Дед Снегур и Морозочка.

Глава 34.

Юля развела руками:

– Просто дежавю. Вера Кирилловна повторила ситуацию, только вместо серег она подарила Лизке роскошный браслет. Я отговаривала Лапкину, твердила: «Нехорошая примета замещать умершую, ты на себя чужую жизнь примеряешь, для Ксю это плохо закончилось». Но Лапкина легкомысленно отвечала: «Морков мне нравится, он красавец, мачо, по нему бабы сохнут. Знаменитый, богатый, разве от такого подарка отказываются?».

Чтобы пресса никак не связала Моркова с «Созвездием», Лизе вручили паспорт на имя Эстер Ротшильд и придумали вышибающую слезу историю про давнюю подругу, которая преданно любила звезду и вот дождалась своего часа. Основные фанаты Моркова женщины, а слабый пол обожает подобные сказки. Газеты опубликовали эту историю, никто в ней не усомнился.

Я вспомнила, как в самом начале расследования Марта и Чеслав рассказывали нам биографию Тима. Если уж Карц и шеф поверили желтой прессе, то чего требовать от остальных?

Эстер оказалась иной, чем Лена. Она заботилась о Тимофее, везде появлялась вместе с мужем, таскала ему на съемки термос с домашней едой, изумительно гладила рубашки, чистила ботинки, но в рабочие дела не лезла. С журналистами Ротшильд не общалась, по продюсерам и режиссерам не бегала.

– Погоди-ка, – остановила я собеседницу, – выходит, Эстер не могла придумать и организовать масштабную пиар-акцию? Она не занималась продвижением мужа, как Елена?

Юля засмеялась.

– Конечно, нет. Она боялась лишний раз взглянуть на Тима. Дурочка влюбилась в него по уши и решила, что лучший способ удержать мачо около себя – никогда с ним не спорить и ползать на коленях с домашними тапками в зубах.

– Не совсем верная позиция, – отметила я.

– Да уж, – протянула Юля, – я объясняла ей: Тиму требуется твердая рука. Почему он смотрел Лене в рот? Потому что та его кнутом стегала, на каждое предложение супруга заявляла: «Молчи, ты идиот. До встречи со мной изображал седьмую яблоню у входа в кулисы, а я из тебя сделала идола толпы». Тимофей и не рыпался.

Но Эстер лишь мотала головой: «Нет, Тимоше необходимы ласка и нежность, чем больше облизываешь мужа, тем сильнее он полюбит жену».

Она его разбаловала, как комнатную собачку. Даже Вера Кирилловна возмущалась: «Эста, прекрати Тиму в пояс кланяться».

Но Ротшильд не хотела, а может, в силу излишне мягкого характера не могла проявить разумную жесткость.

Около месяца назад Тимофея в условиях строжайшей секретности, ночью, доставили в «Созвездие» и поселили в пятом коттедже. Сына сопровождала белая, как ванильный зефир, Вера Кирилловна. Ларион уже перебрался в Америку, и, вероятно, поэтому к актеру применили новую терапию. Моркова погрузили в глубокий сон. Почти десять дней Тим находился в искусственной коме, потом его стали осторожно возвращать к реальности. Процесс реабилитации шел тяжело, Морков впадал в агрессию, один раз, когда опекающая медсестра на минуту отошла в туалет, он кинулся к подоконнику, начал его ломать и орать невразумительные фразы про Деда Мороза и Снегурочку. Артиста явно раздражал снег и пугал приближающийся Новый год. Но фармакология в наши дни почти всемогуща, в конце концов Тимофей превратился в нормального человека. Несколько дней назад Вера Кирилловна забрала сына…

Юля запнулась и уставилась в окно.

– Говорила я ей, – тихо произнесла она, – Тимофей лишь выглядит обычно, оставьте его еще в «Созвездии». Но Морковкина не послушала меня – и вот результат. Самоубийство! Есть такие люди, роковые, общение с ними приводит к смерти окружающих, – похоже, Вера Кирилловна из их числа. Сначала с горы упала бедная Ленка-Ксюша, потом Тим покончил с собой, затем погибла Лиза-Эстер. Мне неохота даже по телефону разговаривать с Верой Кирилловной, надеюсь, она больше никогда со мной не свяжется. А почему вы думаете, что Эстер убили? Она была тихая, никому зла не делала, у нее вшитый кардиостимулятор стоял, из-за него Эста (она отвыкла от имени Лиза) и жила в медленном ритме, оберегала себя от стрессов, не ходила в кинотеатр, если там шел фильм, после которого будешь переживать. Ее радовали исключительно романтические комедии, сказки, все веселое, легкое, вроде книг Милады Смоляковой. Единственной страстью бедняжки был Тимофей, она один раз призналась: «Если Тим меня бросит – я умру, если он скончается первым, я за ним в могилу прыгну». Наверное, больное сердце не выдержало смерти мужа.

