Герцог Бекингем.
«Мой дорогой сын и супруг…».
Не придавая этому вопросу большого значения, нежели он того заслуживает, мы все же не можем избежать необходимости уточнить истинную суть отношений, связывавших короля Якова I и Джорджа Вильерса с самого начала их близкого общения и до конца жизни короля.
Нет никаких сомнений в том, что в основе своей эти отношения имели сексуальную природу. Современники не питали на этот счет никаких иллюзий, хотя и пользовались менее откровенными выражениями, чем сегодня. Только благочестивые лицемеры XIX века могли скрывать свидетельства этого аспекта отношений между королем и фаворитом, порой доходя до абсурда. Сегодня подобная позиция уже преодолена.
Однако признать сексуальную природу чьих-либо отношений отнюдь не означает автоматически свести их к откровенно сексуальным актам. А в том, что касается Якова I и Стини, на этот вопрос как раз трудно однозначно ответить «да» или «нет».
Когда король Яков встретил Джорджа Вильерса, тому было двадцать три года, а королю – сорок девять. Яков только что пережил глубокий душевный кризис из-за Сомерсета, который, без сомнения, был его любовником в полном смысле этого слова. Более всего король нуждался теперь в друге, которому мог бы доверять полностью, в том, для кого он мог бы стать духовным наставником: эту роль он любил больше всего. Все это он нашел в юном Джордже, который был не только прилежным учеником, но и признательным, почтительным и верным другом.
До какой степени близости дошли эти отношения? Многие современники описывают, как Яков публично ласкал Стини, гладил его по волосам, поправлял на нем одежду. Эти интимные жесты тогда, как и сегодня, казались неуместными, однако сами по себе они не являются свидетельством чего-то большего, хотя сэр Фрэнсис Осборн, несомненно, отражающий мнение многих современников, язвительно комментировал это так: «Видя, как они ведут себя на людях, можно себе представить, что происходит за закрытыми дверями» {47}. Впрочем, это лишь предположение, а не доказательство.
Не больше ясности вносит и тот факт, что Стини часто проводил ночь в опочивальне короля. Это не было чем-то исключительным и не подразумевало ничего скандального. Впоследствии Карл I – благочестивый и всегда корректный в поведении Карл I! – предложил Бекингему провести ночь в его покоях в Сент-Джеймсском дворце в тот день, когда короновался на престол, и никто не возражал против этого, разве что те, кто обеспокоились из-за столь явного проявления к фавориту королевской благосклонности.
Анализ переписки Якова I и Стини, из которой мы уже многое цитировали, также не добавляет ясности. Ласкательные слова, которыми изобилуют эти письма, в наше время несомненно свидетельствовали бы о сексуальных отношениях. Однако в психологическом контексте литературы барокко они вовсе не так однозначны. То была эпоха гипербол и экстравагантных метафор. Когда Яков пишет Бекингему, что тот является его «супругом» (husband), то это не более точное указание, нежели когда он называет себя его «папой» (dad). А в одном письме от декабря 1624 года (или 1623 – датировка не точна), к которому мы еще вернемся, упоминается «новый брак»: здесь мы снова имеем дело с цветистым языком эпохи.
Однако Роджер Локиер, биограф Бекингема (1981), более категоричен в выводах. Он приводит отрывок из письма Якова I Бекингему, в котором король упоминает «времена Фарнхэма, которые я никогда не забуду, ведь тогда подушка не отделяла пса от его хозяина». (Бекингем часто использовал выражение «ваш пес» в письмах к Якову I, он употреблял эти слова наравне с выражением «ваш раб» – и это опять же стиль барокко). Фарнхэм это замок, где двор сделал остановку во время поездки короля по стране в 1615 году. Роджер Локиер делает из этого следующий вывод: «Стало быть, именно в замке Фарнхэм юный Джордж физически уступил Якову» {48}. Позволяет ли отсутствие подушки между псом и его хозяином однозначно сделать вывод о существовании сексуальной связи? Это, разумеется, возможно, но не очевидно.
