Хроники Средиземья.

Глава V. РАСКРЫТЫЙ ЗАГОВОР.

— Что ж, поторопимся и мы, — сказал Мерри. — Я уж вижу, вам шутить некогда, на месте поговорим.

И хоббиты припустились вниз прямой дорогой — ровной, накатанной, обложенной большими белеными камнями. Сотня-другая шагов, и они вышли к реке, на широкую пристань, возле которой покачивался грузный бревенчатый паром. Причальные сваи светлели под двумя высокими фонарями. На берег наползала белесая мгла; но вода впереди была черная, только в камышах-молочные завитки тумана. За рекой туман редел.

Мерри провел пони по паромным мосткам, следом сошли остальные путники. Он неторопливо оттолкнулся длинным шестом, и между паромом и пристанью поплыли мощные, медленные струи Брендидуима. Восточный берег был крут; от причала мерцающей цепочкой фонарей отходила извилистая дорожка; на Косой горе перемигивались в тумане красные и желтые огоньки: окна Хоромин-у-Брендидуима, древней усадьбы Брендизайков.

Давным-давно Горемык Побегайк, глава стариннейшего в Болотище, а то и во всей Хоббитании семейства, переплыл реку, которая поначалу была хоббитанской восточной границей. Он выстроил (и вырыл) Хоромины и стал из Побегайка Брендизайком, правителем почти что независимого края. Семейство его плодилось и множилось, правил он долго-долго, постройки первоначального поместья со временем заняли все склоны горы, и стало у Хоромин три роскошных подъезда, много других дверей и около сотни окон. Брендизайки и их многочисленные родичи принялись сначала рыть, а потом и строить, и застроили всю округу. Закладкой Хоромин началась история Забрендии, густо населенной и почти независимой области Хоббитании, полоски земель между рекой и Вековечным Лесом. Главное здешнее селение, сгрудившееся на всхолмье за Хороминами, именовалось Зайгордом.

Жители Болотища подружились с Брендизайками, и власть Управителя Хоромин (так именовался глава семейства) признавали все до одного хуторяне от Заводей до Камышовника. Однако в доброй старой Хоббитании жители Заячьих Холмов слыли чудаками, если не чужаками. Хотя, если рассудить здраво, они мало в чем отличались от хоббитов из четырех уделов. Разве что в одном: любили плавать на лодках, а некоторые даже и без лодок.

С востока никакого заслона поначалу не было, но потом Брендизайки поставили высокую изгородь и назвали ее Отпорной Городьбою. Она была поставлена давным-давно и с тех пор ушла ввысь и разрослась вширь: ее подправляли из года в год. Лукою выгибалась она от Брендидуимского моста до самого устья Ветлянки — миль двадцать с лишком. Защищать-то защищала, но, к сожалению, не очень. Лес так и норовил подобраться к Городьбе, и в Забрендии запирали на ночь входные двери, чему в Хоббитании даже верить не хотели.

Паром тихо подплывал к чужому берегу. Переправа была в новинку только Сэму, и ему казалось, что речные струи отделяют его от былой жизни, оставшейся в тумане: впереди зияла черная неизвестность. Он почесал в затылке и подумал: «Вот ведь неймется-то! Жили бы да жили!».

Хоббиты спрыгнули с парома. Мерри зачаливал, а Пин уже вел пони по дорожке. Сэм в последний раз оглянулся на Хоббитанию и сиплым шепотом вымолвил:

— Глянь-ка, сударь? Кажется мне, что ли?

На дальней пристани, в тусклом свете фонарей, кто-то появился — кто-то или что-то, черный живой мешок, колыхавшийся у причала. Сперва он ползал и словно бы обнюхивал пристань, а потом попятился и скрылся в тумане за фонарями.

— Это что еще за новости в Хоббитании? — вытаращил глаза Мерри.

— Это за нами по пятам, — сказал Фродо. — И больше пока не спрашивай. Скорее! — Они взбежали по дорожке наверх, оглянулись на туманный берег и ничего не увидели.

