Хроники Нарнии.

Глава 13. Трое спящих.

Ветер не прекращался, но день ото дня становился все слабее, так что в конце концов волны превратились в мелкую рябь, и корабль скользил по ним час за часом, словно плыл не по морю, а по озеру. А каждый вечер на восточном небосклоне появлялись новые созвездия, которых еще не видел никто ни в Нарнии, ни (как порой с замиранием сердца думала Люси), в целом свете. Невиданные звезды были крупными и яркими, а ночи — теплыми. Теперь почти все спали на палубе и засыпали поздно: вели нескончаемые разговоры или, перегнувшись через борт, любовались разбегавшейся в стороны от бортов пеной.

В один из таких ошеломляюще красивых вечеров, когда позади пламенел пурпурный закат, а небо казалось немыслимо широким, по правому борту появилась земля. Она быстро приближалась, и скоро уже можно было различить окрашенные багрянцем мысы и прибрежные скалы. Корабль двинулся вдоль побережья. На фоне алого неба четко, словно он был вырезан из картона, обрисовывался западный мыс. С корабля было хорошо видно, что на острове нет гор, но по нему разбросано множество невысоких, напоминавших подушки, холмов. С берега тянуло ароматом, к которому все отнеслись по-разному: Люси назвала его «нежно-лиловым», Эдмунд по этому поводу сказал (а Рине подумал): «Что за вздор!», а Каспиан, неопределенно пожав плечами, промолвил: «Понимаю, что ты имеешь в виду». (Что имел в виду он сам, так и осталось неизвестным.).

Довольно долго пытались найти удобную для стоянки бухту, но в итоге вынуждены были войти в широкий мелкий залив. Хотя море оставалось спокойным, прибой в заливе был довольно силен, и, как ни хотелось им подвести корабль как можно ближе к берегу, якорь пришлось бросить на значительном расстоянии. Переправились на шлюпке, причем те, кто отправился на берег, основательно промокли.

Лорд Руп предпочел остаться на корабле, заявив, что островами сыт по горло. Все время, пока они находились на суше, слух полнился монотонным рокотом прибоя.

Оставив двоих матросов на страже у шлюпки, Каспиан с остальными двинулся на разведку. Далеко заходить не собирались — уже сгущались сумерки. Но приключения не всегда скрываются в туманной дали, порой они поджидают совсем рядом. Близ бухты расстилалась ровная долина, где не было видно ни строений, ни тропок — лишь мягкая, шелковистая травка да кое-где купы цветущих приземистых кустов. Эдмунд с Люси приняли их за вереск. Юстейс, неплохо разбиравшийся в ботанике, заявил, что это никакой не вереск и, скорее всего, не ошибся. Но по виду эти кусты вереск очень даже напоминали.

Успели отойти от берега не дальше чем на полет стрелы, как Дриниан воскликнул:

— Глядите! Это еще что такое?

Все остановились.

— Деревья, и высокие, — предположил Каспиан.

— А может, башни, — промолвил Юстейс.

— А вдруг великаны? — прошептал Эдмунд.

— Сейчас мы это выясним! — заявил Рипичип и, вытаскивая на ходу клинок, решительно двинулся вперед.

— По-моему, это развалины, — сказала Люси, когда они подошли ближе. Ее догадка оказалась верной. Взорам предстала продолговатая площадка, вымощенная гладким плитняком и окруженная серыми колоннами. Крыши не было. На площадке стоял длинный — из конца в конец — стол, покрытый роскошной малиновой скатертью, ниспадавшей почти до плит. Вокруг стояли украшенные искусной резьбой каменные кресла, на каждом лежала шелковая подушка. Стол был уставлен яствами, столь обильными, что Люси сразу вспомнились пиры в Кэйр-Паравеле; впрочем, даже в правление верховного короля Питера таких пышных пиров в Нарнии не задавали. Глаза разбегались: индейки, гуси, фазаны, кабаньи головы, оленина, не говоря уже об удивительных пирогах в виде слонов, драконов и плывущих под всеми парусами кораблей. Ничуть не меньше радовали взгляд пудинги, мороженое, ярко-красные раки и переливчатая лососина, орехи, виноград, ананасы, персики, гранаты, арбузы и помидоры. Еще на столе были причудливой формы кувшины и кубки — стеклянные, серебряные и золотые. Аромат, источаемый фруктами и изысканными винами, сулил неслыханное блаженство.

— Ничего себе! — изумилась Люси.

