Герцог Бекингем.

Контракт подписан.

Однако возникли новые препятствия. Летом в Мадриде стоит палящая жара. Нервы у всех на пределе. В это время Бекингем заболел лихорадкой. Ему несколько раз делали кровопускание. Он поправился, но сильно ослаб. Теперь у него оставалось лишь одно желание: как можно скорее вернуться в Англию. Карлу тоже становилось все труднее переносить климат Кастилии. Он попросил отца потребовать его немедленного возвращения, чтобы тем самым ускорить решение короля Филиппа. Ответ, датированный 10 августа, пришел быстро: «Мой дражайший сын, я требую и благословляю Вас на то, чтобы Вы как можно скорее вернулись в Англию вместе с Вашей возлюбленной либо без нее. Я знаю, что любовь к ней заставляет Вас продлевать свой визит в ожидании заключения брака. Я весьма счастлив, что Вы этого желаете, однако необходимость, проистекающая из дел моего королевства, понуждает меня сказать Вам, что Вы должны предпочесть повиновение отцу любви к невесте. Да благословит Вас Бог. Яков R[ех]» ^{202}.

Тут уж Оливарес оказался прижатым к стене. Он опять сослался на решение королевских богословов: брак может быть заключен после того, как прибудет разрешение нового папы, но принцесса останется в Испании до весны. Для Карла (но не для Бекингема, которого подобное решение не удивило) это стало крушением иллюзий. Его одурачили, унизили! Он объявил о своем отъезде: он покинет Мадрид 29 августа.

Неисправимый Оливарес вновь попытался (по привычке?) продлить переговоры. Но Бекингем внезапно поднял вопрос о Пфальце: да или нет, собирается ли испанский король требовать восстановления государства и наследственных титулов Фридриха, которого в Англии, вопреки здравому смыслу, по-прежнему называли «королем Богемии»? Оливарес встал на дыбы: ответ может быть только отрицательным! В ярости он даже проговорился: да будет Бекингему известно, что ни король Филипп III, ни его сын Филипп IV никогда и не намеревались всерьез выдать инфанту за английского принца ^{203}! Эта откровенность – впоследствии Оливарес станет все отрицать – явилась для Бекингема доказательством вероломства испанцев.

Обстановка в Мадриде накалилась. Оливарес и Бекингем чуть не подрались. Произошел также неприятный инцидент, который мог привести к тяжелым последствиям. Один из слуг Карла заболел и, будучи при смерти, пожелал перейти в католичество. Он попросил позвать священника, но на того накинулись протестанты-приближенные принца. Карлу пришлось вмешаться лично, дабы защитить виновных от суда инквизиции и наказания за святотатство ^{204}. Все уже понимали, что пора заканчивать эту историю.

И тогда было разыграно самое необычное, самое барочное действие этой пьесы. После стольких месяцев дипломатических ходов и уверток, притворных уступок, дискуссий для отвода глаз все вдруг стало выглядеть решенным делом. Карл, поскольку он не может оставаться в Испании долее чем до начала сентября, вступит в брак по доверенности, как только прибудет новое папское разрешение. Его супруга приедет к нему в Англию весной и привезет с собой приданое. Процедура отмены законов против католиков будет к этому времени начата королем Яковом. Что до Пфальца, то следует договориться с императором о возможном компромиссном решении этого вопроса, например, о передаче курфюршества королю Англии до тех пор, пока сын Фридриха не достигнет возраста, когда сможет вступить в права владения.

Все это было вилами на воде писано, но Карл согласился. Он дал Бристолю доверенность на проведение церемонии бракосочетания и 28 августа подписал контракт. Оставалось только организовать ритуал отъезда принца и Бекингема.

Следует заметить, что на этом этапе испанцы упорно изображали согласие на брак. Верили ли они в него на самом деле? Трудно сказать, учитывая, что до сих пор они лишь умножали требования и не добились полного удовлетворения ни одного из них. Было ли это последним спектаклем, последним дипломатическим маневром? Возможно, хотя им было бы нелегко выпутаться после получения папского разрешения. Ходили слухи, что инфанта в глубине души решила в последний момент сказать свое решающее «нет» и удалиться в монастырь. Но то были лишь слухи, и впоследствии им было дано формальное опровержение. В любом случае, современники, и в первую очередь Бристоль, считали взятые обязательства решающими. Такова одна из тайн – и не единственная, – связанная с этими необычными переговорами.

Что касается Карла, то мы вряд ли когда-нибудь узнаем, считал ли он себя в эти последние дни августа 1623 года действительно супругом инфанты. Во всяком случае, он вел себя как таковой. 29 августа он простился с королевой Испании и своей невестой, которой подарил «ожерелье из двухсот пятидесяти жемчужин, бриллиант неописуемой ценности и две пары удивительно крупных серег» ^{205}. Стороны обменялись роскошными подарками. Карл получил восемнадцать испанских жеребцов, шесть арабских скакунов, шесть кобыл, двадцать жеребят. Все они были покрыты бархатными красными попонами, обшитыми золотом. Сбруя была украшена жемчугами. Невеста подарила принцу меха, рубашки из тонкого батиста и диковинные духи. Бекингем же получил в подарок, помимо прочего, двадцать лошадей с попонами из дамасской ткани с золотыми кружевами и шапочками, украшенными бриллиантами ^{206}.

30 Августа Карл и Бекингем вместе с королем Филиппом и Оливаресом выехали из Мадрида в Эскориал. Два дня они охотились в близлежащих лесах в то время, как английская свита принца продвигалась по дороге на север, к Сантандеру, где стоял в ожидании английский флот.

Отношения Бекингема с Оливаресом в эти дни окончательно разладились. Почувствовав свободу, англичанин бросил своему собеседнику такую вызывающую фразу, что, при других условиях, ему пришлось бы защищаться с оружием в руках: «Я навсегда остаюсь слугой испанского короля, но уж будьте уверены, что вам я никогда не буду ни слугой, ни другом». На что испанец ответил с почти британской флегмой: «Будьте уверены, сударь, что мне ни к чему ваша дружба, потому что я всегда был человеком чести и верным подданным моего государя». Присутствовавший при этом король вмешался, чтобы охладить участников разговора. Тогда Бекингем, не в силах больше сдерживаться, вскочил на коня и пустил его в галоп, в то время как более церемонный Карл сел в приготовленную для него карету» ^{207}.

Так, в нескольких лигах от Эскориала, среди камней сьерры Гуадаррамы, завершилось пребывание английского наследного принца при испанском дворе. В память об этом событии была воздвигнута колонна. Оставалось лишь подождать, пока из Рима прибудет разрешение, а затем сыграть свадьбу.