана мной под диктовку злых сил и духов умерших иезуитов (sic); и наконец, (3) оба моих тома составлены из рукописей (ранее неизвестных), оставленных после себя Бароном де Пальмом – знаменитым своей кремацией и двойными похоронами, – и которые я нашла в его сундуке.[362] C другой стороны, мои друзья, сколь добрые, столь же и неосмотрительные, несколько подчеркнуто говорили о связи моей работы с моим Восточным Учителем и другими оккультистами, что действительно являлось правдой; это было подхвачено врагами и раздуто до неприличной лжи. Заявлялось, что вся «Изида» от корки до корки и слово в слово была продиктована мне этими невидимыми адептами. И так как недостатки моей книги были слишком очевидными, последствия всей этой пустой и злонамеренной болтовни были таковыми, что мои враги и критики заключили – столь проворно, как они это умели, – что либо этих невидимых вдохновителей не существует и они лишь часть моего «обмана», либо их талант ниже даже среднего писателя.

Однако никто не должен отвечать за чужие высказывания, и я отвечаю лишь за то, что утверждала вслух или в публикациях за моей подписью. Итак, я заявляю следующее: что исключая прямое цитирование и многие отмеченные выше и упомянутые опечатки, ошибки и неверное цитирование, а также вообще набор «Разоблаченной Изиды», автором которых я не являюсь, (а) каждая крупица знания, изложенная в этой или более поздних работах, исходит от наших Восточных Наставников; и (б) что многие отрывки в этих трудах были написаны мною под их диктовку. Я не утверждаю этим чего-то сверхъестественного, ибо подобная диктовка не представляет из себя чуда. Любой трезвомыслящий человек, знающий сегодня о многообразных возможностях гипнотизма (признанных и исследованных современной наукой) и о феномене передачи мысли, легко признает, что если гипнотизируемый субъект, простой безответный медиум, слышит невысказанную мысль своего гипнотизера, который может таким образом передавать ему свою мысль, и даже способен повторять слова, мысленно вычитываемые гипнотизером из книги, – то и мое заявление не содержит ничего невозможного. Для мысли не существует пространства и расстояния; и если два человека находятся в прекрасном взаимном психо-магнетической контакте, и один из этих двоих – великий адепт оккультных знаний, то передача мысли и диктовка целых страниц на расстоянии в десять тысяч миль становится столь же легкой и понятной, как и передача двух слов в комнате.

До сих пор я воздерживалась – кроме очень редких случаев – от реакции на любую критику моих работ и даже оставляла без опровержений прямую клевету и ложь, так как по отношению к «Изиде» я находила почти всякий род критики законным, а что касается «клеветы и лжи», то мое презрение к клеветникам слишком велико, чтобы замечать их. Особым был случай с хулой, пришедшей из Америки. Все это исходило из одного и того же источника, хорошо известного всем теософам, – человека, наиболее неутомимо преследовавшего меня нападками последние двенадцать лет,[363] хотя его самого я никогда не видела и не встречала. Не стану я отвечать ему и сегодня. Но так как «Изида» подвергается нападкам уже, по меньшей мере, в десятый раз, настало время, чтобы мои недоумевающие друзья и все те, кто симпатизирует теософии, узнали всю правду – и ничего кроме правды. Не то, чтобы я хотела перед ними просить извинения или «оправдываться» – я собираюсь просто предоставить факты, неопровержимые и не противоречащие друг другу, излагая своеобразные, хорошо известные многим, но теперь почти забытые обстоятельства написания моей первой английской работы. Я изложу их по порядку:

(1) Когда я приехала в Америку в 1873 году, я не говорила по-английски: в детстве я училась разговорному, но с тех пор прошло более тридцати лет. Я могла читать текст, но почти не могла разговаривать.

(2) Я не получала образования ни в каком колледже, и все, что знаю, я изучила сама; я никогда не претендовала на ученость современных исследователей; в то время я с трудом читала какие бы то ни было европейские научные работы и мало знала о западной философии и науке. То немногое, что я к тому времени изучила и узнала, внушило мне отвращение своим материализмом, своей ограниченностью, духом узкого догматизма и своей атмосферой превосходства над философией и наукой древности.

(3) До 1874 г. я не написала ни слова по-английски и не опубликовала ни одной работы ни на каком языке. А потому:

(4) Я не имела ни малейшего представления о правилах литературного жанра. Искусство написания книг, их подготовка к печати и публикации, чтение и правка гранок являлись для меня неведомыми тайнами.

(5) Когда я начала писать то, что позже вылилось в «Разоблаченную Изиду», у меня было не больше представления, что получится из этого, чем у тщеславного невежды. У меня не было плана; я не знала, будет ли это книгой, эссе, памфлетом или статьей. Я знала только, что должна написать это, и все. Эту работу я начала еще до того, как близко познакомилась с полковником Олькоттом, и за несколько месяцев до образования Теософического общества.