Остальные взирали на все это великолепие молча. Наконец Юстейс промолвил:

— Стол накрыт, а вот гостей не видно.

— А мы чем не гости? — заметил Рине.

— Эй, смотрите! — внезапно воскликнул Эдмунд. Остальные повернулись в ту сторону, куда показывал юноша, и увидели, что три кресла — одно во главе стола, два по правую и левую руку от него — уже заняты. Правда, кем или чем, удалось рассмотреть не сразу.

— Что это такое? — растерянно пробормотала Люси. — Бобры за столом расселись?

— По мне, так это больше похоже на три большущих птичьих гнезда, — сказал Эдмунд.

— А по мне — на три охапки сена, — высказался Каспиан.

И только Рипичип не стал строить догадки, а вскочил на стул, перепрыгнул с него на стол и побежал по скатерти к дальнему концу стола, ловко огибая кубки, пирамиды плодов и солонки из слоновой кости. Подбежав к трем креслам, он склонился над таинственными серыми бугорками, потрогал их и крикнул:

— Драться они, во всяком случае, не будут!

В креслах сидели люди. Впрочем, признать в сидящих людей было не так-то просто. Длинные седые космы скрывали лица; отросшие бороды ниспадали на стол, обвивая блюда и кувшины, словно плющ, и через край стола спускались к каменным плитам. Спинки кресел были полностью закрыты седыми гривами, и получалось, что каждый из троих словно прятался в густой волосяной чаще.

— Они мертвы? — спросил Каспиан.

— Не думаю, — отозвался Рипичип, ухитрившийся выискать в путанице волос чью-то руку и вытащить ее обеими лапками. — У этого рука теплая и пульс прощупывается.

— У этих двоих тоже, — добавил последовавший примеру мыша Дриниан.

— Сколько же надо проспать, чтоб эдак заволосеть? — удивился Эдмунд.

— Сон у них наверняка волшебный, — заявила Люси, — Как только мы подплыли к этому острову, я сразу учуяла — чары здесь так и витают. Вот бы их разбудить! Может, попробуем?

— Почему не попробовать, — согласился Каспиан и сильно потряс ближайшего из троих за плечо.

На мгновение показалось, что тот проснется — он глубоко вздохнул и пробормотал: «Хватит плыть на восток. Гребите в Нарнию!», но тут же уронил голову и заснул снова. Сколько его ни трясли, толку не добились. То же самое получилось и со вторым, с той лишь разницей, что, прежде чем опять погрузиться в сон, он изрек: «Мы не для того рождены на свет, чтобы жить как свиньи. Плывите на восток, к землям за восходом». Третий высказался короче всех — просто попросил передать горчицу.

— Первый вроде бы сказал: «Гребите в Нарнию!», — заметил Дриниан. — Я верно расслышал?

— Да, — ответил Каспиан, — и по всему выходит, что наши поиски увенчались успехом. У каждого из них на пальце перстень с гербовой печаткой. То гербы лордов Ревилиана, Аргоза и Мавроморна. Вот мы их и нашли.

— Найти-то нашли, а разбудить не можем, — сказала Люси. — Что же нам делать?

— Прошу меня простить, ваше величество, — вмешался Рине, — но пока вы обсуждаете этот важный вопрос, почему бы команде не подкрепиться? Этакий обед не каждый день подают.

— Ни в коем случае! — вскричал Каспиан.

— Правильно, — подхватили некоторые матросы. — Лучше пояса затянуть, но с чарами не связываться, ежели это, конечно, не чары с ромом. Чем скорей вернемся на нашу посудину, тем лучше.

— Прежде чем вернуться, — указал Рипичип, — не мешало бы выяснить, не от этих ли яств уснули благородные лорды.

— Я и крошки в рот не возьму, даже под страхом смерти, — заявил Дриниан.

— Надо что-то решать, — проговорил Рине, — Уже смеркается.

— На корабль! На корабль! — загомонили матросы.

— Я согласен, — промолвил Эдмунд, — Раз кушать мы не будем, то и оставаться тут незачем. Как поступить с лордами, можно решить и завтра: они здесь семь лет просидели, так что ночью больше или меньше — для них без разницы. А от этого места попахивает колдовством — и опасностью.

— Что касается команды, — произнес Рипичип, — я полностью согласен с королем Эдмундом. Однако сам я, разумеется, на борт не вернусь и встречу рассвет за этим столом.

— Почему? — удивился Юстейс.