– Когда Тимофея выписали? – спросила я.

– В субботу вечером, – ответила Юлия, – специально выбрали выходной, чтобы только одна дежурная медсестра была и никаких посторонних. Я лично довела Тима и Веру Кирилловну до машины.

– И куда они поехали? – не успокаивалась я.

– Не знаю, – пожала плечами медсестра, – шофер положил сумку с вещами Моркова в багажник и сел за руль.

– Водитель не узнал Тимофея? – наседала я.

– Бейсболка, темные очки, парик, – перечислила Юлия, – Тимофею изменили внешность. Да и водила у них был пожилой, лет шестьдесят, такому все по барабану. Он поклажу минут пять в тачку запихивал, то так, то эдак ее поворачивал, что-то бубнил себе под нос. Вера Кирилловна даже возмутилась, высунулась в окошко и сказала: «Любезный, поторопитесь, мы опаздываем». А он ей в ответ глупость: «Внучка не домик!» Еще какое-то время провозился и отчалил.

– Внучка не домик, – повторила я.

– Ага, правда, бредятина? – скривилась Юля.

Она встала, подошла к окну, отдернула белую занавеску в мелкий горошек и взяла лежащую на подоконнике пачку сигарет. Я невольно проследила взглядом за медсестрой и увидела несколько упаковок лекарств. На одной было написано «Викарил», на другой «Залкан», на третьей «Асентракс».

Юля, чуть приоткрыв стеклопакет, выпускала дым на улицу. Если в упор смотреть человеку в спину, тот непременно ощутит чужой взгляд. Хозяйка вздрогнула и обернулась.

– Что? – нервно спросила она. – Не сверли во мне дырку!

– Знаешь, – медленно сказала я, – в истории криминалистики много рассказов о хитро придуманных преступлениях, многоходовых комбинациях с тщательно написанными сценариями. И тем не менее их организаторов ловили, потому что они прокалывались на ерунде. Мелочи, вот что губит нарушителя закона. Порой это просто идиотские оплошности. Не так давно в Москве был взят человек, который ограбил ювелирный магазин, он идеально спланировал кражу, но в тот момент, когда негодяй опустошал витрину, его мобильный телефон вдруг закричал: «Ау! Сергей Колосов, возьми трубку! Ау! Сергей Колосов, вас вызывают к президенту». Парень поставил на свой сотовый так называемый прикольный звонок. Ясное дело, бандита быстро нашли, продавщицы запомнили имя и фамилию. Иногда уголовники совершают совсем уж откровенные глупости. Известен случай, когда, ограбив банк, один из налетчиков назавтра вернулся в это же деньгохранилище и, протянув кассиру украденные купюры, попросил положить их ему на счет.

– Дураков полно, – фыркнула Юля и захлопнула окно.

– Но, повторяю, чаще всего человек просто забывает о мелочах, – продолжала я. – Впрочем, сыщик тоже упускает их из вида. Возьмем нашу ситуацию. Умная Вера Кирилловна не могла предположить, что от ее свитера оторвется крохотная розочка из атласа и останется на полу в пятом коттедже, и она уж точно не подозревала, что уборщица не заметит лоскуток, тот попадется мне на глаза, а я, обладательница цепкой памяти, соображу: Морковкина посещала санаторное отделение.

– Хочешь услышать мой восторг и восхищение твоим умом и сообразительностью? – ухмыльнулась Юлия. – Ждешь аплодисментов?

Я сделала вид, будто не поняла иронии.

– Нет, потому что сама допустила ряд оплошностей. Ну, например, такую. «Елена Кротова», рассказывая нам о своем падении в пропасть, заявила: «Помню, как посмотрела на розы, дальше ничего, темнота». То есть она свалилась в ущелье, потеряла сознание и очнулась только в публичном доме, где ее заставили обслуживать клиентов. И никто из людей, внимавших рассказу бедняжки, включая и меня, не воскликнул: «Эй, девушка, даже если отбросить в сторону вопросы, каким образом таинственные преступники обменяли тело Кротовой на чужой труп и зачем они произвели рокировку, все равно многое вызывает изумление». Каким образом, пролетев значительное расстояние и упав на камни, Леночка не получила ни малейших повреждений? Она смогла обслуживать клиентов, а не стонала с переломанными руками и ногами. Мне следовало обратить внимание на эту нестыковку! Но нет, я не отреагировала на нелепицу. И кто я после этого?

