Мемуары.
Петер и я.
В Берлине меня снова опалило дыхание войны. Бомбежки английской авиации причинили большой ущерб, но, что странно, люди по-прежнему ходили на службу. Им приходилось проделывать долгий путь пешком, потому что трамвайные линии были полностью разрушены. Но мой любимый дом еще не разбомбили. Не распаковав чемоданы, я первым делом заперлась в спальне, чтобы прочесть ждавшую меня пачку писем с фронта. Из опасения, что почта может затеряться, я не хотела, чтобы мне ее пересылали, поэтому со времени нашего расставания в Миттенвальде не получила от Петера ни единой весточки.
Письма Петера были настоящим лекарством. Они оказывали на меня сильнейшее воздействие, вновь и вновь отгоняя страх потерять друг друга. Он писал:
10 Сентября 1941 года.
Милая, милая Лени, вот уже восемь дней, как я опять в море. Здесь я особенно сильно чувствую, насколько трудно оставаться без всякого контакта с тобой. Знаешь, Лени, в последнее время, долгие часы находясь совсем один и видя только безбрежное море, я очень часто думаю о нас и нашей жизни. И всякий раз прихожу к одному и тому же выводу — если мне суждено погибнуть на этой войне, то, значит, жизнь моя состоялась не полностью… Ты ведь знаешь, что я не боюсь смерти. Но с тех пор как мы встретились, у меня появилось фанатическое желание жить. Все обязательно должно закончиться хорошо. Мне хотелось бы сказать как-нибудь так, чтобы ты поняла, насколько сильно я тебя люблю. Но для этого не хватит всех языков мира. Я ведь знаю, что ты все чувствуешь, и могу лишь повторить снова и снова, что я весь твой.
Петер.Ни слова о размолвках и ссорах, омрачавших нашу совместную жизнь, только любовь была в этих строках, а в подлинности его чувств я никогда не сомневалась. Так я читала одно послание за другим. Он писал о наступлении на полярном направлении, о снежных заносах и буранах и о том, что уже несколько дней на передовую не приходит почта.
В следующем письме Петер сообщал о наступательных операциях на фронте, о боях с русскими, полностью протекавших по плану, и о том, что настроение у его людей отличное, несмотря на огромную физическую нагрузку.
Время от времени до нас доходят скудные вести с других фронтов, которых мы, естественно, ждем с нетерпением — но не так, конечно, как полевую почту, которая в последнее время обходится со мной как злая мачеха…
Несколько дней спустя он писал:
Сегодня у меня день отдыха. Я сижу в так называемом деревоземляном оборонительном сооружении — это, попросту говоря, большая яма, накрытая березовыми бревнами и засыпанная сверху слоем земли. К сожалению, письма от тебя я еще не получил, надеюсь лишь, что с тобой ничего не случилось. Я теперь целыми сутками в пути и не знаю порой, как выкроить пару часов для сна…
Двумя днями позже:
…Хуже всего то, что от тебя давно уже нет вестей. Я мечтаю лишь знать, где ты сейчас. Начиная с завтра меня, кажется, ждут несколько трудных дней, и я, возможно, не смогу писать. Ты еще со мной, мой ангел-хранитель?
Следующее письмо:
Целых пять дней я не мог писать тебе. В последнее время ночи напролет нахожусь в дороге, лишь под утро, разбитый и замерзший, возвращаюсь в землянку, которая кажется мне шикарным отелем, и засыпаю как убитый. Завтра снова идти в разведку, может, до этого еще успею получить от тебя весточку…
Через два дня:
Мой милый маленький ангел-хранитель, позавчера ты снова была со мной в этом качестве…
При чтении этих строк мне вспомнилось одно странное происшествие, которое я отметила в своем календаре. Это случилось 29 октября — в тот день, когда Петер впервые назвал меня своим ангелом-хранителем. Когда в тот день я собралась написать ему, мной неожиданно овладела тревога, перешедшая в необъяснимый ужас. Я как во сне увидела двух русских, наклонившихся над лежащим на земле Петером и пытавшихся забить его прикладами. Во время этого ужасного видения послышался легкий шлепок — большой цветок кактуса отломился и упал на пол. Когда через несколько месяцев я рассказала об этом Петеру, выяснилось, что в тот самый час, когда меня посетило это видение и на пол упал цветок, он находился в смертельной опасности. Ему пришлось защищаться от русских солдат.