Дед Снегур и Морозочка.

Глава 28.

Очутившись за воротами «Созвездия», я начала ловить такси. До метро можно было без проблем доехать на автобусе, но декабрь разбушевался по полной программе, дул сильный ветер, по тротуару змеилась поземка, с неба падала колкая «крупа», прыгать на остановке в ожидании муниципального транспорта мне абсолютно не хотелось. Не успела я призывно поднять руку, как из крайнего левого ряда наперерез потоку ко мне бросились ржавые «Жигули». Такие машины москвичи давно зовут «Джихад-такси». Я влезла в сильно пахнущий табаком салон, прочитала табличку «Не курить» и откинулась на сиденье. «Владимирский централ, этапом из Твери», – заливалось радио, из чуть приоткрытого окна водителя дул пронизывающий ветер, а сам шофер, одной рукой придерживая руль, второй нажимал на кнопки мобильного. ГАИ запретило водителям болтать во время езды, нарушителю грозит солидный штраф. Многие автолюбители подчинились, они теперь не ведут разговоры по сотовому в момент движения, а посылают эсэмэски, ведь в отношении последних никаких карательных мер не предусмотрено. Наверное, мне следовало сурово сказать безответственному бомбисту: «Погодные условия сложные, прекратите отвлекаться».

Но я почему-то постеснялась, надвинула капюшон на лицо и закрыла глаза. Может, лучше было подождать автобус? Садясь в машину к незнакомому человеку, вы сильно рискуете, и я говорю не об опасности столкновения с сексуально озабоченным человеком, хотя подобный шанс тоже существует, а о техническом состоянии машин и профессиональных навыках таксиста. Не всякий, сидящий за рулем, умеет управлять тачкой, и не каждый вовремя проходит техобслуживание. Но, с другой стороны, в общественном транспорте душно, там много народа, и водители, кстати, тоже постоянно отвлекаются.

Автобус! Почему она поехала на автобусе?

Не успела я осознать непонятно откуда возникшую мысль, как у меня в сумочке затрещал сотовый. На том конце провода оказался Леня Ярошенко.

– Найден труп молодой женщины, – забыв поздороваться, отчеканил он, – эксперт полагает, что незнакомку убили примерно месяц назад. Тело протерто водкой, без одежды, лежало на спине, руки сложены на груди, волосы расчесаны, жертва прикрыта пледом в серо-зеленую клетку, на углах которого вышито изображение львов. Знакомая картина?

– Маньяк Антон Георгиевич Крутиков, – тут же сообразила я, – его, как не опасного для общества, давно выпустили из лечебницы.

– Точно, – вздохнул Леня.

– Он же старый, – изумилась я.

– Анатолий Хомченко, который в свое время убил более двадцати женщин, в момент совершения первого преступления справил семидесятипятилетие, – мрачно заметил Леня.

– Может, это подражатель? – предположила я. – Пресса широко освещала дело «доброго папочки».

– Кое-какие подробности журналистам не сообщали, – сказал Ярошенко, – в частности, про манеру убийцы расчесывать волосы своих жертв. Но в этот раз у нас другое одеяло, не дешевое, а весьма дорогое, шерстяное, бельгийского производства, правда, далеко не новое, цвет у него серо-зеленый и…

У меня в голове моментально возникла картина. Вот мы с Гри заходим на дачу Веры Кирилловны Морковкиной, устраиваемся в гостиной, где на креслах лежат одинаковые покрывала…

– … Львиные морды по углам вышиты золотыми нитями! – воскликнула я.

– Откуда ты узнала про изображения? – удивился Леня. – Я тебе о них рассказать не успел.

– Зато Вера Кирилловна говорила, как один их приятель, очень давно, еще в советские времена, съездил в загранкомандировку и привез себе и лучшим друзьям шикарный подарок: набор шерстяных одеял. Пусть эксперт внимательно изучит плед, в одну из косичек должна быть вплетена ленточка со словами «Стопроцентная шерсть. Сделано в Бельгии»! – на одном дыхании выпалила я. – Дай мне адрес Крутикова.

– Нет, это опасно, – отрезал Леня, – и у нас пока одни догадки.

– У меня тоже появились вопросы. Я не во вкусе Антона Георгиевича, не стану представляться сотрудницей органов, осторожненько побеседую с бывшим ректором. Если не дашь координаты, отыщу их сама, – пригрозила я.

– Ладно, – после небольшого колебания согласился Ярошенко, – но, если ты поймешь, что Крутиков в квартире один, сразу уходи.

– Адрес, – перебила я заботливого Леонида.

– Улица Лаврюхина, – начал собеседник, и в ту же секунду я увидела табличку на углу дома, около которого такси застряло в пробке.

– Погоди, – велела я Лене, быстро расплатилась с испуганным водителем, вышла и сказала в трубку: – Говори дальше.

– Дом шестьдесят четыре, корпус три, квартира один, – объявил Ярошенко.