— Спасибо, хоть лодок больше нет на западном берегу! — сказал Фродо. — А верхом можно переправиться?

— До Брендидуимского моста миль двадцать — разве что вплавь, — сказал Мерри. — Только я в жизни не слыхал, чтобы здесь на лошадях переплывали реку. А кто верхом-то?

— Потом скажу. Когда дверь запрем.

— Потом так потом. Вы с Пином дорогу знаете: я тогда на пони к Толстику — вас небось еще ужином корми.

— Мы вообще-то поужинали у Бирюка, — сказал Фродо, — но можем и еще раз.

— Вот обжоры! Давай корзину! — потребовал Мерри и скрылся в темноте.

До Кроличьей Балки было не так уж близко. Они оставили по левую руку Косую гору с Хороминами и вышли на дорогу — главную, от Брендидуимского моста на юг. Полмили к мосту — и они свернули вправо, еще миля-другая проселком — и подошли к узким воротам в частой ограде. Дом стоял в стороне от прочих — за то и был выбран, — длинный, приземистый, с дерновой крышей, пучеглазыми оконцами и большой круглой дверью.

От ворот шли в темноте по мягкой зеленой тропке: ни луча не пробивалось из-за ставен. Фродо постучался; отворил Толстик Боббер, и домашний свет озарил крыльцо. Они проскользнули внутрь, задвинули все засовы и оказались в просторной прихожей с дверями по обеим сторонам. Напротив был коридор в глубь дома. Из коридора появился Мерри.

— Ну, что скажете? — спросил он. — Мы хоть и на скорую руку, но постарались, чтобы все было как дома. А ведь приехали-то вчера вечером-такой был ералаш!

Фродо огляделся. И правда как дома. Его любимые вещи — любимые вещи Бильбо, если на то пошло, — все нашли свои места, словно в Торбе. Приятно, уютно, спокойно — и ему мучительно захотелось остаться здесь, чтобы здесь и кончить свои дни. Друзья для него так старались, а он… Фродо снова испуганно подумал: «Как же им объяснить, что я скоро уйду, очень скоро, сейчас — нет, завтра. И объяснения не отложишь».

— Удивительно! — воскликнул он, сглотнув трудный комок. — Точно никуда и не уезжал.

Они скинули мешки и повесили плащи, Мерри повел их по коридору и отворил дверь в дальнем конце. Оттуда сверкнул огонь и пахнуло паром.

— Неужели баня? — восхитился Пин. — Ай да Мериадок!

— Чья очередь? — спросил Фродо. — Сначала кто старше или кто быстрее? Вы так и так второй, сударь мой Перегрин.

— А ну-ка прекратите! — одернул их Мерри. — Ишь надумали — начинать новое житье со свары! Чтоб вы знали, так там три ушата и котел кипятку. Кстати — может, пригодятся — полотенца, мыло и прочее. Обливайтесь и отмывайтесь, да поживей!

Мерри с Толстиком отправились на кухню довершать приготовления к ночному ужину. Через коридор из умывальной наперебой доносились обрывки песен, галдеж и плеск. Потом все перекрыл голос Пина: тот горланил излюбленную банную песню Бильбо.

Раздался шумный всплеск и крик Фродо: «Эй ты!» Похоже, Пин ухитрился чуть не разом выплеснуть на себя и на пол весь свой огромный ушат.

Мерри подошел к дверям.

— Ну вы, грязнули! — позвал он. — Как насчет поужинать и хлебнуть пивка?

Фродо вышел, причесываясь. Мерри сунул нос в дверь.

— Ничего себе! — воскликнул он. На полу можно было плавать. — Это вы, голубчик Перегрин, натворили? Все вытрите досуха — а не поспеете к ужину, значит, такая ваша судьба.

Ужинали на кухне, за столом возле большого камина.

— Ну, грибов-то вы уже наелись? — спросил Толстик без особой надежды.

— Наелись и еще поедим! — крикнул Пин.

