Лингвистические детективы.

Голышом, нагишом и телешом.

В журнал «Русский язык в школе», где были опубликованы уже известные вам заметки, пришло письмо, которое не только меня очень обрадовало, но и подсказало тему новой новеллы. (Вы не чувствуете тавтологии в двух последних словах? Ведь слово новелла, пришедшее к нам из итальянского языка, восходит к лат. novella, что значит «новая», от nova – тоже «новая».) Вот выдержки из письма: «Меня заинтересовала заметка, в которой Вы говорите о словах, открытых «на кончике пера», а именно о слове драчун. Вы пишете, что слово драч после его реконструкции Вами на основе фактов языка было прочитано как самое настоящее и обычное слово в одном рукописном словаре XVIII в. А я хочу.

Вас порадовать. Это слово существует в наших южнорусских говорах и сейчас. Значит, Ваше мнение о происхождении существительного драчун действительно является верным…» И далее: «Р. S. А еще я где-то читала, что слово голышом произошло от голыш. Не такого ли образования и наречие телешом? В литературном языке существительного телеш нет, но в нашем говоре оно употребляется совершенно свободно».

Читательница права. Наречие телешом образовано так же, как синонимические ему наречия голышом и нагишом: от существительного в форме творительного падежа.

На такое происхождение слова телешом указывает и однотипность его в смысловом и грамматическом плане с названными синонимами, и наличие в нашем языке большой семьи наречий с суффиксом– ом на конце (ср. бегом, кругом, броском, порожняком, верхом и т. д.), и очевидность происхождения суффикса – ом из окончания – ом.

Все это, несомненно, «уличает» слово телешом в том, что родилось оно как наречие, покинув родную ему часть речи – существительное. Более того, позволяет восстановить, реконструировать, обнаружить и его «родителя» – телеш.

Реальность этого существительного документально подтверждается диалектным телеш, но не стала бы меньшей, если бы этого диалектизма не было. Ни от чего другого, по законам и правилам нашего словопроизводства, наречие телешом возникнуть не могло! Такова уж логика системы языка.

А вот исходные для наречных синонимов слова голыш, на-гиш (подтверждается фамилиями Нагишев, Нагишкин), с одной стороны, и слово телеш – с другой, и по структуре, и по образованию являются совершенно разными.

Два первых слова – как производные от прилагательных голъ и нагъ с помощью суффикса– ышь (> – ыш, – и—) – принадлежат к обширному сообществу существительных, составляющих регулярную модель: малыш, глупыш, крепыш, слепыш, коротыш, мякиш и т. д., ср. также Черныш(ов), худышка и т. п.

Что же касается слова телеш, то оно определенно сделано иначе. А вот как именно – вопрос. На первый взгляд может показаться, что оно подобно древнерусскому слову лемешь «лемех» (ср. фамилию Лемешев). Однако это вряд ли так. Слово ле-мешь очень древнее (ср. родственное латыш. lemesis) и образовано от глагольной основы лем– с гласным е, в перегласованном виде выступающей в глаголе ломить, ломать (ср. болг. лом «мотыга, кирка»). Существительное телешь > телеш можно толковать как производное той же структуры, очень старое отглагольное (!) образование орудийного значения. Причем в таком случае – только как слово со значением «одежда, то, чем прикрываются, закрывают, постилают» от глагольной основы тел– (*toil-), родственной диал. тулить «закрывать, прятать», др. – рус. тулитися «прикрываться, скрываться», белорус. тулщь «укрывать», болг. тулям «прячу» и т. д. (где тул-*toul-) и, значит, слову туловище < тулово < туло со значением «то, чем закрывают, защищают» (ср. др. – рус. тулъ «колчан» – и далее – «то, что закрывают, одевают», а затем – «туловище»). Предполагаемое значение слова телеш (при такой его трактовке) как будто свидетельствуется глаголом растелешиваться «раздеваться, разоблачаться».

Объяснять слово телеш как суффиксальное производное от тело (< тело, телесе) нельзя, так как в ту эпоху, когда суффикс – ешь был жив как словообразовательный элемент, существительное тело имело еще основу на согласный (т. е. тклес-, ср. хотя бы производное телесный).

Именно глубокая древность морфемы– ешь в лемешь и заставляет нас усомниться в том, что телеш – того же образа и подобия. Ведь если слово лемешь, как уже отмечалось, очень древнее (вероятно, даже балто-славянское) и известно всем славянским языкам, то слово телеш не фиксируется ни в древнерусских памятниках, ни в других славянских языках и, очевидно, «по паспорту» недавнее. Взгляд на это слово как на сравнительно новое позволяет объяснить его по-другому, проще и, возможно, вернее.

От слова телеса был вначале образован (по аналогии с разнежиться, разрядиться, раскраситься, распоясаться, расхрабриться и т. д.) глагол растелеситься. От него потом по существующему обычаю (ср.: окраситься – окрашиваться, раскваситься – расквашиваться, свеситься – свешиваться и т. п.) была создана соотносительная форма несовершенного вида – растелешиваться. Именно от нее и могло родиться существительное телеш в результате так называемого обратного словообразования. В ряду пояс – распоясываться, супонь – рассупониваться из глагола растелешиваться было извлечено существительное телеш. Этимологически оно было неправильным, но имеющим не менее прав на существование, нежели фляга (см. заметку «Что было раньше: фляга или фляжка!»), зонт (из зонтик < голл. zondek «покрышка от солнца», по модели лист – листик, мост – мостик), дояр (от доярка, аналогично санитар – санитарка) и др.

Но вернемся к нашим наречиям. Голышом, нагишом, телешом – все это сейчас стилистически окрашенные синонимы просторечно-диалектного употребления. Нейтральным словом данного синонимического ряда является прилагательное голый, рядом с которым активно употребляются смысловые тезки иного характера. Это шутливые фразеологизмы в чем мать родила, в натуральном (т. е. в природном, естественном. – Н. Ш.) виде и, наконец, в костюме Адама (или Евы).