– Такого не бывает, – восхитилась я.

– Чего? – не понял Леня.

– Не поверишь, я нахожусь прямо у этого здания. Не иначе как перст судьбы.

– Эй, Татьяна, – занервничал Ярошенко, – у судьбы, по моему опыту, бывают не только пальцы, но и другие части тела, которыми она частенько поворачивается к людям.

Мне, вопреки холодному декабрьскому дню, стало жарко, мобильный перекочевал из руки в сумку, ноги понесли к подъезду.

Дверь в квартиру открыла пожилая, абсолютно седая и очень высокая женщина.

– Вы к кому? – устало спросила она. – Если ищете Ковалевых, то они с нами поменялись квартирой, могу дать их новый адрес.

Я не успела придумать ни малейшего повода для визита к Крутикову, поэтому в первую секунду я растерялась, но потом кивнула:

– Да, пожалуйста. Простите, можно у вас попросить стакан воды? Хочу принять таблетку, очень челюсть болит.

Старушка бросила внимательный взгляд на щеку незваной гостьи и констатировала:

– Вижу небольшую припухлость, вам нужно посетить врача.

– Верно, но я до паники их боюсь, – честно призналась я.

Пенсионерка отступила от двери.

– Входите. Что вы принимаете?

– Анальгин, – сказала я, вытаскивая из сумки блистер, – вот.

– Не лучший выбор, – скривилась хозяйка. – Пойдемте на кухню, дам вам кетанов, об анальгине в последнее время идут нехорошие разговоры, кстати, я категорически не советую глотать одновременно его и аспирин, многие так поступают и наносят своему здоровью большой урон.

Я живо повесила курточку на крючок, сняла сапоги и вошла в кухню. Квартира у Крутиковых оказалась крошечная, вернее, это была студия. Стена между единственной комнатой и местом для приготовления пищи была снесена, получилось единое пространство. Я увидела груду каких-то вещей, сваленных в кресле, стоявшем спинкой к окну, стенной шкаф, небольшой стол, несколько стульев и комплект очень старой мягкой мебели, прикрытый серо-зелеными пледами.

– Какие красивые одеяла! – вырвалось у меня.

– Вам нравятся? – удивилась хозяйка. – Им сто лет в обед, правда, качество изумительное, сейчас такие не делают. Муж накидушки из заграницы привез, в очень далеком году, но до сих пор они нас радуют. Правда, милый?

Груда вещей в кресле пошевелилась, оттуда донесся то ли стон, то ли всхлип.

– Все в порядке, ангел мой, – продолжала старушка, – эта симпатичная девушка пришла к Ковалевым, у нее сильно разболелся зуб. Ну разве я могу не помочь человеку, у которого беда? Согласись, бывших врачей не бывает. Сейчас девочка примет кетанов, запишет новые координаты Ковалевых и уйдет.

– Вы работали дантистом? – догадалась я.

– Да, много лет, – подтвердила старуха.

– А кто в кресле? – забыв про все правила приличия, спросила я.

– Мой муж, – безо всякого удивления ответила Лилия Крутикова, – он перенес инсульт, практически потерял речь и способность самостоятельно передвигаться. Вот, держите!

Я машинально взяла протянутую таблетку, чашку с водой, проглотила пилюлю и ткнула пальцем в кресло:

– Антон Георгиевич купил накидушки в Бельгии. Из скольких частей состоял комплект?

Лилия взяла у меня пустую посуду.

– Он привез два чемоданчика из прозрачной клеенки, в каждом лежало по три шерстяных покрывала. Меня очень удивила наклейка на крышке упаковки, там было написано по-английски: «Платишь за одно, получаешь три». Я все никак не могла понять, что за странность такая: ведь два пледика нам подарили!

Но тут чашка упала на пол, а Лилия резко повернулась ко мне.

– Откуда вы знаете, что муж ездил именно в Бельгию? И я вам не представлялась по имени, не сообщала и того, что мужа зовут Антон Георгиевич! Вы кто?

– Таня Сергеева, – бормотнула я.

– Журналист? – нахмурилась Лилия. – Убирайтесь! Из-за вас я меняю третью квартиру. Представляете, каково это с больным мужем? Оставьте нас в покое. Вон! Ничему меня жизнь не учит! Опять пожалела незнакомого человека и нарвалась!

Я вынула из сумочки настоящее рабочее удостоверение и протянула его взбешенной хозяйке квартиры.

– Простите за обман. Я не имею ни малейшего отношения к прессе.

– «Бригада по расследованию особо тяжких преступлений при центре исследований криминальных групп населения», – прочитала вслух Лилия.

– Немного коряво называется, но суть моей работы от этого не меняется, – попыталась я наладить контакт с пожилой дамой.

Но та обозлилась еще больше.