— Грибы мои! — объявил Фродо. — Их изготовила лучшая хозяйка на свете-госпожа Бирючиха. Уберите лапы, я вам сам положу.

Хоббиты очень любят грибы, даже больше нашего. Поэтому юный Фродо и повадился когда-то лазить к Бирюку. Но сейчас грибов было вдоволь, по-хоббитски. И кроме грибов снеди хватало, так что даже Толстик Боббер под конец облегченно, хотя и с трудом вздохнул. Они отодвинули стол и расположились в креслах у огня.

— Потом приберемся, — сказал Мерри. — Давайте рассказывайте. Ишь какие — у них приключения, а тут работай. Ну-ка, с начала до конца, а особенно про Бирюка — что он, свихнулся? В чем дело-то? Я чуть не обалдел — это чтобы он чего-нибудь испугался?

— Испугаешься тут, — прервал неловкое молчание Пин. — Поглядел бы я на тебя: куда ты, туда и они — Черные Всадники.

— Какие такие Всадники?

— Черные на черных конях, — объяснил Пин. — Фродо, видно, говорить не желает — ну так я вам расскажу.

И он рассказал про их путешествие от самого Норгорда. Сэм кивал головой, покашливал и поддакивал. Фродо молчал.

— Я бы наверняка подумал, что ты все это сочиняешь, — сказал Мерри, — если б не видел своими глазами ту мерзость на пристани. И если бы не слышал голоса Бирюка. А ты что скажешь, Фродо?

— Из него всю дорогу слова было не выжать, — пожаловался Пин. — В молчанку играет, а толку-то: даже Бирюк догадался, что все беды — от сокровищ дяди Бильбо.

— Пусть себе гадает, — буркнул Фродо. — В точности ему ничего не известно.

— Это как сказать, — возразил Мерри. — Старик дошлый: на уме у него куда больше, чем на языке. Он и по Вековечному Лесу, говорят, побродил в свое время — и вообще чего только не знает! Ты хоть скажи, Фродо, догадался-то он правильно?

— Ну… — Фродо помедлил. — Кое-что он сообразил верно. Все это связано с тогдашними приключениями Бильбо, и Всадники ловят, а вернее, разыскивают его иди меня. И раз на то пошло, скажу еще, что дело совсем нешуточное и очень опасное. Здесь не укрытие, и спрятаться мне негде. — Он оглядел окна и стены так, словно они вот-вот исчезнут. Трое молодых хоббитов обменялись многозначительными взглядами.

— Наконец-то, — прошептал Пин.

— Да! — сказал Фродо и решительно выпрямился. — Пора, хватит откладывать. У меня для вас грустная новость, не знаю только, с чего начать.

— Уж так и быть, — спокойно предложил Мерри, — давай я за тебя начну.

— Ты — за меня? — воззрился на него Фродо.

— Вот-вот, а ты послушай. У тебя сейчас тяжело на сердце: трудно ведь так сразу прощаться. Ты, конечно, давно собирался уйти из Хоббитании, да все откладывал; но вот подкралась большая беда, и раздумывать стало недосуг. Пошел, а в путь тебе совсем не хочется. Нам тебя очень жалко.

Фродо раскрыл было рот, потом закрыл — и глядел так изумленно, что они расхохотались.

— Фродо, старина! — воскликнул Пин. — Ты что, и правда думал, что всем нам заморочил голову? Куда тебе: и старался-то не очень, и мозгов-то не хватит. Ты уж с апреля в путь собираешься. Ходишь, бормочешь: «Когда-то снова увижу эту долину?» — и всякое такое. Да еще притворяешься, что деньги, мол, на исходе, а кому, подумать, Торбу продал-Лякошелям!..

— Вот тебе раз, — протянул Фродо. — А я-то думал — я такой осторожный и скрытный. Что бы, интересно, сказал на это Гэндальф? Так, значит, весь Норгорд только о моем отъезде и говорит?