Очевидны же, в любом случае, три вещи. Во-первых, то, что влечение короля к юному Джорджу Вильерсу в 1615-1616 годах, несомненно, носило чувственную природу. Мы приводили выше замечание сторонника короля Джона Оглендера относительно любви Якова I к Бекингему, напоминающей привязанность «мужа к хорошенькой супруге».
Во-вторых, точно известно, что Джордж не был гомосексуалистом. Слишком много свидетельств о его увлечениях женщинами (и его успехе у них) доказывает обратное. Бисексуальность? Для такого утверждения следовало бы привести хотя бы еще один пример связи Джорджа с мужчиной, кроме Якова I, однако таковых примеров нет. Напротив, во всех письмах к «дорогому папе» чувствуется глубокая и искренняя привязанность, но не сексуальная, а сыновняя.
Наконец, даже если поначалу, возможно, существовала физическая связь между сорокалетним королем и юным фаворитом, то она продлилась недолго. Весьма скоро в тоне их переписки начинает звучать скорее нежность, чем страсть. Именно этим объясняется исключительная длительность их связи, пережившей все испытания. Когда Бекингем женился и стал отцом, король к нему совсем не охладел. Скорее всего чувственное влечение переросло в семейную привязанность. Супруга Джорджа Кэтрин (Кейт) стала «дорогой дочерью» монарха, он начал играть роль любящего дедушки по отношению к первому ребенку молодых супругов, малышки Молли, которую обожал до безумия. Бекингем по- настоящему стал членом королевской семьи, и с этого момента его отношения с королем и с принцем-наследником следует рассматривать именно под данным углом зрения. Последнего он также иногда называл «возлюбленным» (sweet heart).
Теперь встает вопрос, сохранялась ли вплоть до самого конца эта ничем не омрачаемая привязанность и исключительная доверительность между старым королем и блистательным и уверенным в себе мужчиной. Нельзя не отметить один кризисный эпизод, случившийся после поездки Джорджа вместе с принцем Карлом в Испанию в 1623 году. Молодые люди («мои дорогие детки», как пишет Яков I) придерживались в это время в политических вопросах точки зрения, противоположной мнению «папы». У некоторых современников сложилось впечатление (или возникла надежда), что король винит Бекингема в безрезультатности этой поездки. «Король никогда не простит герцогу», – пишет Кларендон. «Король устал от него», – делает вывод венецианский посол {49}. Несколько раз возникали слухи о неминуемой опале фаворита. 22 апреля 1624 года кризис на короткое время обострился до такой степени, что обе стороны впали в отчаяние и проливали слезы, – мы подробнее опишем это позже [17]. Однако, если не считать этого эпизода, спровоцированного испанскими интригами, переписка между королем и Стини свидетельствует о том, что их любовь не угасла вплоть до смерти Якова, хотя их политические взгляды совпадали не всегда: именно в последние годы между больным стариком и молодым адмиралом был заключен тот самый «новый брак», о котором говорится в письме от декабря 1623 или 1624 года. Это письмо подводит итог многолетнему тесному союзу между этими столь разными людьми. Мы процитируем его полностью: «Мое дорогое единственное дитя (ту only sweet and dear child), я написал бы тебе еще вчера, если бы, вернувшись из парка, не почувствовал приступ такой слабости, что был вынужден сесть и полчаса проспать в кресле. Однако я не успокоюсь, пока не пошлю тебе этот подарок [18], моля Бога даровать мне счастливую и утешительную встречу с тобой, чтобы на Рождество мы смогли заключить новый брак, который продлится вечно. Бог свидетель, что я не желаю ничего другого, кроме того, чтобы жить для тебя, и я предпочел бы отправиться в изгнание на край света вместе с тобой, нежели жить без тебя подобно безутешной вдове (like a sorrowful widow). Да благословит тебя Бог, дорогой мой сын и супруг, старайся всегда составлять счастье твоего папы и супруга, Джеймса R» {50} [19].
Итак, папа или супруг? Словарь XVII века очень отличается от нашего, а потому мы не можем дать точный ответ. Но ясно одно – эти два человека, несомненно, любили друг друга. И именно под этим знаком следует рассматривать карьеру Джорджа Вильерса, герцога Бекингема, вплоть до смерти его «создателя», как он сам называл короля, которому был обязан всем.