— Потому, — откликнулся Рипичип, — что сколь бы ни была ужасна подстерегающая здесь опасность, для меня куда страшнее вернуться в Нарнию и до конца дней вспоминать, что я упустил, быть может, величайшее в жизни приключение из позорного страха перед волшебством.

— Раз так, я остаюсь с тобой, — заявил Эдмунд.

— И я, — сказал Каспиан.

— И я, — присоединилась к ним Люси. А за ней вызвался остаться и Юстейс, которому для этого потребовалась особая храбрость, — ведь прежде чем он попал на борт «Поспешающего к восходу», ему не приходилось ни слышать, ни читать о волшебстве, чарах и тому подобном. В познавательных книжках ни о чем таком не пишут.

— Осмелюсь заметить, ваше величество… — начал было Дриниан, но король не дал ему закончить:

— Нет, милорд. Место капитана на корабле. К тому же, можно считать, что мы остаемся здесь на вахту. Вы свою отстояли еще днем, а мы бездельничали.

Дриниан упорствовал, однако и Каспиан был тверд. Но когда матросы во главе с капитаном удалились, всем, кроме, разумеется, Рипичипа, стало несколько не по себе.

Некоторое время выбирали, куда сесть, причем мысли у всех были примерно одинаковые. С одной стороны, мало радости просидеть всю ночь бок о бок с волосатыми страшилищами, какие и на людей-то непохожи, а вдобавок, если и не мертвые, то и не совсем живые. Но с другой, если сесть подальше, то, когда стемнеет, бородачи пропадут из вида. А ну как они в полночь незаметненько оживут да подкрадутся… Брр!

Поэтому все долго расхаживали вокруг стола, приговаривая: «Нет, здесь не очень-то удобно», «С того краю, пожалуй, получше будет», «Взгляну-ка я, хорошо ли по ту сторону», но в конце концов пристроились неподалеку от середины стола, чуть ближе к спящим, чем к дальнему краю. Уже подходило к десяти вечера, на восточном небосклоне зажглись незнакомые созвездия. Люси любила звезды, но сейчас предпочла бы увидеть не эти, чужие, а Леопарда или Челн, или еще какое из милых сердцу нарнианских созвездий.

Завернувшись в плащи, сидели и ждали, сами не зная чего. Просто сидели — разговор как-то не задался. Часы тянулись томительно, мерный рокот прибоя убаюкивал, и друзья не заметили, как их сморил сон.

Проснулись одновременно, как от толчка. Судя по тому, как изменилось положение звезд, прошло немало времени. Небо стало совершенно черным, едва уловимый сероватый свет брезжил лишь на самом востоке. Все замерзли, всем до крайности хотелось пить, но никто не проронил ни слова. Было не до слов: что-то происходило.

Прямо перед ними, за линией колонн, виднелся склон невысокого холма. Неожиданно в этом склоне возникла и отворилась дверь, в ярко освещенном проеме на миг обрисовалась чья-то фигура, и дверь закрылась. Вышедший из холма держал в руке светильник. Собственно, ничего, кроме этого светильника, друзья различить не могли. Огонек медленно приближался, пока не замер у самого стола, и тогда все увидели высокую девушку в длинном голубом платье, оставлявшем обнаженными руки. Золотые волосы ниспадали ей на плечи. В руках девушка держала серебряный подсвечник со свечой. И у всех, кто глядел на незнакомку, возникла одна и та же мысль: доселе они не представляли себе, что такое истинная красота.

Девушка поставила подсвечник на стол. Дувший с моря ветер мгновенно утих, и столбик пламени сделался таким ровным и неподвижным, словно свеча горела в комнате с закрытыми окнами. Золотая и серебряная посуда заискрилась на свету, и Люси увидела предмет, которого до сих пор не замечала. То был каменный, но острый как сталь нож, древний и зловещий с виду.

Никто не нарушил молчания, однако все — первым Рипичип, потом Каспиан, а там и остальные — поднялись из-за стола, почувствовав, что перед ними важная особа.

— Путники, явившиеся издалека к столу Эслана, — обратилась к ним девушка. — Почему вы не едите и не пьете?

— Госпожа, — отвечал Каспиан, — мы не отважились отведать этой снеди, ибо, по нашему разумению, именно она причиной тому, что наши друзья заснули беспробудным колдовским сном.

— Они не отведали ни крошки, — промолвила девушка.

— Ой, пожалуйста, — взмолилась Люси, — расскажите нам, что с ними случилось.