— Глупости! — возразил Мерри. — Хоть и ненадолго, но пока что тайна твоя известна одним нам, заговорщикам: мы ведь тебя знаем как облупленного, пойми. Ты о чем-нибудь думаешь, а у тебя на лице все и написано. Правду сказать, я очень к тебе приглядывался, когда Бильбо ушел, потому что понял: и этот уйдет, дай срок. Очень мы боялись, что ты улепетнешь от нас потихоньку. Весну и лето мы с тебя глаз не спускали, все взвесили и решили. Ты от нас так просто не удерешь, не надейся!

— Ничего не поделаешь, дорогие мои друзья, — сказал Фродо. — Вам горько, мне еще горше, но отговаривать меня не надо. Раз уж вы догадались, так лучше помогите или хотя бы не мешайте.

— Да ты не понял! — крикнул Пин. — Кто тебя держит — иди, а уж мы как-нибудь от тебя не отстанем, я и Мерри. Сэм замечательный малый, он за тебя дракону пасть порвет, если дотянется. Только ведь тебе одного спутника мало будет, путешествие-то опасное.

— Дорогие мои, хорошие хоббиты! — дрогнувшим голосом воскликнул Фродо. — Ну разве могу я на это согласиться? Я тоже давно все обдумал и решил. Опасное, говорите, путешествие? Гораздо хуже! Это вам не поход за сокровищами, не прогулка «Туда и Обратно». Смерть со всех сторон и за каждым поворотом.

— Спасибо, объяснил, — насмешливо отозвался Мерри и вдруг отчеканил: — Потому-то мы с тобой и пойдем. Мы знаем, какое это страшное Кольцо, вот и хотим помочь тебе против Врага.

— Кольцо?! — проговорил вконец ошеломленный Фродо.

— Да, Кольцо, — сказал Мерри. — Ну, Фродо, ты, видно, думаешь, что друзья у тебя — полные олухи. Да я про Кольцо знаю уж столько лет, знал еще при Бильбо, но раз ему угодно было секретничать, так и я не болтал. Бильбо я знал хуже, чем тебя: и сам был куда моложе нынешнего, и он куда хитрей твоего. Но была и на него проруха — хочешь, расскажу?

— Рассказывай, — слабо отозвался Фродо.

— Попал он в проруху из-за Лякошелей. Однажды, за год до Угощения, шел я по дороге и завидел впереди Бильбо. Я за ним, а тут, извольте, вдали показались Лякошели, идут навстречу. Бильбо попятился, сунул руку в карман, и вдруг — на тебе — исчез! Я так обалдел, что сам чуть не забыл спрятаться; потом опомнился, прыг через ограду и плюх в траву. Лякошели прошли, а на пустой дороге спокойненько возникает Бильбо и сует в карман что-то золотое, блестящее.

Мне, конечно, стало интересно. Да что там, я прямо шпионить за ним начал. Судите, как знаете, — такой уж я был любопытный в свои восемнадцать лет. Увы, Фродо, надо еще признаться, что я один во всей Хоббитании — кроме тебя, конечно, — видел даже записки Бильбо.

— И записки? — вскричал Фродо. — Да что же это в самом деле! Неужели ничего нельзя сохранить в тайне?

— Почему, можно, но не от всех, — сказал Мерри. — Я, правда, одним глазком только глянул, а уж как ловчил! Записки свои он берег словно зеницу ока. Любопытно, что с ними сталось, я бы еще и другим глазом поглядел. У тебя они, кстати, не с собой?

— Нет. Записок в Торбе не было. Видно, Бильбо их забрал.

— Да, ну так вот, — продолжал Мерри, — я что знал, то держал про себя до нынешней весны. А когда запахло бедой, мы составили наш заговор, и каждый выложил, что ему известно. Ты ведь молчун вроде Гэндальфа — тот, правда, еще хуже тебя. Не скрою, однако, был у нас и главный слухач-соглядатай, не скрою и, ладно уж, покажу.

— Покажи, где он? — сказал Фродо, затравленно озираясь, словно ждал, что сейчас из буфета вылезет черный соглядатай в черной маске.

