Дед Снегур и Морозочка.
Глава 11.
Не успела за мной с Гри захлопнуться дверь, как Лена начала плакать и причитать:
– Лучше бы мне остаться в Алаеве. Я доставила вам столько хлопот!
– Точно! – подхватила Вера Кирилловна. – Но еще не поздно туда вернуться.
– Мама, – возмутился Тим, – имей хоть каплю сострадания! Прекрати гнобить моих женщин! Или я снова перестану с тобой общаться.
Эстер стало крайне неприятно. Сколько раз свекровь обижала ее, но супруг ни разу не встал на ее защиту, наоборот, постоянно говорил: «Маме много лет, она тяжело пережила недавнюю смерть отца, будь с ней поласковей».
Однако стоило мамуле наскочить на Лену, как Тимофей выпустил когти и оскалил зубы.
Вере Кирилловне нельзя отказать в наблюдательности, старуха уловила тень на лице Эстер и радостно заявила:
– Понятно, кого до сих пор обожает мой сын! Значит, Эстер придется уйти из нашей семьи, или, мальчик, ты собрался разыгрывать из себя бухарского эмира-многоженца?
Тим выругался и сказал Лене:
– Сейчас приготовим тебе комнату, и ты ляжешь.
– А о тебе он не позаботился, об отдыхе для второй жены не подумал, – змеей прошипела свекровь.
– Эстер здесь хозяйка, – возразил актер, – а Елена в гостях.
– Обе они никаких прав на моей даче не имеют, – возразила Вера Кирилловна.
Ссора бушевала до двух ночи, затем обиженные друг на друга домочадцы расползлись по разным углам. Свекровь заняла спальню с большой кроватью. Уходя, она выпустила последнюю стрелу, повернувшись к сыну и с нежной улыбкой прокурлыкав:
– Я могла бы предложить тебе, деточка, устроиться на семейном ложе, но, боюсь, возникнет путаница, кому из жен лечь с тобой рядом. По закону-то место под одеялом принадлежит Елене, но что скажет Эстер? Поэтому лучше вам разместиться отдельно.
Эстер уставилась на супруга. Она считала, что Тим обязан разрулить двусмысленную ситуацию, громко объявив: «Брак с Еленой в прошлом, сейчас я связан узами с Эстер, она моя единственная, любимая жена. Мама, отправляйся в гостевую на первом этаже, в спальне с просторной кроватью ляжем спать мы».
Но актер потер лицо руками и внезапно поддержал Веру Кирилловну:
– Эстер, устраивайся в гостевой, Лена пойдет в мансарду, мама в большую комнату, а я в свою детскую, на втором этаже.
С трудом подавив рыдания, Эстер заняла отведенный ей диван.
– Неприлично осуждать чужого мужа, но Тим поступил некрасиво, – посочувствовала я ей.
Эстер поежилась.
– Он был в растерянности, дезориентирован, плохо понимал, как поступить, наверное, не спал всю ночь, а я неожиданно быстро задремала.
Проснулась Эстер от громкого гудка автомобиля. Не успел сигнал стихнуть, как раздался хлопок входной двери. Эстер подошла к окну и увидела Веру Кирилловну, которая размашисто шагала по протоптанной тропинке к припаркованному за забором такси. Стоило свекрови уехать, как к Эстер вернулось нормальное расположение духа, и она поторопилась в детскую комнату, где ночевал супруг.
Ротшильд решила залезть к мужу под одеяло, обнять его, сказать о своей любви, а потом успокоить супруга: «Непременно разберемся в странной ситуации, вместе мы сила».
Но Тима в постели не оказалось.
– Где он был? – быстро спросила я.
Эстер протянула листок, неровно вырванный из тетради в клеточку, там было несколько фраз: «Надо подумать. Мне очень плохо. Не ищи меня. Когда вернусь, не знаю. Не хочу жить. Я на грани. Тим».
Я сказала Ротшильд:
– Ничего ужасного. Вы сами говорили, какая эмоциональная у мужа натура. Морков захотел привести нервы в порядок, скоро он вернется.
Эстер шумно задышала.
– Через пять дней на Первом канале телевидения стартует сериал «Не вооружен и опасен». Муж исполняет там главную роль – бывшего ветерана чеченской войны, который сражается с бандитами голыми руками и лишает их жизни.
