Хроники Нарнии.

Глава 16. Прощание. С миром теней.

Если бежишь без устали, зачем, спрашивается, останавливаться? И никто не остановится без особой на то причины. Однако такая причина появилась, и Юстейс закричал:

— Стойте! Стойте! Поглядите, куда мы лезем!

Все замерли. Они стояли на берегу озера Чан, а прямо перед ними с высоченного скалистого уступа низвергались тысячи тонн воды в секунду — водопад Великий, местами сверкающий алмазными брызгами, местами темный, местами подобный гладкому зеленому стеклу; и грохот его отдавался в ушах.

— Не останавливайтесь! Дальше! Выше! — заклекотал Прозорл, взмывая вверх.

— Хорошо ему говорить, — проворчал Юстейс, но Брильянт тоже заржал:

— Не останавливайтесь! Дальше! Выше! С места — вперед!

Грохот воды почти заглушил его голос, но в следующее мгновение он бросился в озеро, а следом за ним бултыхнулись все остальные, кто как мог. Вода, вопреки ожиданиям (особенно ожиданиям ишака), оказалась не студеной, но восхитительно пенисто-прохладной. И все они друг за другом поплыли прямо к водопаду.

— Это безумие! — крикнул Юстейс Эдмунду.

— Вот именно. И все же… — откликнулся Эдмунд.

— Ну, разве это не замечательно? — подала голос Люси, — Разве вы не заметили, что здесь не страшно? Хочешь испугаться — и не можешь. Попробуйте испугайтесь.

Юстейс попробовал.

— Нет, и вправду не могу, — сказал он.

Брильянт достиг основания водопада первым, но и Тириан от него не отставал. Джил плыла последней, и поэтому могла видеть все происходящее лучше других. Она видела, как что-то белое перемещается вверх по столбу воды. Это был единорог. Непонятно, плыл он или карабкался, но подвигался все выше и выше. Рог его вспарывал воду, и две радужные струи пенились у плеч. Следом подымался король Тириан. Он двигал руками и ногами, как будто плыл, но плыл вертикально вверх, как по стене.

Забавнее всего выглядели собаки. Во время бега они ничуть не запыхались, но теперь, перебирая лапами, то отфыркивались, то чихали, потому что заливались лаем, и вода попадала им в носы и пасти. Едва Джил успела разглядеть все это, как сама оказалась в водопаде. Такое совершенно невозможно в нашем мире, потому что либо утонешь, либо мощным потоком будешь брошен на острые скалы. Но в этом мире возможно и невозможное. Брызги сверкали как бриллианты, в глубине самоцветами мерцали камни, и казалось, что уже не по водопаду, но в столбе света они возносятся все выше и выше, на страшную высоту, которая здесь не была страшна, но вызывала восторг. Наконец все по очереди вошли в плавную кривую гладкого зеленого перевала там, где река срывалась с уступа вниз. Водопад остался позади, и каким же замечательным пловцом нужно быть, чтобы преодолеть его!

Скоро все вышли на берег, вымокшие, но счастливые.

Вдаль, к подножиям снежных гор, уходила речная долина, и горы приблизились.

— Дальше! Выше! — вскричал Брильянт, и без промедления все пустились вслед за ним.

Нарния осталась позади, впереди простирались дикие земли запада, которых ни Тириан, ни Питер, ни даже орел никогда прежде не видели. Зато господин Дигори и тетя Полли то и дело окликали друг друга: «Ты видишь? Ты помнишь?» — и при этом в голосах их не слышалось одышки, хотя вся компания теперь мчалась быстрее стрелы.

— Сударь, — обратился Тириан к Дигори, — правда ли то, о чем сообщают древние предания, будто вы оба были здесь в самый день творения?

— Да, это правда, — отвечал Дигори, — но мне кажется, будто это было вчера.

— И крылатые кони тоже правда?

— Разумеется, — отвечал Дигори.

Но тут собаки залаяли:

— Быстрее, быстрее, вперед!

Так они и бежали, все быстрее и быстрее, пока бег не стал похож на полет, и даже орел не мог обогнать их. Одна извилистая долина за другой, крутые подъемы (не замедляя бега) и спуски, горные реки — вброд, горные озера — вплавь (подобно живым быстроходным катерам), покуда на дальнем берегу одного из озер, синих как бирюза, не увидели они гладкий зеленый холм. Холм, крутой, как пирамида; на округлой его вершине — зеленая стена; за стеною — купы деревьев с серебряной листвой и золотыми плодами.

— Дальше! Выше! — взывал единорог, и никто не замедлил бега. Они оказались у основания холма и взметнулись вверх по склону, как морская волна, набежавшая на прибрежный утес. Склон был крутой, как скат крыши, травянистый и гладкий, как площадка для игры в кегли, но никто даже не поскользнулся. И только у самой вершины они замедлили бег и остановились пред огромными золотыми вратами. И никто из них не осмеливался испытать, откроются ли ворота. Одолели те же сомнения, что и в саду: «Это не для меня… достоин ли я?… имею ли право?..».