— Давай, Сэм, не стесняйся! — позвал Мерри, и Сэм встал, виновато опустив руки, красный до ушей. — Вот кто у нас главный добытчик сведений! И немало, я тебе скажу, он их добыл, пока его не сцапали. А с тех пор как воды в рот набрал — честность ему, видите ли, не позволяет.

— Сэм! — только и мог воскликнуть Фродо. Он даже не знал, смеяться, сердиться или с облегчением вздохнуть: так и так он-то выходил дурак дураком.

— Я, сударь! — испуганно объявил Сэм. — С вашего позволения, сударь! Я ведь потому, что из-за вас, сударь, и Гэндальфу я, право слово, не поперек. Он зря-то ничего не скажет, а ведь он что сказал? Вы ему: один, мол, пойду, а он вам: нет, говорит, возьми с собой тех, на кого надеешься!

— На кого уж теперь надеяться, — проворчал Фродо, и Сэм опустил несчастные глаза.

— Смотря что ты имеешь в виду, — возразил Мерри. — Можешь надеяться, что мы пойдем за тобой в огонь и в воду, что погибнем, если придется, вместе. И тайны твои, будь уверен, сохраним не хуже тебя. А что мы тебя бросим и ты пойдешь один — на это не надейся. Глупый ты, Фродо, — мы же твои друзья! И в путь собрались не сослепу. Мы знаем почти все, что рассказал тебе Гэндальф, знаем про Кольцо. Нам очень страшно, но мы пойдем с тобой, а не возьмешь — все равно пойдем.

— И вы уж простите, сударь, — прибавил Сэм, — только эльфы-то вам что посоветовали? Гаральд сказал же вам: бери, кто с тобой захочет, разве не так?

— Так-то так, — сказал Фродо, глядя на ухмыляющегося Сэма. — Только глазам и ушам своим я верить теперь не буду: вижу, дескать, спит, слышу, мол, храпит. Я тебя ногой-то проверю, от хитрости ты храпишь или взаправду!.. Да и все вы, конечно, хороши! — добавил он, обернувшись к заговорщикам. — Ну, разбойники! — Он невольно фыркнул и развел руками. — Что ж, ладно, сдаюсь. Принимаю совет Гаральда. Не было бы так страшно, я бы, может, и в пляс пустился, замечательные вы мои негодяи. Что уж скрывать: я до смерти боялся этого вечера, а вышла такая радость.

— Сказано — сделано. Атаману Фродо и всей шайке его — ура! — закричали хоббиты и заплясали вокруг Фродо.

А Мерри с Пином пляску оставили и начали песню, сочиненную, конечно, заранее, вроде той, которую пели гномы, отправляясь в путь с Бильбо:

— Неплохо спето! — заметил Фродо. — Но уж ежели так, то дел у нас хватает, и давайте примемся за них под крышей, ведь потом крыши-то не будет.

— Крыша крышей, а песня песней, — сказал Пин. — Так ты что, и правда думаешь в путь до рассвета?

— Пока не решил, — ответил Фродо. — Я боюсь Черных Всадников и боюсь оставаться в доме, про который им известно, что я в нем поселился. Гаральд мне опять же задерживаться не советовал. Я бы только очень хотел повидаться с Гэндальфом. Вот и Гаральд удивился, что Гэндальф обещал, да не пришел. Вопрос один, вопрос другой. Первый: долго ли Всадникам до Зайгорда? Второй: долго ли нам собираться? Путь — сами знаете…

— На второй вопрос ответ готов, — сказал Мерри, — хоть через час. Я уж все собрал. Шесть лошадок щиплют травку, мешки набиты; разве только подбавить чего-нибудь для тепла и брюха?

— Да вы, я вижу, опытные заговорщики, — восхитился Фродо. — Но, может, все-таки денек подождем Гэндальфа?

