Дед Снегур и Морозочка.
Глава 26.
Глядя в бесхитростные глаза Димона, трудно было заподозрить его в желании поиздеваться надо мной.
– А Леня откуда выудил эту информацию? – налетела я на Коробка.
– Из кардиостимулятора, – объявил Димон, выдвинул ящик стола, вытащил пакет пряников и протянул мне: – Хочешь? Совсем свежие.
Я проигнорировала угощенье и спросила:
– Леня взял электронный приборчик, а тот ему сообщил: «Рад представиться, я помогал Елизавете Лапкиной»?
– Типа того, – кивнул Коробков, – каждый стимулятор имеет серийный номер, это строго учетный имплант, по цифрам легко установить, кому его вшили.
Меня перестало колотить от злости.
– Ага, теперь ясно.
– Кардиостимулятор весьма нервно реагирует на электрические разряды, – бубнил Димон, – а на теле Эстер есть следы от электрошокера.
Я попыталась скрыть изумление, но не удалось.
– Что?
– Шокер, – повторил Коробок. – Электродубинки имеют разный вид и мощность. Те, что находятся в распоряжении военных или милиции, мощные, ими можно убить здорового человека, а лишить сознания вообще элементарно. А вот средства самозащиты для обычных граждан подчас слабенькие, они здорового мужика с ног не свалят, ткнешь в бандита шокером, ему станет всего лишь больно. Но у таких больных, как Эстер, даже очень слабый электроудар может вызвать смерть, потому что он собьет с ритма кардиостимулятор.
– И кому понадобилось ее убивать? – воскликнула я.
– Судя по твоему недавнему рассказу, девица могла насолить кому угодно, – протянул Димон.
– Немедленно отыщи сведения на Лапкину, – потребовала я.
– Любуйся, – с набитым ртом заявил Коробок, – можешь прочитать с экрана или тебе распечатать?
– Лучше распечатай, – сказала я и спустя минуту схватила лист, медленно выползший из принтера. Текст, который я прочла, оказался более чем стандартным.
«Елизавета Петровна Лапкина, москвичка, проживает на Старопименовской улице в общежитии. Близких родственников не имеет, не замужем, бездетная. Работала медсестрой в клинике «Созвездие». Уволена по собственному желанию по состоянию здоровья».
– Не очень исчерпывающая справка, – констатировала я, – и где я слышала название больницы? «Созвездие»! Стоп! Там находилась Галина Юдаева, женщина с редким синдромом Фаултона, та самая особа, которая сыграла роль Елены Кротовой.
– Не верю я в случайные совпадения, – объявил Димон, – слева веревочка торчит, справа тоже, их всего-то нужно связать.
– Раздобудь мне адрес «Созвездия», – потребовала я.
– Ну уж и не знаю, смогу ли, – заныл Димон, – это ж надо войти в Яндекс, правильно сформулировать запрос. А как пишется: «Сазвездие»? Или «Сосвездие»? Ой, получилось! Мама, скорей меня похвали!
Из принтера торжественно вылез новый листок, я схватила его и ринулась к двери.
– Эй, Тань, погоди-ка, – на этот раз без всякой дурашливости попросил Димон, – есть еще кое-что. На этот раз про Тимофея Морковкина.
Я притормозила.
– Ну? Говори.
– Ему была сделана пластическая операция, эксперт обнаружил характерные следы на лице. Кстати, перед смертью актер ел грушу. Немного странно полакомиться сладким фруктом и покончить с собой.
Я отмахнулась:
– Это ничего не значащие факты, вероятно, Тим обожал груши и решил перед смертью слопать. Кроме того, актеры частенько ложатся на омолаживающие процедуры.
– Моркову изменили форму подбородка, слегка поправили нос и подкорректировали рот, – заявил Димон.
И вновь я не усмотрела ничего интересного в озвученных фактах.
– Если каждый день наносить на лицо грим, а потом стоять по десять часов под софитами в маске из вазелина, клея и красителей, то на пороге тридцатилетия будешь выглядеть старичком, и понадобится пластический хирург.
– Ладно, – неконфликтно кивнул хакер, – но есть еще один, лично для меня необъяснимый факт. Моркову не так давно сделали операцию по удалению аппендицита.
– Вот уж странность, – всплеснула я руками, – Тимофей единственный человек на свете, который перенес это сложное, многочасовое, уникальное вмешательство?!
– Не смейся, – вздохнул Димон, – статистика смертности от аппендицита сопоставима с цифрами гибели больных от сердечно-сосудистых операций.