– Круто, – крякнул Димон, – либо «Терминатор разбушевался», либо «Крепкий русский орешек».
Я снова пнула Коробкова и льстиво сказала:
– Ваш муж, как всегда, притянет к экрану тясячи зрителей.
Эстер начала с хрустом ломать пальцы.
– Завтра Тима ждут на шоу «Пусть говорят», потом у него брифинг с журналистами. Что мне делать?
– Позвоните супругу, – предложила я.
– Он отключил мобильный, – простонала Ротшильд, – вероятно, у него опять нервный срыв! О боже, мне одной не справиться. Ларион уехал в США! Он бы знал, куда Тим подался. Надо срочно отыскать мужа! В «Пусть говорят» главным редактором служит замечательная женщина, Наташа, она поймет, если я скажу: «Муж заболел». Но пресса! Корреспондентам обещали встречу со съемочной группой и фуршет. Исполнитель главной мужской роли не имеет права проигнорировать это мероприятие. Что делать?
Ротшильд вскочила и забегала по комнате.
– Пожалуйста, не хрустите пальцами, – взмолился Димон, – я не выношу этот звук.
Эстер замерла.
– Простите. Еще мама в детстве меня за дурную привычку ругала, но, когда я нервничаю, руки живут отдельной жизнью.
Я попыталась утешить Эстер:
– Мероприятие завтра, у нас целый день в запасе. Кто такой Ларион?
– Не уверена, что имею право посвящать вас в эту историю, – нахохлилась Эстер.
Я посмотрела на Димона. Коробок поднялся.
– На какой машине ездит Тим?
– Черный «Мерседес» с тонированными стеклами, – охотно ответила Ротшильд, – новый, муж купил его в начале лета.
– Номер знаете? – задал следующий вопрос Димон.
– Ноль-ноль-семь, – выдохнула Эстер.
– Круто, – щелкнул языком хакер, – небось больших денег стоил! Не одну тысячу баксов за такое сочетание отвалить надо.
– Гаишники обожают Тима, – потупилась Эстер, – ему этот номер подарили.
– Ну почему я не звезда экрана?! – провозгласил Коробок, покидая комнату. – Пойду посмотрю, что можно сделать.
– Так кто такой Ларион? – вновь задала я вопрос, едва хакер скрылся в коридоре.
– Психотерапевт, – после небольшого колебания ответила Эстер. – Тим к нему много лет ходит, еще со школьной поры. У них в семье очень давно случилась трагедия, погибла младшая дочь Морковкиных, Агата. Подробностей ни Вера Кирилловна, ни Тимофей не рассказывают, но происшествие произвело огромное впечатление на моего мужа, и мать отвела мальчика к Лариону. К сожалению, не так давно этот врач уехал в Америку, его жена гражданка США. Нового специалиста Тим искать не стал, психотерапевт – это ведь очень близкий человек. Супруг привык к Лариону, о другом докторе и слышать не желает. Вообще-то ничего стыдного в такого рода посещениях нет, но наши люди безграмотны, все путают психолога с психиатром, начнут болтать: Морков шизофреник.
– Сейчас уже нет, – возразила я, – народ насмотрелся зарубежных сериалов, а там по любому поводу бегут к психоаналитику.
– Не хочется, чтобы журналисты узнали про Лариона, – не слушая меня, продолжала Ротшильд, – вытащат на свет историю с Агатой.
– Красивое имя, – поддержала я беседу, – но не сочетается с отчеством. Отца Тимофея ведь звали Николаем? На мой взгляд, Агата Николаевна как-то не звучит!
– Да уж, – согласилась Эстер, – но отчество бедной девочке не понадобилось. Я очень надеялась, что Тим больше не сорвется, и вот, пожалуйста. Хотя винить мужа я не могу, тут любой запьет.
– Морков алкоголик! – осенило меня.
– Нет! – возмутилась Эстер. – У него тонкая душевная конституция, обостренная эмоциональностью…
– …Поэтому артист не выдерживает нервной нагрузки и впадает в запой, – бесцеремонно перебила я Эстер. – Если хотите завтра представить Тима публике и гиенам пера, советую быть со мной откровенной. Считайте, что беседуете с врачом, дальше меня информация не протечет. Хирург не может вскрыть нарыв, если не знает, где он находится. Вы уже рискнули обратиться к Чеславу, рассказали о Елене, сделайте еще один шаг. Мы найдем Тима, приведем его в порядок, и вы перестанете дергаться.
