Жанна д'Арк.
Глава XL.
Мы слали королю гонца за гонцом, и каждый раз он обещал прибыть, но все не появлялся. Герцог Алансонский лично отправился к нему, взял с него новое обещание, которое также было нарушено. Так мы потеряли девять дней. Наконец, 7 сентября он прибыл в Сен-Дени.
Тем временем неприятель стал приходить в себя; безволие короля и не могло дать другого результата. Начались приготовления к обороне города. Шансы, Жанны уменьшались, но она и ее военачальники по-прежнему считали, что успех все еще может быть обеспечен. Атака была назначена на восемь часов следующего утра и началась точно в указанное время.
Жанна расставила орудия и принялась обстреливать укрепления, прикрывавшие ворота Сент-Оноре. В полдень, когда укрепления были уже в значительной степени разрушены, мы бросились на приступ и взяли их штурмом. После этого мы начали штурмовать самые ворота и шли на приступ несколько раз – волна за волной; Жанна со своим боевым знаменем была впереди всех; облака едкого дыма заволакивали наши ряды, и на наши головы градом сыпались удары.
При последнем приступе, в результате которого мы, несомненно, взяли бы ворота и, следовательно, освободили бы Париж и всю Францию, Жанна была ранена стрелой из арбалета; наши войска сразу же дрогнули и подались назад, почти в панике. Да и что они могли сделать без нее? Она была не только душой армии, но и самой армией.
Лишенная физической возможности сражаться, Жанна не соглашалась уходить с поля боя и умоляла начать новую атаку, утверждая, что мы должны победить. Воинственный огонек снова вспыхнул в ее глазах, и она добавила:
– Я возьму Париж сегодня же или умру!
Ее пришлось унести силой – это сделали Гокур и герцог Алансонский.
Но теперь ее воодушевление достигло высшей точки. Она пылала энтузиазмом и распорядилась, чтобы ее утром доставили к воротам, заявив, что через полчаса Париж, без сомнения, будет наш. И она сдержала бы слово. Против этого нельзя возразить. Но она забыла о короле, об этом бледном отражении той силы, которая называлась ла Тремуйлем. Король запретил дальнейшие попытки атаки!
Дело в том, что опять прибыли представители от герцога Бургундского и для видимости затевались новые постыдные торги.
Разумеется, все это чуть не разбило сердце Жанны. Боль от раны и душенная боль не давали ей спать почти всю ночь. Несколько раз стража слышала подавленные рыдания из темной комнаты в Сен-Дени, где она лежала, и скорбные слова: «Мы могли бы овладеть Парижем!» «Его можно было взять!» Только это она и твердила.
Через день Жанна, окрыленная новой надеждой, заставила себя подняться с постели. Герцог Алансонский навел мост на Сене у Сен-Дени. Нельзя ли ей переправиться там и нанести удар по Парижу в другом месте? Но король прослышал об этом и велел разрушить переправу! Более того: он объявил кампанию законченной! И, что еще хуже – заключил новое перемирие, на этот раз продолжительное, согласно которому обязывался оставить Париж целым и невредимым и отойти к Луаре, откуда он и пришел!
Жанна д'Арк, никогда не знавшая поражений, была побеждена своим же королем. Когда-то она сказала, что больше всего боится одного – измены. И вот теперь измена нанесла свой первый удар. Жанна повесила свои белоснежные доспехи в королевской часовне в Сен-Дени и отправилась к королю просить, чтобы он освободил ее от командования и отпустил домой. Как и всегда, она поступила разумно. Грандиозным планам, крупным военным передвижениям теперь подходил конец; в дальнейшем, когда истечет срок перемирия, военные действия, вероятно, будут ограничиваться мелкими случайными стычками, – дело, как раз подходящее для второстепенных, подчиненных военачальников и не требующее руководства военного гения высшего полета. Но королю не хотелось ее отпускать. Перемирие не распространялось на всю Францию; оставались еще французские укрепления, которые надо было охранять и защищать; она ему еще понадобится. Как видите, ла Тремуйль хотел держать ее под рукой только для того, чтобы все время мешать и вредить ей.
Тут ей опять послышались «голоса»: «Оставайся в Сен-Дени!» Они не объясняли, не говорили – почему. То был глас господний, и она ставила его выше распоряжении короля. Жанна решила остаться. Но это повергло ла Тремуйля в ужас: Жанна была слишком грозной силой, чтобы предоставить ее самой себе; несомненно, она расстроила бы все его планы. Он хитростью убедил короля прибегнуть к принуждению. Жанне пришлось покориться, поскольку она была ранена и беспомощна. На Великом процессе она заявила, что ее унесли насильно и что, если бы она не была ранена, этого никогда бы не случилось. Ах, могучий дух был у этой хрупкой девушки, – такой дух, который мог бы совладать со всякими земными силами и одолеть их! Мы так никогда и не узнаем, почему эти загадочные «голоса» велели ей оставаться. Одно только нам известно: если бы ее послушались, то история Франции была бы не такой, как она теперь изложена в учебниках. Да, в этом мы твердо уверены.
13 Сентября армия, опечаленная и приунывшая, выступила в поход и повернула к Луаре, но уже без музыки. Да, в глаза бросалась именно эта подробность. Двигалась похоронная процессия – да-да, только так можно было это назвать. Унылое, бесконечное шествие, – ни веселого возгласа, ни шутки; на всем пути сочувствующие провожали войска со слезами, враги – со злорадством и насмешками. Наконец, мы добрались до Жьена, откуда меньше чем три месяца тому назад начался наш торжественный поход на Реймс с развернутыми знаменами, с музыкой и барабанным боем; наши лица сияли от радости по случаю победы при Патэ, и толпы народа громко приветствовали нас и еще больше воодушевляли. Теперь же барабанил дождь по крышам, день стоял пасмурный, небо – низкое и скорбное, зрителей было мало; мы не слыхали приветствий, нас встречали молча и провожали слезами.
Затем король распустил это благородное войско, армию героев; она свернула знамена, сложила свое оружие, – посрамление Франции было завершено. Ла Тремуйль носил венец победителя; Жанна д'Арк – непобедимая– была побеждена.