— Это было семь лет назад, — повела рассказ таинственная красавица. — К нашему острову прибило ветхий, потрепанный штормами корабль под рваными парусами. Эти трое, а с ними еще несколько матросов, сошли на берег, а когда пришли сюда и увидели этот стол, один из них сказал: «Вот славное местечко. Хватит нам грести, ставить паруса да брать рифы. Давайте останемся здесь и проведем остаток дней в покое и довольстве».

«Нет, — возразил другой, — Нам надо пополнить припасы, благо снеди здесь в изобилии, и поворачивать к дому, к Нарнии. Кто знает, быть может, Мираз умер». Но тут третий, выглядевший человеком властным и решительным, вскричал: «Ни за что! Мы люди из славного тельмаринского племени, а не Жалкие скоты! Людям пристало иметь высокую цель, а может ли быть цель выше, чем поиски новых приключений? Дни наши все равно сочтены, так проведем же остаток жизни достойно! Поплывем дальше на восток и разведаем, что лежит за краем света, из-за которого встает солнце!».

Разгорелся спор. Каждый упорствовал и был готов отстаивать свою правоту любыми средствами. Так и вышло, что в запале третий схватил со стола Каменный Нож, к которому не должен был прикасаться. Едва его пальцы сомкнулись на рукояти, все трое погрузились в глубокий сон. И они не проснутся, пока чары не будут сняты.

— А что за Каменный Нож? — полюбопытствовал Юстейс.

— Неужели никто из вас не знает? — удивилась красавица.

— Думаю… — неуверенно проговорила Люси. — Да, пожалуй, я видела похожую штуку прежде. По-моему, точно таким же ножом Бледная Ведьмарка много лет назад убила Эслана.

— Этот нож один-единственный, — сказала девушка. — Его доставили сюда, и он пребудет здесь, покуда стоит мир.

Эдмунд мялся-мялся, но наконец решился подать голос:

— Прошу прощения, — молвил он, — вы не подумайте, что я боюсь притронуться к этой еде, потому что такой уж трус… и вовсе не потому, что вам не верю… но… Видите ли, мы в последнее время всякого насмотрелись и знаем: вещи частенько оборачиваются не тем, чем кажутся. Конечно, когда я слушаю вас, мне хочется верить каждому слову, но ведь точно так же было и с Ведьмаркой. Как мы узнаем, друг вы нам или нет?

— Никак, — просто ответила красавица. — Вам остается только верить — или не верить.

Наступила тишина, которую почти сразу же нарушил голос Рипичипа:

— Ваше величество, — проговорил мыш, обращаясь к Каспиану, — не будете ли вы столь любезны наполнить мой кубок вином из вон того кувшина — он слишком велик для моего роста. Я хочу выпить за здоровье нашей благородной хозяйки.

Каспиан наполнил кубок. Рипичип поднял его обеими лапами, провозгласил здравицу и осушил вино до капли. Примеру предводителя мышей последовали остальные, и скоро вся компания сидела за столом. Пускай время для угощения было и не совсем обычное, но когда вы изрядно проголодались, это не так уж важно; и если блюда не совсем подходили для очень раннего завтрака, то прекрасно годились для очень позднего ужина.

— А почему вы сказали «стол Эслана»? — спросила чуть погодя Люси.

— Потому, что он поставлен здесь по велению Эслана, для тех, кто доберется сюда, одолев долгий, нелегкий путь. Некоторые называют наш остров Крайним, ибо край света начинается именно отсюда, хотя дальше на восток еще можно плыть.

— А как вы сохраняете еду? — полюбопытствовал практичный Юстейс.

— Каждый день появляется новая, — прозвучал ответ, — Вы скоро сами увидите.

— Но как быть с Тремя Спящими? — спросил Каспиан. — В том мире, откуда прибыли мои друзья (он кивнул в сторону Юстейса и брата и сестры Певенси), рассказывают историю про принца, попавшего в замок, где спала волшебным сном зачарованная принцесса. Принц не мог развеять чары, пока не поцеловал принцессу.

— Здесь все наоборот, — улыбнулась девушка. — Нельзя поцеловать принцессу, не развеяв чар.

— Раз так, — отозвался Каспиан, — то во имя Эслана подскажите, что следует делать, и я не стану откладывать!

— Вам подскажет мой отец.

— Отец?! — воскликнули все хором, — Кто он? Где он?

— Узрите! — Девушка повернулась и указала на дверь в склоне холма. Теперь эта дверь виднелась отчетливо, потому что звезды поблекли и мгла на востоке начала таять, уступая место разгорающемуся рассвету.