Эстер скрючилась в кресле.
– Никогда не видела мужа пьяным. В обыденной жизни он не прикасается к алкоголю, наливает во время тусовок в водочную стопку простую минералку без газа, опрокидывает ее, морщится и закусывает. Тимофей очень талантливый актер, этюд «мужчина, закладывающий за галстук» для него не является сложным. Даже на нашей свадьбе специально проинструктированный официант тайком подливал новобрачному вместо шампанского обычный лимонад. Но раз в году, как правило, в самом конце декабря, Тим делается неадекватным, начинает нервничать, перестает спать, а затем впадает в депрессию. Фаза заторможенности у супруга легко сменяется стадией агрессивности. Я общаюсь с Тимом давно, но ничего не знала об этой его особенности и, когда он первый раз поднял на меня руку, чуть не умерла.
– Муж бил вас? – бесцеремонно уточнила я.
– Боже, конечно, нет! – возмутилась Эстер.
– Вы говорили про поднятую руку, – напомнила я.
– Но я не сказала, что она опустилась! – встряхнулась Ротшильд, – Тим изменился внешне, вроде он, а на самом деле другой человек. Честно говоря, я тогда очень испугалась, а супруг ушел из дома и вернулся лишь тридцать первого декабря, в одиннадцать вечера.
Эстер запнулась, глянула в окно, потом, очевидно, приняв решение, что ее откровенность поможет найти мужа лучше, чем молчание, начала рассказывать совсем не веселую историю.
Эстер не могла понять, чем она обидела или обозлила мужа. Поводом для ухода Моркова из квартиры послужила чистая ерунда. Эстер была на кухне и ждала, пока закипит чайник. За окном, несмотря на непоздний час, сгустились декабрьские сумерки. Внезапно потемнело и в помещении. Ротшильд обернулась, увидела мужа и удивленно спросила:
– Зачем ты потушил свет?
Через мгновение под потолком вновь вспыхнула яркая люстра. Эстер попятилась: Тим выглядел странно. Лицо всегда улыбчивого мужа будто окаменело, на нем застыла ужасная гримаса.
– Милый, ты заболел? – пролепетала она.
Актер шагнул вперед, вытянул руки, согнул пальцы, пару секунд постоял в странной позе, затем встряхнулся и не своим голосом произнес:
– Не смей делать мне замечания!
– Просто я удивилась, когда в кухне наступила темнота, – стала оправдываться Эстер.
– Ты меня унизила, наплевав на мое решение выключить свет, – зло сказал Тим и снова вытянул руки, – пытаешься указать мне мое место? Хочешь быть главной?
– Ты учишь новую роль! – догадалась Ротшильд. – Фу, напугал!
Морков вздрогнул. На секунду перед Эстер появился прежний Тим, но это длилось недолго.
– Пшла вон! – прогремел Морков. – Дрянь! Посмела со мной спорить!
Эстер, не помня как, очутилась в туалете и заперлась на задвижку. Высунуться она осмелилась лишь спустя час. В квартире было пусто, Тим исчез. Отношения со свекровью у Эстер уже тогда стали портиться, но она все же осмелилась позвонить Вере Кирилловне и спросить:
– Скажите, Тим у вас?
– Нет, а что? – внезапно заволновалась дама.
Невестка, запинаясь, рассказала о происшествии.
– Жди, никуда не уходи, – бросила Вера и отсоединилась.
Эстер пришлось сидеть у трубки. Но телефон молчал, зато примерно часа через два ожил домофон.
– Меня зовут Ларион, – представился мужчина, – я приехал по просьбе Веры Кирилловны.
Эстер впустила незнакомца и узнала от него печальную историю. Много лет назад, в декабре погибла сестра Тима Агата. Девочка была старше брата на год, их связывала дружба, настолько тесная, что посторонние люди считали детей близнецами. Тим и Агата были неразлучны, у них даже выработался особый, не понятный другим язык. Дети были счастливы до рокового декабря, в середине которого Агата исчезла.