Так они и стояли в нерешительности, покуда за стеной в саду не раздалась чудесная, звонкая и благозвучная погудка большого рога, — ворота дрогнули и раскрылись.

Тириан затаил дыхание, ожидая увидеть того, кто выйдет им навстречу. А увидел того, кого меньше всего ожидал, — не слишком крупную, но статную, сверкающую глазками мышь, чью голову венчал золотой ободок с алым пером, а левая верхняя лапа лежала на рукояти длинной шпаги. Мышь поклонилась чрезвычайно изящно и пропищала:

— Именем Льва, приветствую вас. Вперед — выше и дальше!

Тут король Питер, король Эдмунд и королева Люси и вправду бросились вперед и, став на колени, приветствовали мышь, восклицая: «Рипичип!» И у Тириана от удивления перехватило горло, ибо он понял, что видит одного из величайших героев Нарнии, мыша Рипичипа, того самого, что отличился в великой битве при Беруне, а затем отправился на край вселенной с королем Каспианом Мореплавателем. Но не успел он осознать, что к чему, как вдруг две мощные руки обняли его и кто-то бородатый поцеловал в щеку, и послышался знакомый голос:

— Это ты, сынок? Однако ты вырос и поздоровел с тех пор, как мы виделись в последний раз.

То были его собственный отец, добрый король Эриан. Но выглядел он совсем не таким, как в последний раз, когда Тириан его видел. Тогда его принесли в замок бледным, израненным в битве с великанами. И даже не таким, каким Тириан его помнил — седовласым воином. Нет, перед ним был человек молодой и веселый — таким он был, когда Тириан, совсем еще дитя, играл с ним летними вечерами после ужина в саду замка Кэйр-Паравела. И он тут же почувствовал вкус хлеба и молока, которые обыкновенно подавали на ужин.

Брильянт же про себя подумал: «Пусть они потолкуют наедине, я еще успею поздороваться с добрым королем Эрнаном. Сколько спелых яблочек он скормил мне, жеребенку». Но тут мысли его смешались, потому из ворот вышла лошадь столь царственная, столь благородная, что даже единорог смутился в ее присутствии — огромная крылатая лошадь. С минуту она приглядывалась к господину Дигори и тете Полли и вдруг заржала: «Родные мои!» А те закричали в ответ: «Вольная Птица! Старушка Вольная Птица!» — и бросились целовать ее.

Но в этот момент Рипичип вновь пригласил всех войти. И вот они вошли в золотые ворота, а там — дивный аромат сада, прохлада и смешение света и тени под деревьями, и пружинящая под ногами мурава, испещренная белыми цветочками. Первым поразило то, что пространство внутри оказалось куда обширнее, чем могло показаться снаружи. Однако времени на размышления не оставалось, ибо к ним со всех сторон поспешали встречающие.

Казалось, все, о ком вы узнали из этих книг (если вы их прочли), были там — и филин Белопер, и лягва-мокроступ Зудень, и король Рилиан Зачарованный, и его мать, дочь Звезды, и его великий отец, сам король Каспиан. Следом шли капитан Дриниан и лорд Бэм, и гном Трампкин, и добрый барсук, и кентавр, и сотни других героев великой освободительной войны. С другой стороны поспешали король Арченланда Кор и отец его Лун, и королева Аравис, и отважный принц Корин Громовый Кулак, и конь Бри, и кобылка Хвин. А за ними — Тириан не верил своим глазам — шли еще более древние: господин и госпожа Бобберы, и фавн Тамнус. Что тут началось! Объятия, поцелуи, рукопожатия, старые шутки (вы даже представить себе не можете, как здорово звучит старая шутка, повторенная пять-шесть столетий спустя), и вся компания двинулась в глубь сада. Там на дереве сидела птица феникс, а под деревом стояли два престола, а на них восседали король и королева, столь величественные и прекрасные, что все преклонили перед ними колени. А как же иначе? Ведь то были король Фрэнк и королева Хелен, прародители всех владык Нарнии и Арченланда. Вы поймете, что ощутил Тириан, коль представите себе, что вы стоите перед ликами Адама и Евы во всей их славе.

Через полчаса — а может быть, через полстолетия, ибо время там течет иначе, — Люси стояла на стене со своим старейшим нарнианским другом фавном Тамнусом и созерцала оттуда всю Нарнию. Холм сверху казался намного выше, чем можно было подумать. Он обрывался сверкающими утесами на такую глубину, что кроны деревьев внизу представлялись крупицами зеленой соли. Люси повернулась и глянула на сад.

— Понимаю, — произнесла она задумчиво. — Теперь понимаю. Этот сад вроде того хлева. Он внутри куда больше, чем снаружи.

— Именно, именно так, дочь Евы, — кивнул фавн. — Здесь чем дальше и выше, тем больше и шире. Изнутри все больше, чем снаружи.