— Мы-то подождем, только Всадники твои как бы не нагрянули, сам гляди, — сказал Мерри. Они бы, пожалуй, уже до нас добрались, да застряли, наверно, у Северного Хода, там Городьба в три сажени до самой реки. И сторожа по ночному времени никого не пустят, проси не проси. Разве что прорвутся силой, но там, по-моему, вряд ли прорвешься. Там и днем-то не очень пустят, тем более каких-то черных и подозрительных. Пустить не пустят, но Забрендия — не крепость, сам понимаешь.

Фродо задумался.

— Вот как мы сделаем, — сказал он наконец. — Выходим завтра чуть свет. Только не по дороге: это самое опасное. Вдруг нас обложили со всех сторон-я же не знаю, сколько Всадников, может, два, а может, больше. Нам бы надо уйти, как под землю нырнуть.

— Это же вам путь только через Вековечный Лес! — с ужасом воскликнул Толстик. — Берегитесь, лучше куда угодно, чем туда. Подумаешь, какие-то Черные Всадники!

— Вот ты и подумай на досуге, — посоветовал ему Мерри. — Страшно это, конечно, а все же Фродо, наверно, прав. Там нас преследовать не будут-повезет, так и всякая погоня нас потеряет.

— Это в Лесу-то Вековечном вам повезет? — взвизгнул Толстик. — Покамест никому не везло. Погоня их потеряет, как же! Сами навек потеряетесь! Туда никто не ходит.

— Ну как — никто?! — сказал Мерри. — Брендизайки ходят: не каждый день, конечно, но когда понадобится. И своя тропка у нас там есть. Фродо по ней ходил — давным-давно, правда. И я тоже ходил, несколько даже раз: днем, когда деревья спят.

— Ваше дело, ваше дело! — замахал руками Фредегар. — По мне, так страшнее Вековечного Леса ничего и на свете нет, а что о нем рассказывают, лучше даже не слушать. Ну, я-то что, я же с вами не иду. И теперь, честное слово, очень рад, что остаюсь: вот Гэндальф не сегодня-завтра объявится, я ему все про вас расскажу.

Толстик любил Фродо, но бросать Хоббитанию боялся: мало ли что окажется где-то там. Он и за рекой-то был в первый раз. Впрочем, заговорщики не собирались брать его с собой: по плану ему надлежало стеречь дом и сбивать с толку любопытных — притворяться, что господин Торбинс здесь, пожалуйста, только вышел. На всякий случай были наготове даже старые костюмы из Торбы; Толстик их наденет, авось его и примут за Фродо. Никто не подумал, что это самая опасная роль.

— Прекрасно! — сказал Фродо, разобравшись в заговорщицких замыслах. — Как бы мы иначе оповестили Гэндальфа? Вряд ли эти Всадники умеют читать, и все же я не рискнул бы оставить письмо. А коли Толстик будет на месте, так и думать нечего: уж Гэндальф-то за нами угонится. Стало быть, с утра в Вековечный Лес!

— Мне один леший, — сказал Пин, — в Лес так в Лес. Ох, не завидую Толстику — вот поглядит он на Черных Всадников.

— А я тебе не завидую, — отозвался Фредегар. — Зайдешь в Лес — обратно запросишься, да поздно будет.

— Ладно, хватит спорить, — сказал Мерри. — Нам еще надо прибраться и кое-что упаковать. Я ведь вас затемно разбужу.

Когда Фродо наконец улегся, он никак не мог заснуть. Ноги ныли; спасибо, хоть завтра верхом. Мало-помалу он погрузился в смутный сон, и казалось ему, что он смотрит сверху, из окна, в лесную темень, а у корней деревьев ползают, принюхиваясь, какие-то твари — и наверняка до него доберутся.

Издалека донесся шум: ветер, наверно, пробежал по листьям. Нет, понял он, это не ветер, это дальнее Море, а шума волн он никогда наяву не слышал-только во сне. А потом окна не стало — простор. И никаких деревьев. Вокруг шелестел черный вереск, соленый запах щекотал ноздри. Фродо поднял глаза и увидел высокую белую башню на крутой скале. Ему хотелось взобраться туда, чтобы поглядеть на Море, он стал карабкаться по склону, но вдруг небо озарилось молнией и грянул гром.