Итак, как каждый может увидеть, условия для создания английской теософской и научной работы были вполне подающими надежду. Тем не менее, мне удалось написать текста на четыре таких тома, как в «Изиде», прежде чем я представила свою работу полковнику Олькотту. Разумеется, он сказал, что все – за исключением продиктованных страниц – следует исправить. С того момента мы принялись за наши литературные труды и работали вместе каждый вечер. В некоторых страницах он правил английский, и их я переписывала; те, которые не поддавались никакой беспощадной корректуре, он заново надиктовывал прямо с текста, англизируя мои практически неразборчивые рукописи. Именно ему я обязана английским в «Изиде». Он же предложил разделить работу на две части, первый том посвятить НАУКЕ, а второй – ТЕОЛОГИИ. Для этого потребовалось пересмотреть все изложение и связь между его частями; необходимо было исключить повторения и улучшить литературные взаимоотношения между элементами. Когда работа была готова, мы показали ее профессору Александру Уайлдеру, известному ньюйоркскому ученому и платонисту, который, прочитав труд, рекомендовал его м-ру Бартону для публикации. Вслед за полковником Олькоттом, профессор Уайлдер оказал мне неоценимую помощь. Именно он составил превосходный Указатель, исправил греческие, латинские и еврейские слова, предложил дополнительные цитаты и написал большую часть Введения «Перед Завесой». То, что это не указано в книге, вина не моя, но твердое желание д-ра Уайлдера, чтобы его имя не фигурировало нигде, кроме сносок. Я никогда не делала из этого тайны, и об этом знал любой из моих многочисленных знакомых в Нью-Йорке. Итак, подготовленная, книга пошла в печать.

С этого момента и начались настоящие трудности. Я не имела ни малейшего представления о правке гранок. Заниматься этим полковнику Олькотту не позволяло время; поэтому я с самого начала все перепутала. Счет в шестьсот долларов за правку и переделку пришел, когда мы еще не закончили и трех частей, и мне пришлось бросить корректуру. Под давлением издателя полковник Олькотт делал все от него зависящее, но мог посвящать этому только вечера, а д-р Уайлдер находился далеко в Джерси-Сити. В результате гранки и страницы «Изиды» прошли через руки множества деятельных, но неаккуратных людей и в конце концов были отданы на милость издательского корректора. Стоит ли удивляться после этого, что в напечатанных томах «Вайвасвата» (Ману) превратилась в «Вишмавитру», что тридцать шесть страниц Указателя были непоправимо потеряны, а кавычки поставлены без всякого смысла (даже в некоторых моих собственных предложениях!) и пропущены во многих местах, где они отмечали цитирование из других авторов? На вопрос, почему эти фатальные ошибки не были исправлены в последующем издании, мой ответ будет прост: гранки были стереотипными; и несмотря на все мое желание что-то изменить, я ничего не могла сделать, так как гранки являлись собственностью издателя; у меня не было денег оплачивать расходы по исправлению, а издательскую фирму вполне устраивало оставить все как есть, ибо эта моя работа – выходящая сейчас уже седьмым или восьмым изданием, – несмотря на ее явные недостатки, все еще пользуется спросом.

И сегодня – возможно, вследствие всего этого, – возводится новое обвинение: в тотальном плагиате вводной части «Перед Завесой»!

Хорошо, если я совершила плагиат, то без малейших колебаний могла бы признать и «заимствования». Но, напротив, у меня нет никакого желания признавать «параллельные места», так как у меня их не было; пусть даже «передача мыслей», как метко замечает «Pail Mall Gazette», и в моде и в почете. Как-то раз американская пресса подняла вой против Лонгфелло, который, заимствовав из какого-то (тогда неизвестного) немецкого перевода финский эпос Калевала, опубликовав его как собственную величественную поэму «Песнь о Гайавате», забыв при этом указать ее источник. Континентальная печать неоднократно высказывала различные обвинения такого рода. Нынешний год особенно богат на подобные «передачи мысли». Здесь и мэр Лондона, повторяющий слово в слово старую забытую проповедь м-ра Спургсона и клянущийся, что никогда не читал и не слышал о ней. Преподобный Роберт Брадло пишет книгу, и «Pail Mall Gazette» тут же опровергает ее как буквальную копию чьей-то чужой работы. У м-ра Гарри де Виндта, путешественника по Востоку, в его только что вышедшей в лондонской книге «Путешествие в Индию через Персию и Белуджистан» F.R.G.S. в придачу находит параллельные страницы со «Страной Белуджистан» А. В. Хьюга, идентичные verbatim et literatim. Миссис Парр отрицает в «British Weekly», что ее роман «Сэлли» сознательно или бессознательно заимствован из «Сэлли» мисс Уилкинс, и утверждает, что она не читала вышеупомянутой книги и не слышала имени ее автора и т. д. Наконец, всякий, кто читал «Жизнь Иисуса» Ренана, найдет, что автор путем предвидения совершил плагиат некоторых эпизодов, описанных стихами в «Свете Мира». Также даже сэр Эдвин Арнольд, многообразному и признанному таланту которого не требуется помощь чужого воображения, забыл поблагодарить французских академиков за свои картины горы Табор и Галилеи в прозе, которые он так элегантно переложил на стихи в своей недавней поэме. Впрочем, в этой фазе нашей цивилизации, fin de siècle, можно почитать за счастье войти в такую замечательную и многочисленную компанию плагиаторов. Однако я не могу претендовать на такую высокую честь, ибо, как уже сказала, – изо всей вводной части «Перед Завесой» заявляю как о своих только об определенных отрывках из глоссария, прилагаемого к ней, а раздел о платонизме, который ныне преподносится как «бесстыдный плагиат», написан профессором А. Уайлдером.

