Оно.

5.

Клубный дом они покинули.

Вдвоем стояли бок о бок посреди Пустоши, и уже начало смеркаться.

Он знал, что это Пустошь, но вокруг все было другим. Листва гуще, пышнее, с более резкими запахами. Таких растений он никогда не видел, а приглядевшись, Ричи понял, что за некоторые деревья он принял гигантские папоротники. До него доносился шум Кендускига, шум бегущей воды, куда более громкий, чем прежде. От ленивого скольжения по руслу не осталось и следа — вода ревела, как в реке Колорадо, вырывающейся из Гранд-Каньона.

И он почувствовал, как жарко. В Мэне летом тоже бывало жарко и достаточно влажно, чтобы ночью тело иной раз становилось липким от пота, но с такими жарой и влажностью Ричи не сталкивался никогда в жизни. Низкий туман, молочный и густой, заполнял низины и стелился по земле, обтекая ноги мальчиков. В воздухе стоял резкий запах горящих зеленых веток.

Он и Майк, не обменявшись ни словом, двинулись на шум бегущей воды, прокладывая путь сквозь незнакомую растительность. Толстые лианы свисали между деревьями, будто похожие на паутину гамаки, однажды Ричи услышал, как кто-то ломится сквозь подлесок. По звукам животное это размерами превосходило оленя.

Он остановился на несколько мгновений, чтобы оглядеться, повернулся на триста шестьдесят градусов, изучая горизонт. Он знал, где должен возвышаться толстый белый цилиндр Водонапорной башни, но не обнаружил ее на положенном месте. Как не обнаружил железнодорожной ветки, идущей к грузовому двору в конце Нейболт-стрит или жилого района Олд-Кейп: место домов заняли низкие обрывы и холмы из красного песчаника, торчащие среди гигантских папоротников и сосен.

Над головой раздалось хлопанье крыльев. Мальчики пригнулись, и над ними пролетела эскадрилья летучих мышей. Таких огромных летучих мышей Ричи не видел никогда и напугался даже сильнее, чем в те мгновения, когда Билл пытался разогнать Сильвера, и они слышали, как их настигает оборотень. Безмолвие и чужеродность этого места наводили страх, но еще больше ужасало другое: они его знали, и знали хорошо.

«Пугаться нечего, — сказал себе Ричи. — Помни — это всего лишь сон или видение, или как ты его сам назовешь. На самом деле мы со стариной Майки сидим в нашем клубном доме, надышавшись дымом. Очень скоро Большой Билл занервничает, потому что какое-то время мы не откликаемся, а потом они с Беном спустятся и вытащат нас. Как поет Конуэй Твитти[284] — это всего лишь фантазия».

Но теперь он видел: крылья летучих мышей такие изорванные, что сквозь них пробивался свет мутного солнца, а когда они проходили под гигантским папоротником, Ричи заметил толстую желтую гусеницу, которая ползла поперек широкого зеленого листа, отбрасывая тень. И крохотные черные насекомые прыгали и жужжали на теле гусеницы. Если это и сон, то таких отчетливых снов он еще никогда не видел.

Они шли на звук воды в густом, стелящемся, доходящем до колен тумане, и Ричи не мог сказать, касаются его ноги земли или нет. Наконец они добрались до места, где и туман, и земля обрывались. Ричи смотрел, не веря своим глазам. Он видел перед собой не Кендускиг… и тем не менее Кендускиг. Вода ревела и пенилась в узком русле, пробитом в скальной породе… и, глядя на другой берег, он видел века, запечатленные в слоях камня, красном, оранжевом, снова красном. Эту реку они по камням перейти бы не смогли; тут требовался веревочный мост, а если упадешь, поток унесет тебя сразу. Шумела вода злобной, тупой яростью, и пока Ричи, разинув рот, смотрел на реку, из нее выпрыгнула розовато-серебристая рыба, пролетела по невероятно высокой дуге, на ходу хватая насекомых, тучи которых висели над поверхностью. Рыба плюхнулась в воду, но Ричи успел разглядеть ее и понял, что такой рыбы не видел никогда в жизни, даже в книжках.

