Герцог Бекингем.
Беспокойство в Англии: во всем виноват Бекингем.
Отъезд принца и главного адмирала не мог долго оставаться тайной. Король сообщил о нем Тайному совету 20 февраля, в день, когда путешественники прибыли в Париж. Все члены совета выразили удивление и беспокойство. Большинство из них (за исключением сторонников союза с Испанией) возмутились тем, что решение о таком авантюрном предприятии приняли, не спросив их мнения.
Хранитель печати Уильямс, обычно столь осторожный и сдержанный, позволил себе написать Карлу укоризненное письмо: «Вашу поездку все считают крайне опасной. Поскольку Вы не получили приглашения от испанского короля и переговоры о Вашем браке едва начаты, Вам придется столкнуться с множеством ловушек со стороны Испании и Рима, а присутствие Вашего Высочества может побудить их к ужесточению условий договора» {158}. Он почти слово в слово повторил доводы, которые в свое время приводил король, пытаясь отговорить «двух мальчиков» от этой авантюры.
Общественное мнение неистовствовало. Говорили, что принц поехал за море, чтобы броситься в объятия папистов и предать дело протестантизма. Ответственность за экспедицию почти единодушно возлагали на Бекингема. Из письма Уильямса фавориту: «Вы должны знать, милорд, что если, не дай Бог, с Его Высочеством случится какое-нибудь несчастье, вина падет на Вас. Я обязан сказать Вам правду, и, если это Вас обидит, я уверен, что Вы меня простите, учитывая чистоту моих намерений» {159}.
Кое-кто заговорил об измене и стал требовать официального расследования. Брак принца с инфантой мало кто одобрял. Все понимали, что присутствие королевы-католички – это лишь первый шаг к узаконению католичества в Англии.
25 Февраля король Яков послал в Мадрид графа Карлайла, бывшего виконта Донкастера, чтобы тот давал там молодым людям советы, как следует себя держать. Карлайл был знатоком придворного этикета.
Вскоре в Испанию отправились лорд Маунтджой, лорд Эндовер, лорд Воган, виконт Кенсингтон, множество врачей, священников, пажей, слуг – всего более двухсот человек, присутствие которых в Мадриде создало массу проблем для испанцев. Многие из этих людей впоследствии вернулись в Англию недовольные и разозленные и внесли свой вклад в разжигание ненависти к Испании.
Что до Якова I, то, как только его «два мальчика» уехали, он начал считать дни в ожидании их возвращения и даже написал стихи в честь «Джека и Тома»:
Откуда эта грусть? Какой недуг Сразил аркадских пастухов счастливых? Увы, надежда наша и опора Властитель дум принц Джек уехал нынче,
А вместе с ним и Том, слуга надежный, Владыки Пана верный друг и раб.
О, пастухи! Вы, любящие их, Не предавайтесь горю, не ропщите. Возрадуйтесь: их небеса вернут Под отчий кров. Доверьте все заботы Владыке Пану: Джеку он отец, а Тому – друг {160}.
Уже на следующий день после отъезда Джека и Тома король написал им: «Да благословит Вас Бог, мои дорогие дети (my sweet babies), и пусть он дарует Вам скорое и счастливое возвращение» {161}.
Неделю спустя король в письме предостерегает «своих дорогих мальчиков, смелых рыцарей, достойных того, чтобы быть описанными в романе», от безрассудств, ибо посол Франции проинформирован о их поездке. Мы, впрочем, не знаем, каким образом эти письма доходили до адресатов.
Король надеялся, что отсутствие его «дорогих детей» продлится недолго. В письме от 27 февраля он просил Стини поторопиться с возвращением в Англию, как только будет назначен день свадьбы бэби Чарльза, потому что надо многое приготовить к приему молодых супругов. Король носил портрет Стини, «подвешенный на голубом шнуре под камзолом возле сердца». Спустя пятнадцать дней были уже готовы корабли, которым предстояло привезти Карла и инфанту, а также достойный эскорт для защиты от пиратов.
