Героический эпос народов СССР.

IV.

Вот уж скоро две недели, Как в Тонетах он гуляет, Всех прохожих и проезжих Он поит и угощает. Миновало две недели, Приезжает он в Тбилиси. Парни стаей голубиной Вкруг Арсена собралися. "Помоги Арсену, боже, Не спознаться век с бедою". Он заходит к микитану, Машут все ему рукою. Деньги достает Арсена, Говорит: "Со мной садитесь! Братья! Коль убьют Арсену, За душу его молитесь!"
То, что им он тут поведал, Я врагу не пожелаю: "Снилось нынче мне, что кровью Бороду я омываю. Чувствую: подходит гибель, От кого — не все ль едино… Иль татары мне изменят, Иль убьют меня грузины. Больше мне яиц пасхальных Не держать своей рукою, Если я убит не буду, Сам покончу я с собою!" "Что ж толкует наш Арсена? Ведь его щадит и небо!
За пятнадцать лет разбоя Он в крови повинен не был. У богатых отнимает, Неимущих наделяет: Бедняка нагого встретит — Чоху с плеч своих снимает".
Вот Арсена к Верхней Картли Своего коня направил. Как приехал он в Дигоми, Всякий пить его заставил. Налили бурдюк в дорогу, Чтобы он тоску развеял. Стал Арсена против Мцхета, В Мухат-Гверди пир затеял. На траву коня пустил он, При дороге сел обедать. А Георгий Кучатнели, — Чтоб ему добра не ведать, Да не снидет на злодея Благодать святого духа, — Едет мимо он Арсена, С ним здоровается сухо: "Будь здоров!" — "Ты тоже здравствуй! Спешься, друг! Мириться станем! Сядь со мной, Георгий, выпей, Мать-отца твоих помянем!" Стал браниться Кучатнели, Мать-отца срамя обидно: "Эх, бедняга ты, Арсена! Потерял ты память, видно! Как я буду пить, подумай? Нынче — пятница страстная. Да и деньги есть со мною, — Сам бы мог купить вина я!" Услыхал Арсена это Да как хлопнет по колену: "Пить со мной почел постыдным! Где ж ты, мужество Арсены?"
Поднялся Арсена в гневе, Весь как яростное пламя: "Стой! Отдашь коня, Георгий, Иль расстанешься с деньгами!" На коня вскочил Арсена, Закричал: "Готовься к бою!" А Георгий: "Не из тех я, Что ты голой брал рукою. Я с лезгинами сражался, — Сорок пуль в меня пустили, Двадцать пуль в меня вогнали, Да с коня не повалили!"
Тут разгневанный Арсена Вырвал саблю. А на деле Пожалел — плашмя ударил Лошадь, а не Кучатнели.
В рукояти сталь сломалась, Безоружным он остался. "Здесь мое померкло солнце! В пасть я гибели попался! Проклят будь ковавший саблю, Пусть он мучится в геенне!" В этот миг отсек Георгий Руку правую Арсене.
И упал с коня Арсена, Полный горечи и гнева. Но кинжал в мгновенье ока Обнажил рукою левой, Ляжку он пронзил убийце, И, хоть очи мрак туманил, У врага отсек он ухо И щеку ему поранил: "Хватит мне с тебя, Георгий! Лекарь мне уж не поможет… Горе матери несчастной! Все погибло. Век мой прожит!" Молодой лезгин в дороге С Кучатнели был бессменно, В спину он из пистолета Насмерть поразил Арсена. Пал Арсен, привстал немного, Левой опершись рукою: "Выслушай, Георгий, раз уж Ты расправился со мною! Я зарыл семьсот туманов В Каспи, под большой скалою. Бедным те раздай туманы!" И умолк он бездыханный. В Мцхете плач. Когда об этом Люди мцхетские узнали — Эти вброд переправлялись, Те по мосту прибежали.
На большой паром положен Был Арсен Одзелашвили, Привезли его во Мцхета, С почестью похоронили. На его могильном камне Надпись краткая хранится: "Здесь был лучшим среди лучших Там — бессмертьем осенится!"