Люси вгляделась и увидела, что сад на самом деле — целый мир, с реками и лесами, горами и морями. Но все это было не чужое — все знакомое.

— Понимаю, — повторила она. — Это тоже Нарния, и эта Нарния прекраснее и подлиннее той, что за пределами стены, настолько, насколько та прекраснее и подлиннее Нарнии за пределами хлева! Понимаю… мир внутри мира, Нарния внутри Нарнии…

— Именно так, — кивал господин Тамнус. — Словно одежки луковицы, с той лишь разницей, что чем глубже, тем одежка больше.

Люси смотрела то в одну сторону, то в другую и вскоре обнаружила в себе самой новую необычную способность: на что бы она ни смотрела, в какой бы дали то ни было, стоило ей вглядеться попристальнее, все становилось четким и близким, как в бинокле. Она могла видеть и пустыню на юге, и город Ташбаан за нею, а на востоке — Кэйр-Паравел на морском берегу, и даже окна знакомых покоев. Далеко за морем видела она острова — остров за островом до самого предела мира, а за его пределами — высочайшую гору, которую они нарекли страной Эслана. Но теперь Люси разглядела, что гора та — одна из многих в кольце гор, окружающих мир. И все это, казалось, совсем близко. Потом она глянула в другую сторону и узрела что-то похожее на огромное цветистое облако, отделенное от сада каким-то пространством. Но вглядевшись, поняла, что это не облако вовсе, но целый мир. И проникнув взглядом в этот мир, она вдруг вскричала: «Питер! Эдмунд! Скорее сюда! Посмотрите!» Те прибежали, взглянули, и зрение их стало столь же острым, как у нее.

— Не может быть! — воскликнул Питер. — Ведь это Англия. А этот дом — дом профессора Керка; старый дом, в котором начались наши приключения!

— А я думал, его снесли, — сказал Эдмунд.

— Именно, именно, — сказал фавн, — он и был снесен. Но сейчас-то вы смотрите на Англию внутри Англии, на Англию столь же истинную, сколь истинна эта Нарния. И в истинной Англии ничто не исчезает.

Тут они глянули чуть в сторону, и Питер, Эдмунд и Люси задохнулись от изумления, а потом начали кричать и махать руками — там, на обширной луговой низине, стояли их родители, мать и отец, и тоже махали руками. Так машут друг другу люди с палубы прибывшего корабля и с пристани.

— Мы можем попасть к ним? — спросила Люси.

— Чрезвычайно просто, — сказал господин Тамнус. — Что те места, что эти — все они истинные, все они — отроги великих гор Эслана. Нужно только подняться по склону вверх и вглубь, и вы — там. Но слышите? Рог короля Фрэнка зовет нас в дорогу.

Скоро все собрались, и длинная пестрая процессия двинулась вверх по горам, выше которых не найдешь в нашем мире. Но ни снега на них, ни льда — только леса, зеленые склоны, дивные сады и каскады сверкающих водопадов. Путь сужался, глубокие долины по сторонам его — истинные миры — сближались. Впереди разгоралось зарево, а цветистые утесы уступами поднимались ввысь, как великанья лестница.

И, все это увидев, Люси тут же обо всем забыла, ибо сам Эслан спускался им навстречу, прыгая с уступа на уступ подобно живому потоку силы и красоты.

И первым Эслан подозвал к себе ишака Глупа. И Глуп предстал пред Эсланом, как сама глупость и ничтожество, и казался таким же маленьким, как котенок перед сенбернаром. Лев склонил голову и шепнул ишаку на ухо что-то такое, отчего длинные ишачьи уши поникли; но потом Лев сказал что-то еще, и уши снова встали торчком.

Что Эслан сказал ишаку, люди не слышали. Но вот он обратился к ним:

— Вы кажетесь не столь счастливыми, как мне хотелось бы.

Люси ответила за всех:

— А вдруг ты снова отправишь нас домой, Эслан? Сколько раз ты уже отсылал нас.

— Не бойтесь, — сказал Эслан. — Разве вы еще не поняли?

Их сердца забились в надежде на чудо.

— То было настоящее крушение, поезд сошел с рельсов, — продолжил Эслан мягко. — Ваши родители и все вы погибли — так это называется там, в мире теней. Учебный год завершился — начались каникулы. Вы проснулись, и это — утро.

Так он говорил им, и перед ними стоял уже не Лев… Но все дальнейшее столь велико и прекрасно, что я не в силах сказать. А для вас на этом кончается нарнианская история, и единственное, что можно добавить к сказанному, вот что: с тех пор наши герои всегда пребывали в радости; для них истинная история лишь началась; их жизнь в нашем мире и приключения в Нарнии служили всего лишь обложкой и титульным листом; теперь же для них наконец открылась Первая Глава Великой Истории, которой никто на земле не читал — истории, которая не имеет конца, и каждая глава в ней лучше предыдущей.