– Так тебя сейчас ругать? – с плохо замаскированным ехидством осведомилась Юля.

– Но я все же не совсем безнадежна. Тебе придется рассказать, как ты умудрилась заставить Галину Юдаеву исполнить роль Елены Кротовой? – сказала я. – Только не делай изумленные глаза и не пытайся восклицать: «А это кто?» Во время беседы в кабинете у моего начальника Елена услышала, как Тимофей встряхнул пузырек с «Викарилом». Раздался характерный звук, Кротова отреагировала на него странно: замерла, а затем монотонно произнесла: «Викарил» три раза в день, «Залкан» на ночь, «Асентракс» днем». Еще посетовала на вредность «Викарила», пожаловалась на возникающую от него тошноту. Я спустя некоторое время удивилась: Кротова длительное время находилась в рабстве, откуда ей знать про «Викарил», который недавно появился в продаже? Да и «Залкан» с «Асентраксом», как я потом выяснила, используются лишь в психиатрических клиниках, в обычных аптеках их не найти. Потом, когда я узнала, что Кротова на самом деле Юдаева и она содержалась в отделении у профессора Козлова, который пытался бороться с болезнью Фаултона, я посчитала, что нашла ответ на вопрос. Но тут же возник новый. Ученый умер, его подопечных забрали родственники, но Вера Киселева, родная сестра Галины, не моргнув глазом сообщила мне про «Созвездие», где якобы до сих пор лечится Юдаева.

Верочка была уверена, что меня не пустят в клинику, там очень строго проверяют посетителей, и я не узнаю, что с Галиной, поэтому преспокойно рассказала про Козлова. А может, Киселева растерялась и испугалась при виде незваной гостьи и поэтому разболтала тайну… Юлечка, ты следишь за ходом моих мыслей?

Медсестра молча кивнула. Я потерла руки.

– Отлично. Алексей Юрьевич, заведующий санаторным отделением, рассказал немного о Козлове, посетовал на его рассеянность и полнейшую бытовую неумелость, обронил фразу: «Юля за ним как за ребенком смотрела».

Учитывая твою заботу о Козлове, прибавив упаковки лекарств, которые лежат сейчас на подоконнике, приплюсовав сюда вашу нежную дружбу как с Ксюшей-Леной, так и с Лизой-Эстер, вспомнив о твоих хороших отношениях с Верой Кирилловной Морковкиной и глядя на твои дорогущие часы, усеянные брильянтами, могу предположить: Галина Юдаева после смерти Козлова жила именно в этой квартире, и она превратилась в Елену Кротову. Юля, ты понимаешь, что стала соучастницей преступлений?

Медсестра шумно выдохнула.

– Ничего плохого я не делала. Ну… вроде как помогла…

– У тебя есть альтернатива, – сказала я, – сейчас рассказать все начистоту мне или отвечать на вопросы в кабинете следователя Леонида Ярошенко. Впрочем, не стану тебя обманывать, ты вляпалась в нехорошую историю, тебе все равно придется общаться с Ярошенко, но я сумею убедить его проявить к тебе снисхождение, объясню ему: «Юля лишь хотела оказать услугу хорошим людям», представлю факты с выгодной стороны. Но согласись, мне нужны эти факты. Кстати, часы очень красивые, не современного производства, я бы тоже такие хотела.

Юля опять схватилась за сигареты.

– Когда Тимофей снова оказался в санаторном отделении, Вера Кирилловна подошла ко мне и заявила: «Юляша, давно хотела сделать тебе подарок». И протянула эти часики.

Медсестра не вчера родилась на свет, она отлично усвоила истину про бесплатный сыр и мышеловку, поэтому, восхитившись красотой вещицы и сообразив, что презент стоит кучу денег, Юля спросила: «Что надо делать?».

«Найти бывшую подопечную Козлова Галину Юдаеву и поработать с ней по хорошо известной тебе методике подселения личности», – выпалила Морковкина.

– Это что еще такое? – удивилась я.

Юля опустила голову.