Этого джентльмена, ныне живущего в Нью-Йорке или недалеко от него, могут спросить, истинно мое утверждение или нет. Он слишком благороден и учен, чтобы чего-то бояться и ради этого отрицать. Он настаивал на том, чтобы к Введению присоединить своего рода глоссарий, объясняющий греческие и санскритские термины, которыми изобилует работа, а также помог в этом. Я попросила его написать краткую статью о платонистах, которую он любезно предоставил. Таким образом, со стр. 11 по стр. 22 текст его, за исключением некоторых вставок, прерывающих рассказ о философах-платонистах до того чтобы показать идентичность их идей с идеями индуистских священных книг. Кто сегодня, знающий д-ра А. Уайлдера лично либо его имя и отдающий себе полный отчет в огромной эрудиции этого выдающегося платониста, редактора многочисленных научных трудов,[364] станет столь безрассуден, чтобы обвинять его в «плагиате» чужих работ? В сноске я даю названия нескольких платоноведческих и других работ под его редакцией. Обвинения выглядят просто абсурдными!

Вполне возможно, что д-р Уайлдер, либо забывал поставить кавычки перед и после отрывков, выписываемых им в свою статью у разных авторов, либо из-за своего очень неразборчивого почерка отмечать их с недостаточной тщательностью. Невозможно по прошествии почти пятнадцати лет вспомнить и проверить все факты. До сегодняшнего дня мне представлялось, что это описание платоников было его собственным, и более ничьим. Но ныне враги углядели цитаты без кавычек и объявили д-ра Уайлдера – пожалуй, еще крикливее, чем автора «Разоблаченной Изиды», – плагиатором и мошенником. Возможно, найдут и большее, поскольку эта моя работа неисчерпаема по части неверного цитирования, опечаток и ошибок, за которые я не могу признать себя «виновной» в общепринятом смысле. Однако, пусть клеветники злословят и далее, но и в следующие пятнадцать лет, как и в прошедшие, они увидят, что чего бы они ни делали, они не в силах ни сокрушить теософии, ни причинить мне вред. У меня нет авторского тщеславия; и годы несправедливых гонений и оскорблений сделали меня совершенно равнодушной к тому, что публика может подумать обо мне лично.

Но ввиду вышеизложенных фактов, а также учитывая, что:

(А) Язык в «Изиде» не мой, но (за исключением той части работы, которая, как я заявляю, была продиктована) может быть назван лишь некой разновидностью перевода моих слов и идей на английский;

(Б) Это написано не для широкой публики (что, однако, имеет для меня второстепенное значение), но для узкого круга теософов и членов Теософического общества, которым «Изида» и посвящена;

(В) Несмотря на то, что я с тех пор изучила английский язык в достаточной степени, прежде чем сотрудничать с двумя журналами («Теософист» и «Люцифер»), и в настоящее время я никогда не пишу статью, передовицу или даже просто короткую заметку без того, чтобы подвергнуть свой английский язык тщательной проверке и исправлению.

Учитывая все это и многое другое, я ныне спрашиваю всех справедливых мужчин и женщин, заслуженно ли, и даже законно ли, критиковать с тех же позиций, как работу урожденного американца или англичанина, мои труды – и прежде всего «Изиду»? То, что я утверждаю в них от своего имени, есть плод моего изучения и исследований в области, до настоящего времени остававшейся незнакомой науке и почти неизвестной в европейском мире. Лавры и похвалы за английскую грамматику, за цитаты из научных работ, пригодившихся мне, чтобы использовать отрывки из них для сравнения или для опровержения старой науки и, наконец, за общую структуру томов, я с радостью уступаю всем, кто помогал мне. Даже в случае с «Тайной Доктриной» около полудюжины теософов работали над редактированием, помогая упорядочить материал, исправить несовершенный английский и подготовить книгу к печати. Но ни один из них, от первого до последнего, никогда не станет претендовать на саму фундаментальную доктрину, философские заключения и учения. Ничего этого я не изобрела, а только провозгласила, как была научена; или, цитируя в «Тайной Доктрине» Монтеня (том I, стр. 46): «Я составил лишь букет из избранных цветов и не внес ничего своего, кроме связующей их нити».

Сможет ли хоть кто-то из тех, кто помогал мне в подготовке, сказать, что я не расплатилась сполна за ниточку?