Мемуары.

Слава и позор.

Как бы ни задевала меня публикация грязных измышлений, мои недруги не смогли воспрепятствовать моему «возвращению». В октябре 1975 года в крупных иностранных журналах появились фотографии нуба из Кау. Серия, напечатанная в «Штерн», стала сенсацией. Еще никогда ни один журнал не печатал 20 цветных страниц с более чем 50 фотографиями, посвященными одной теме. Я с трудом могла перенести это волнующее событие. «Санди тайме мэгэзин» выпустил через неделю аналогичную серию, опубликованную в двух номерах. И она тоже привлекла внимание. От художественных директоров клуба «Германия» я получила золотую медаль «За лучшее достижение в области фотографии в 1975 году». Даже во сне я не отважилась бы себе такое представить. Это была моя первая награда после окончания войны за все трудности экспедиций. «Штерн» тоже узнал об этой награде «За лучшее достижение», которую Рольф Гильхаузен мастерски представил в иллюстрированном журнале.

Между тем уже наступил октябрь, и нужно было ехать к моим издателям в Париж, Нью-Йорк и Лондон, чтобы обсудить детали совместной подготовки второй книги о нуба. До отъезда предстояло еще написать тексты и набросать макет расположения иллюстраций. К счастью, сотрудничество с Листом было идеальным, как и с типографией в Мондадори, которая, невзирая на большие расходы, была заинтересована только в качестве и выполняла все мои предложения по коррекции цвета.

Поначалу я приехала в Париж, где меня ждал месье Эрршер из издательства «Эдисьон дю Шене». Друг друга мы еще не знали. Спокойная манера ведения дел действовала благодатно, и мне показалось, что его больше интересовали творческие, чем финансовые проблемы. После того как еще и с переводчиком мы обсудили все вопросы, я показала мои снимки в «Пари матч» и «Фото». Оба издательства были заинтересованы в Кау-серии. Из-за лучшего качества печати я предпочла «Фото», хотя у этого журнала тираж был намного меньше, чем у «Пари матч». Я всегда делала выбор в пользу качества.

В Париже я была также гостем «Табле Ронде», издательства с высокой репутацией, которое публиковало книги Кусто. Шарль Форд, известный историк кино, именно здесь напечатал первую близкую к истине книгу обо мне. Если там и есть некоторые неточности, то это полностью моя вина. Африканские экспедиции оставляли мало времени для более внимательного прочтения рукописи. Но тем не менее книга под заглавием «Лени Рифеншталь» — единственная, в которой была предпринята попытка показать, что я из себя представляю, и разрушающая мифы обо мне.

Как и во время своих прежних визитов в Париж, я прочитала в «Зале серебряных зеркал» архитектора Жана Франсуа Дегре доклад с демонстрацией слайдов. Французы были увлечены. Этому способствовало необычное оформление мероприятия. Экран, установленный по просьбе хозяина дома, был очень большим — во всю стену. Эта огромная поверхность способствовала усилению впечатления. Гости, не более 40 или 50 человек, расселись на ковре на полу. Среди них были известные кинорежиссеры, художники, издатели, театральные деятели и очень элегантные женщины. На мне было длинное платье из золотистой ткани. Среди энтузиастов-поклонников находился и Пьер Карден[532] — законодатель моды и большой ценитель фотоискусства, владеющий в Париже собственным театром. После показа слайдов он задал мне массу вопросов. Известный кутюрье с трудом поверил, что я сама делала снимки. Хотя продемонстрировано было почти 300 слайдов, все хотели смотреть еще. Со мной разделил триумф мой французский издатель. Он сиял.

В Вашингтоне меня ждала Мари Смит из журнала «Нэшнл джиографик». Ранее она прислала мне договор, в котором было написано, что журнал обязуется опубликовать 20 цветных страниц с новыми фотографиями нуба. Расположение иллюстраций я должна была определить вместе с Биллом Гарреттом.

Погода в Вашингтоне стояла по-осеннему красивая. Поездка от аэропорта до города была впечатляющей. На трехполосном скоростном шоссе нам повстречалось только несколько машин. Слева и справа пестрыми красками светились осенние леса.

В «Джефферсон-отеле» мне был забронирован номер. Он производил мрачноватое впечатление. Но пол, устланный велюром, был чудесным, и я могла ходить по нему босиком как по шерстяному лугу. Но когда решила заказать в номер ужин, оказалось, что по субботам и воскресеньям кухня и бар закрыты. Так я оказалась в удивительном ресторане под названием «Вилка дьявола». Заглянув в темную пещеру, я обнаружила супер элегантных женщин и мужчин в вечерних туалетах. Со стен и потолка таращились морды чертей, интерьер, конечно, не предназначался для неподготовленной женщины, которая в одиночку входит в темное помещение. Меня проводили к небольшому столику и предложили меню. Цены оказались заоблачными, и я с благодарностью отказалась от таких милых предложений, как шампанское, черная икра, устрицы или омары, но позволила себе креветки с рисом и самое малое количество вина, которое там подавалось, — пол-литра розового. Хотя я выпила только половину, этого было достаточно, чтобы я не сразу нашла свою гостиницу.

Теперь мы ежедневно трудились по нескольку часов в большом помещении вместе с Биллом Гарретгом, напоминавшим мне Рольфа Гильхаузена и Майкла Ранда. Гарретт был выдающимся фотографом, годами жившим в Бирме, Таиланде и Вьетнаме. Последние 20 лет он в качестве художественного директора руководил журналом «Нэшнл джиографик». Одновременно он работал с несколькими сериями, а макеты размещения иллюстраций ему готовили сотрудники. Билл Гарретт был влюблен в снимки нуба и потому охотно помогал мне советами. Я многому у него научилась.