– Морков-то выжил, – подчеркнула я, – в чем фишка?
– Уже давно от аппендикса избавляются при помощи лапароскопии, шва потом не остается. А у Тимофея рубец. Почему он не воспользовался передовыми методами? – спросил Коробок.
– Понятия не имею, – пожала я плечами, – может, его положили на стол очень давно, когда хирурги работали по старинке.
– Но самое интересное, – потер руки хакер, – что аппендикс-то оставили.
Коробок, с его желанием найти секрет там, где его нет, стал вызывать у меня легкое раздражение.
– Дим, определись: Моркову разрезали живот или нет?
Хакер откинулся на спинку кресла.
– Используя твою терминологию, разрезали.
– Замечательно, я поехала в «Созвездие».
– Но аппендикс оставили, – стоял на своем компьютерщик.
Я вернулась, села около Коробкова и сказала:
– Поросеночек, выпей чаю с лимоном и успокойся. Противная, слякотная декабрьская погода заволокла твой острый ум туманом. Уже поздно, Димочка устал, шагай бай-бай, утром побалакаем. Или Тима резали, или нет, третьего не дано.
Дима даже не улыбнулся.
– Моркову выполнили так называемое шрамирование, его можно сделать в тату-салоне. Рубец, свидетельствующий об операции, есть, но это всего лишь разрезанная кожа.
– Зачем? – поразилась я.
Димон сосредоточенно накручивал на палец прядь волос. Сегодня он не начесал на макушке безумный хаер, просто стянул волосы махрушкой. Резиночка была розовой, украшенной пластмассовой собачкой с ярко-зелеными стеклянными глазами.
– Не знаю, – наконец признался хакер.
– Смею предположить, что у парня на животе была родинка, – зафонтанировала я идеями. – У Моркова в фильмографии есть сериал «Борцы», он там исполняет главную роль и почти все экранное время красуется перед народом в одних трусах. Еще в фильме полно откровенных сцен, Тима показывали совершенно голым, вот он и решил убрать некрасивое пятно. Возьми его ранние киноработы, поищи постельный кадр, и все станет ясно. А я понеслась в «Созвездие».
Димон постучал пальцем по наручным часам:
– Лучше туда направиться завтра с утра, сейчас уже почти полночь.
На меня словно вылили ушат холодной воды.
– Ты прав! Я забыла про время. За окном темнотища, декабрь в Москве черный, проснешься – ночь, сядешь обедать – сумерки. Придется ловить такси, не успею на пересадку в метро.
– Я довезу тебя, – пообещал Димон, выключая свои многочисленные ноутбуки.
– Спасибо, лучше воспользуюсь такси, – отвергла я любезное предложение, – в конце концов, я могут изредка позволить себе наемный экипаж.
– Софья мертва, – сказал Коробок, – хуже ей уже не станет. А учитывая рассказ Веры Кирилловны, я делаю вывод, что Егор Бероев в нашем случае ни при чем. Может, он и правит в Алаеве железной рукой и содержит публичный дом вкупе с лабораторией по производству наркотиков, но вся история про Елену Кротову брехня. Я теперь могу смело доставить тебя прямо к двери квартиры, более за судьбу Софьи беспокоиться не стоит.
Я вскочила, потом села, затем снова встала и схватилась за челюсть.
– Болит? – встрепенулся Димон.
Я проигнорировала его вопрос и задала свой:
– Если нас обманули, то по какой причине приехали в столицу учитель физкультуры и Зоя Терешина с домочадцами?
Коробок, методично запихивавший в сумку всяческие компьютерные примочки, не прерывая своего занятия, сказал:
– Иногда на самые заковыристые вопросы есть простые ответы. Вероятно, твои гости с самого начала говорили чистую правду. Сваха решила подзаработать, продала адрес незамужней москвички Андрею Сергеевичу, который мечтает выбраться из провинции. Зоя тоже спит и видит смыться из крохотного городка, она подслушала беседу Таисии с клиентом, записала твои координаты и ринулась с детками в Москву. Бероев не в курсе событий. Вот так.
Меня охватило ликование.
– Я могу выгнать незваных гостей!
– В принципе, да, – подтвердил Димон, – на мой взгляд, нет ни малейшей необходимости играть роль Татьяны Михайловой. Но без распоряжения Чеслава не стоит торопиться.