В тот день ей предстояло после уроков отправиться к репетитору по английскому языку: девочка хотела стать переводчицей и активно готовилась к поступлению в институт. Тим же остался в школе исправлять двойку по биологии. Домой он пришел поздно, учительница гоняла недоросля по всему курсу, поэтому Тимофей освободился не скоро и побежал в театр. Дети Морковкиных рано определились с выбором профессии. Агата упорно штудировала английский и немецкий, а Тим мечтал о сцене, поэтому в свободное от уроков время посещал кружок юного актера, работающий при одном из столичных коллективов. Школьников в храме искусства активно использовали в качестве рабочих сцены и помощников бутафоров, а Тимофею дали крохотную роль, он произносил пару фраз в начале и конце спектакля.
Узнав, что Агата не вернулась от репетитора, Тим, несмотря на поздний час, стал обзванивать ее подруг и одноклассников. Все дети оказались дома, никто Морковкину не видел. Мобильных телефонов в то время у подростков не было, родственникам оставалось лишь гадать, куда подевалась Агата. Рано утром Николай Ефимович помчался в милицию и, использовав свое положение директора крупного предприятия, заставил людей в форме немедленно начать поиск девочки. Здесь, наверное, следует упомянуть о нежелании сотрудников районных отделений принимать заявление о пропаже человека. Сыщики отлично понимают, шансы найти исчезнувшего очень малы, поэтому встревоженные родственники чаще всего слышат от них:
– Не волнуйтесь, ваш ребенок объявится, наверное, загулял с приятелями, выпил и сейчас спит. Давайте подождем три дня.
Мой вам совет: если вы уверены, что сын, дочь, брат или сестра не способны на особые глупости, бегите в городское управление, ищите группу, которая занимается поисками пропавших, стучитесь в двери ФСБ, помните, что существует печальная статистика: большинство исчезнувших погибает в первые сутки после того, как покинули дом, с каждым следующим днем шансы найти ребенка живым уменьшаются в геометрической прогрессии. Если же дорогой вам человек спустя неделю сам с повинной головой вползет в квартиру и промямлит: «Простите, уехал с друзьями в Питер, ничего не помню», – мысленно перекреститесь и не ругайте себя за излишнюю активность, вспомните крылатое выражение: «Лучше перебдеть, чем недобдеть», и радуйтесь своему счастью: он жив.
Но Морковкиным не повезло. Несмотря на отчаянные усилия милиции, Агату не нашли. Через год в ноябре на останки девочки наткнулись рабочие, производившие снос дома. Они обнаружили в заброшенной пятиэтажке тело Агаты. Медицинский эксперт установил, что ее задушили, состояние трупа не позволило определить, была ли девочка изнасилована. Тело лежало на спине, руки были скрещены на груди. Семья потеряла надежду найти дочь живой, а следствие так и не ответило на множество вопросов. Зачем Агата отправилась в отдаленный район Москвы? С кем? У нее была любовная связь? Но Тимофей и одноклассницы в один голос твердили: «Агата думала лишь о поступлении в университет, не было никаких свиданий с мальчиками».
Дело стало висяком и умерло в архиве. Морковкины едва оправились от трагедии. Николай Ефимович и Вера Кирилловна с головой ушли в работу и совсем забыли о сыне. Тимофей оказался предоставлен самому себе. Мама и папа постоянно говорили об Агате, типичный разговор за семейным ужином звучал так:
– Агаточка сейчас бы рассказывала о прослушанной лекции, – заводил Николай.
– В воскресенье мы бы непременно поехали в магазин за новым платьем, – подхватывала Вера, – ешьте котлеты, я сделала куриные, их обожала Агата.
Через месяц после похорон, двадцать седьмого декабря, Вера Кирилловна пришла домой, увидела, как Тимофей несет в гостиную большие картонные коробки, и закричала:
– Что ты делаешь?
– Собираюсь наряжать елку, – ответил сын.
– Не смей, – завопила мать, – в нашем доме теперь никакого Нового года не будет. Агата умерла, а он решил веселиться!
Тим ничего не ответил, быстро убрал на антресоли шары с гирляндами и убежал в свою комнату. Около полуночи Вера Кирилловна вдруг сообразила, что Тимофей ни разу не вышел из спальни, и пошла посмотреть, чем он занимается. Тим лежал одетым на кровати, на полу валялись пустые упаковки из-под лекарств.