– Здрасьте вам! Какое же нарушение закона сейчас мог совершить несчастный Антон Георгиевич? Он самостоятельно до туалета дойти не способен! Так и будете нас преследовать? Мой муж свое отмучился, мне его таким из психушки выдали, отдала нормального, а спустя годы получила больного. Чем его там травили? А?

Лилия подняла с пола не разбившуюся чашку и устало, уже безо всякой агрессии закончила:

– Уходите, пожалуйста.

– Простите, я не знаю вашего отчества, – тихо сказала я.

– Петровна, – почти мирно ответила она.

– Лилия Петровна, Антон Георгиевич привез два комплекта пледов?

– Что вы прицепились к этим пледам? – пожала плечами хозяйка. – Да!

– Точно помните, что их было не больше?

Лилия Петровна села в кресло.

– Денег у него при себе было немного, все, что он купил тогда, эти покрывала. Один набор для нас, другой вручил приятелям.

– Дорогой сувенир по советским временам, – подхватила я.

Лилия кивнула.

– Верно, но Антоша… не стоит рассказывать, давно это было, быльем поросло.

– Каждая упаковка содержала по три предмета, – упорно гнула я свою линию, – у вас в квартире они в наличии. А вот на даче у Веры Кирилловны только два пледа. Вопрос: куда она подевала третий? Это совсем не праздное любопытство, если учесть, что на днях в столице обнаружили труп, прикрытый именно таким пледом. Вы разрешите эксперту взять кусочек ткани для сравнения? Специалист не испортит покрывало, отстрижет кончик у одной из косичек, этого вполне хватит, чтобы выяснить: ваши накидки и обнаруженная на месте преступления из одной партии или нет? И если нет, то под подозрение попадает кто-то из семьи или друзей Веры Кирилловны. Понимаете? Уж извините за напоминание, но получается, что некто повторил преступление, давно совершенное вашим мужем.

Лилия Петровна заметалась по комнате, пару раз подбежала к безучастно сидевшему Антону Георгиевичу, потом открыла стенной шкаф. Я ойкнула: то, что принимала за дверки гардероба, оказалось входом в крошечную спальню. Со словами: «Милый, знаю, ты хочешь посмотреть сериал», жена вкатила кресло с больным в тесное помещение, включила DVD-проигрыватель, сделала погромче звук, захлопнула дверь и сказала:

– Невропатолог и психиатр уверяют, что Антон не воспринимает действительность, якобы он превратился в младенца с двумя функциями: пищеварительной и выделительной. Но мне порой кажется, что муж отлично все сечет, просто не способен реагировать нужным образом. Неужели у меня появилась надежда?

– На что? – задала я вопрос.

– На торжество правды, – патетически объявила Лилия, – сейчас, наверное, можно ее огласить. Антон категорически мне это запрещал, но ведь Тимофей умер! Больше оберегать его не надо. Знаете, я в свое время не вняла просьбам Антоши, попыталась рассказать следователю Привалову, который вел его дело, правду, но он меня слушать не стал, стукнул кулаком по столу и заорал: «Знаю вас, родственничков! Наплетете три грузовика вранья, чтобы убийцу отмазать. Твой муж маньяк! По-хорошему, его расстрелять надо, а не в психушке держать. Дурную траву с поля вон, и тебя вместе с ним, за пособничество».

Ну и как такому ироду истину растолковать? Не успела я в тот день домой прийти, как Вера примчалась, кинулась мне в ноги: «Лиля, не губи! Агата погибла, я не могу еще и Тимоши лишиться. Антона все равно должности лишат, ему светит большой срок. Если ты поднимешь бучу, его отправят не в психушку, а на зону. Версия о его невменяемости строится на убийствах, а обычный развратник не умалишенный. Умоляю, молчи. Прикусишь язык, получишь Антона через пару лет. Начнешь крыльями хлопать, он проведет годы в колонии, и неизвестно, останется ли жив. О Тимоше я уж и не говорю. Пожалей не мальчика, а своего мужа, развратников преступный мир ненавидит».

На меня внезапно напал судорожный кашель, а Лилия Петровна частила без остановки:

– Я не сразу согласилась, помчалась к следователю, выпросила свидание, в ногах у мужа ползала, выла: «Тоша, скажи правду». А он уперся: «Нет, Лиля, я кругом виноват, трусость проявил, кто кашу заварил, тому ее и жрать. Надо хоть Тимофея спасти!».

Лилия Петровна шмыгнула носом, по-детски потерла кулаками глаза и продолжила:

– Я его спросила: «А обо мне ты подумал?» Муж ответил: «Конечно, ты молодая, интересная, оформишь развод с маньяком, вернешь себе девичью фамилию, обменяешь жилплощадь и найдешь свое счастье. Если еще раз побежишь к следователю, я тебя прокляну». Понимаете, Танечка?

На всякий случай я кивнула.

– Не понимаете, – с тоской констатировала Лилия. – Антон мне в тот день ясно дал понять: ничего с момента нашего отъезда из Алаева не изменилось. Он по-прежнему любит Веру!