– У нас с Козловым был роман. Сергей меня старше, но возраст никакого значения в настоящих отношениях не имеет. Сережа был энтузиаст своего дела, я ему помогала, в свободное от работы время нянчилась с его подопечными и многому научилась. Больные синдромом Фаултона – не двуликие, а многоликие Янусы,[10] они начинают психологически превращаться в любого человека, своей личности у них нет. Вот Козлов и подумал: а что, если, использовав гипноз, лекарства и кое-какие разработанные им методики, подселить в тело нездорового человека чью-то личность и убедить остаться там навсегда. Образно говоря, внушить Петрову, что он шофер Сидоров, и никаких проблем. Петров станет жить, как Сидоров, вертеть баранку, никакой чехарды со сменой ролей, полнейшая социальная адаптация.

– Так просто? – восхитилась я.

– Гениальные открытия, как правило, элементарны, – снисходительно улыбнулась Юля, – на словах это звучит просто, на деле получалось сложно. Из всех пациентов хорошо реагировала лишь Галина, у остальных двух мужчин и одной женщины ничего не получалось. К сожалению, Сережа умер. После его кончины продолжать исследования не стали, лаборатория существовала лишь благодаря энтузиазму Козлова. Незадолго до его кончины погибла пациентка, больных осталось трое, их отправили по домам. Я нашла адрес Юдаевой и поехала к ней.

– Думаю, Киселева пришла в восторг, узнав, что вы хотите забрать Галину, – предположила я.

Юлия поморщилась.

– Да уж! Она даже не спросила, куда и зачем поедет Галя, все уточняла: «Мне не придется платить денег? Вы ее точно не вернете?».

– Интересно, какая судьба ждала Юдаеву после того, как «Кротова» станет ненужной? – резко спросила я.

Юля замотала головой.

– Ничего плохого. Я поработала с Галей, подселила к ней личность Кротовой, Юдаева отлично отозвалась на это, она стала Еленой, не играла роль, а ощущала себя первой женой Моркова. Меня попросили погрузить Юдаеву в сон, за ней приехала машина, двое мужчин унесли ее. Больше мне ничего не известно.

– И вы не заволновались? Не стали спрашивать о судьбе пациентки? – возмутилась я. – И как смогли справиться с задачей технически? Вы не врач, не дипломированный психолог.

Юля потупилась.

– Вера Кирилловна пообещала мне позаботиться о Гале. Я знала, что Морковкина не обманет, Юдаевой лучше с ней, чем дома, где ее заперли в комнате и швыряли туда два раза в день миску с едой. Я только предупредила, что методика не дает стопроцентной гарантии, Галя может выйти из образа.

– Что и случилось на пару мгновений, когда Тимофей загремел таблетками «Викарила», – сообразила я. – Юдаева на секунду вышла из роли и назвала свои лекарства. Теперь понятно, почему «Эстер» ломала пальцы в момент моей беседы с Еленой, которая произносила лишь «да»: она опасалась непредсказуемой реакции больной женщины. Неужели она не позвонила вам, не спросила, что делать? Не пожаловалась на то, что Кротова «исчезла»?

– Вера Кирилловна звонила, – нехотя призналась Юля, – я ей ответила: «Все. Больше Галина не сможет быть Еленой. Она ушла в себя и не вернется. Так произошло и с той, другой пациенткой. Сначала полное перевоплощение, затем долгий сон, эмоциональная недоступность, неадекватность и скорая смерть. Что-то Сергей не учел. А если вернуться к вашему вопросу об отсутствии у меня диплома врача, то скажу: да, я не училась ни на психотерапевта, ни на психиатра. Но общение с Козловым дало мне больше, чем сидение на лекциях и семинарах. Сергей преподал мне практические навыки, я могу загипнотизировать человека и легко справилась с Юдаевой, потому что уже проделывала с ней разные манипуляции под руководством Козлова. Меня удивило другое: откуда Вера Кирилловна узнала про Юдаеву? Хотя Морковкина часто посещала сына, наверное, услышала разговоры про отделение Сергея, профессор охотно рассказывал про свои исследования, он был по-детски откровенен.

Я заморгала.

– Юля! Значит, ты была в курсе всего замысла? Внушила больной женщине историю про падение в ущелье, обслуживание клиентов в публичном доме, службу в нарколаборатории? Ну-ка отвечай. Кто был автором сценария? Вера Кирилловна или Эстер?

– Морковкина, – прошептала медсестра, – Эсте слабо, она лишь изображала то, что ей приказывала мать Тимофея.