В кратчайшее время цветные слайды были переделаны в черно-белые фотографии различного формата и с их помощью на большой магнитной стене возник план расположения иллюстраций. Их очень легко можно было заменять или передвигать. В Мюнхене я работала с черно-белыми снимками, но раскладывать их приходилось на полу, на ограниченной площади. Здесь же быстро и наглядно можно было компоновать серии.

Во время работы не только сотрудники и руководители других отделов, но и многие известные исследователи приходили, чтобы посмотреть висящие на стене фотографии. Например, естествоиспытательница Джейн Гудолл, прожившая несколько лет с группой шимпанзе и опубликовавшая достойные внимания статьи. Все время я слышала возгласы: «Невероятно!» Восхитился даже президент журнала мистер Гросвенор.

Однако случилось нечто неожиданное. Когда я в последний день в 10 часов утра подошла к издательству, мне с каменными лицами открыли дверь Мэри Смит и Билл Гарретт и заявили, что серия не появится. У меня перехватило дыхание. Глубочайшее потрясение! По лицам обоих я видела, что они так же ошеломлены, как и я. О причинах такого внезапного решения рассказала Мэри Смит. С самого начала в отношении моей персоны возникали сомнения. Однако некоторые влиятельные редакторы, особенно Билл Гарретт, так настойчиво вступились за выпуск серии, как будто это касалось их лично. Казалось, сопротивление отдельных членов совета сломлено. Во всемогущий совет журнала, выносящий окончательные решения, входило примерно 20 сверхбогатых, старых и весьма консервативных американцев, бывших одновременно и спонсорами. Их называли «полубогами». Среди них вновь разгорелись ярые дебаты, и большинство выступило против публикации. Этому не смог противостоять и президент журнала, мистер Гильберт В. Гросвенор. Принявшие такое решение опасались, что многие подписчики — члены религиозных сект — могут быть недовольны фото обнаженных нуба. На мой вопрос, почему так поздно принято решение, Мэри сказала, что, возможно, в этом виновата серия статей Сьюзен Сонтаг, обсуждение которых и разожгло страсти. Ее статья, оспариваемая и журналистами, в которой я представлена фанатичной национал-социалисткой, насторожила и напугала людей. Другое неприятное обстоятельство: старый Гросвенор, десятилетиями руководивший журналом, передал все дела сыну. А тот, как говорили, хотя и очень умен, был еще не слишком уверен в себе. Он побоялся, что если пойдет против воли совета, то потеряет свой пост.

А как хорошо все шло! Но пришлось вынести новый удар, что на сей раз было очень нелегко. Как в кино, проходила перед глазами вся моя послевоенная жизнь, и я решила куда-нибудь уехать и попытаться все забыть.

Мне выплатили положенный гонорар и компенсацию издержек, но это было небольшим утешением. Шок и разочарование оказались слишком велики, хотя с Мэри Смит и Биллом Гарреттом мы расстались друзьями.

Библиотека Конгресса немного скрасила мне эту утрату. Здесь я нашла поддержку при регистрации моего нового копирайта. Пять новых копий, которые я заказала, прибыли. Мне осталось подписать договора и рассчитаться по налогам. В Нью-Йорке у меня на руках уже были оформленные свидетельства. Теперь я надеялась, что сумела покончить в США с продажей на «черном рынке» моих фильмов.

Как всегда, я жила в Вестбери, где чувствовала себя как дома. Прежде всего я договорилась насчет ленча с Фрэнсис Линдлей. Для меня всегда было большим удовольствием встречаться с этой умной деловой женщиной, представлявшей моего американского издателя «Харпер энд Роу». Я восхищалась ее профессионализмом и высоко ценила ее советы. Так как в художественном отношении наши вкусы совпадали, то общаться было легко и приятно. Теперь мне нужно было для нового альбома с иллюстрациями согласие моего английского издателя сэра Уильяма Коллинза. Распрощавшись с американскими и немецкими друзьями, я полетела в Лондон.

Тут меня ожидало нечто особенное. Я получила приглашение от мистера Бакстона, шефа «Сервайвал Англиа-фильм», одного из самых примечательных представителей английской киноиндустрии. Он очень заинтересовался съемками нуба. Его аристократическая внешность скорее подходила владельцу скаковых лошадей, чем продюсеру фильмов. Я ошиблась. Он оказался основательным знатоком всего кинодела, а документальные фильмы, которые создавались на его фирме, считались лучшими в мире. Я получила возможность посмотреть некоторые из них и познакомиться с Аланом Роотом, одним из его режиссеров, работавшим в основном в Африке и только что вернувшимся из Кении. Его фильмы о животном мире и о коренных жителях были превосходны. Мы сразу же нашли множество тем для бесед, и я бы с удовольствием задержалась в Лондоне. Но меня уже ждали в Мюнхене. После того как мы с Коллинзом окончательно договорились об издании альбомов, я уехала.

За это время накопилось столько работы, что до конца года я, Инге и Хорст ежедневно работали до полуночи. Никакой личной жизни. Даже в сочельник мы не смогли найти свободного времени, чтобы встретиться с нашими друзьями Карин и Клаусом Офферман в их кафе на Максимилиан-штрассе.

В моем ежедневнике за 1975 год сделана последняя запись: «Самый напряженный год — нет времени для Рождества, сочельника — только работа».