Добравшись до временного места обитания в джипе хакера, я совершенно не замерзла и в квартиру ворвалась в прекрасном настроении. Если на голову свалились люди из другого города, пообещали жить у вас почти год, а потом вдруг вы узнаете, что оккупанты завтра отправятся восвояси, какие чувства забушуют в вашей душе? Неужели сожаление и тоска от предстоящей разлуки? Я испытывала всеобъемлющую радость и была готова расцеловать всех Терешиных, включая Карла.
Но выразить искреннюю любовь к пришельцам из Алаева мне не удалось, все они крепко спали. Я осторожно прокралась в маленькую комнату и, забыв умыться, упала в кровать. Последняя мысль, промелькнувшая в голове, была странной. Почему она поехала на автобусе? Но разбираться, чем озаботился мозг, не было сил. Кто катался на общественном транспорте и по какой причине я об этом вспомнила, так и осталось невыясненным. Голова утонула в подушке, и я благополучно отбыла в страну Морфея.
– Наши макароны – ваши макароны! – закричал родной голос. – Счастливая семья ест наши макароны «Ваши макароны».
Я вскочила с постели и опрометью побежала в кухню, откуда раздавался баритон Гри. Муж приехал, сейчас мы вместе отправимся домой, и конец истории про Таню Михайлову.
Но кухня оказалась пустой. Я опустилась на табуретку и молча уставилась в экран телевизора. Там, одетый в костюм повара, красовался Гри. Муж держал пачку спагетти и вещал:
– Наши макароны – ваши макароны!
Центральное телевидение демонстрировало очередной рекламный ролик, в котором снялся мой супруг. За удивительную красоту Гри обожают режиссеры, работающие в области впаривания людям разнообразных товаров. За последний год Гри картинно лежал на диване вашей мечты, со смаком жевал нечто со вкусом «спелой зимней вишни», звонил по мобильному телефону, а теперь вот – макароны.
Здравствуй, милый, рада тебя видеть! Жаль, поговорить не получится, наша семейная жизнь напоминает известную советскую песню «Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону». Зоя, Карл и Клара умчались из квартиры, забыв выключить телик. Впрочем, они еще и не помыли за собой посуду, расшвыряли повсюду вещи и слопали все продукты. В холодильнике смертью храбрых умирает одинокий пучок петрушки, более там ничего съедобного нет.
Я живо оделась и поторопилась к метро. Сегодня постараюсь прийти в берлогу Тани Михайловой пораньше, попрощаюсь с оккупантами из Алаева, наведу порядок и отправлюсь к себе домой.
В справочной службе «Созвездия» работала симпатичная девушка, обладательница идеальной улыбки.
– Медсестра Елизавета Лапкина? – переспросила она. – Секундочку.
Тоненькие пальчики подвигали «мышку».
– Простите, она у нас уже не работает, – объявила администратор, – есть Ольга Лапина.
– Нет, мне нужна Елизавета Лапкина, – повторила я, – можно уточнить, в каком отделении она служила?
– Нет, – вежливо, но категорично ответила девушка, – мы не сообщаем сведений об уволенных.
– Наши макароны – ваши макароны! – закричал включенный в углу телевизор.
Я вздрогнула и посмотрела на экран, а девушка в окошке вдруг сказала:
– Красавчик, да? Вот бы с таким познакомиться, хотя, думаю, он голубой! Слишком смазливый!
– Вообще-то, актера зовут Гри, и он мой муж! – воскликнула я и тут же пожалела об опрометчивом заявлении.
– Врешь! – заржала девчонка. – У такого мачо жена небось мисс Мира.
Мне стало обидно, я вытащила из сумочки фото.
– Вот, смотри.
– Жесть! – подскочила девица. – «Моему солнышку Танечке от любящего мужа Гри». Слушай, там же ты вместе с красавчиком на фото. Тебя Таней зовут?
– Верно, – подтвердила я.
– Ира, – представилась администратор, – а где вы познакомились?
– На улице, – честно ответила я.[8].
– Ой, не ври, – засмеялась Ира, – а у твоего мужика холостого приятеля нет? Но чтобы тоже красавец! Вау! Я поняла! Вот почему ты про Лапкину спрашивала!
– Почему? – переспросила я.
Ира исчезла из зоны видимости, в шаге от окошка открылась небольшая дверь, оттуда высунулась тонкая рука и поманила меня. Я вошла в крохотную каморку, Ирина заперла дверь, села на стул спиной к стеклу с надписью «Справочная», указала мне на обшарпанную табуретку и, когда я очень осторожно разместилась на ней, свистящим шепотом осведомилась:
– Че? Суицид?