Птицы стаей летели в небе, издавая грубые крики. Не десяток, не два — на мгновение небо потемнело от птиц, они закрыли собой солнце. Еще какое-то животное ломанулось сквозь кусты, за ним последовали другие. Ричи развернулся, сердце больно ухало в груди, и он увидел, как мимо пробежала вроде бы антилопа, направляясь на юго-восток.

«Что-то грядет. И они это знают».

Птицы улетели, вероятно, дружно решив перебраться куда-то южнее. Мимо них опять пробежало какое-то животное… и еще одно. Вновь наступила тишина, нарушаемая только мерным урчанием Кендускига. В тишине висело ожидание, тишина ждала, когда же что-то свершится, и Ричи это не нравилось. Он чувствовал, как волосы на затылке шевелятся и пытаются встать, и вновь схватил Майка за руку.

«Ты знаешь, где мы? — прокричал он Майку. — Ты нашел нужное слово?».

«Господи, да, — ответил Майк. — Я нашел. Это прошлое, Ричи! Прошлое!».

Ричи кивнул. Прошлое, начало времен, давнишнее, давнишнее прошлое, когда мы все жили в лесу и нигде, кроме леса. Они находились в Пустоши и в прошлом, и только Господь Бог знал, за сколько тысяч лет до нашего времени. Они перенеслись в невообразимое прошлое, до ледникового периода, когда Новая Англия — те же тропики — ничем не отличалась от нынешней Южной Америки… Если настоящее, откуда они отбыли, все еще существовало. Он вновь огляделся, нервно, уже ожидая увидеть бронтозавра, поднявшего к небу длинную шею и разглядывающего их сверху вниз, с пастью, набитой землей и вырванными с корнем растениями, или саблезубого тигра, выходящего из подлеска.

Но их окружала тишина, которая обычно наступает за пять или десять минут до того, как яростно громыхнут лиловые головы, столкнувшиеся в небе, ветер умрет полностью, а воздух вдруг окрасится необычной пурпурной желтизной и его наполнит густой запах перезаряженных автомобильных аккумуляторов.

«Мы в прошлом, за миллион лет до нашей эры, может, за десять миллионов, или за восемьдесят, но мы здесь, и что-то должно случиться, я не знаю что, но что-то, и я боюсь, я хочу чтобы это закончилось я хочу вернуться Билл пожалуйста Билл пожалуйста вытащи нас отсюда мы словно падаем в фотографию в какую-то фотографию пожалуйста пожалуйста помоги…».

Рука Майка напряглась, сжимая его руку, и он понял, что тишины больше нет. Ей на смену пришла ровная низкая вибрация — Ричи скорее чувствовал ее, чем слышал, она давила на его натянутые барабанные перепонки, гудела в маленьких косточках, которые и передавали звук. Она нарастала. Ровная, монотонная. Ричи не мог ее хоть как-то охарактеризовать. Она просто была:

(Слово в начале было слово место).

Невыразительный, бездушный звук. Ричи оперся о дерево, около которого они стояли, и когда рука коснулась ствола, обхватила его, почувствовал, как вибрация передается изнутри. И в тот же момент осознал, что ощущает ее стопами, что она покалыванием поднимается к лодыжкам и икрам, превращая сухожилия в камертоны.

Вибрация нарастала. И нарастала.

И исходила с неба. Сам того не желая, но не в силах удержаться, Ричи поднял голову. Солнце расплавленной монетой горело в ореоле тумана. Под ним зеленой болотистой низиной застыла Пустошь. И Ричи подумал, что знает, каким будет видение: им предстояло засвидетельствовать приход Оно.

Вибрация обрела голос: рокочущий рев, который набирал и набирал силу, пока не сделался оглушающим. Ричи зажал уши руками и закричал. Но не смог расслышать собственного крика. Рядом с ним Майк Хэнлон тоже зажимал уши руками и кричал, и Ричи видел, что из носа у Майка течет кровь.

Облака на западе осветились запылавшим красным огнем. Огонь этот приближался к ним, расширяясь из полоски в ручей, в реку зловещего цвета. А потом, когда горящий, падающий объект пробил облака, налетел ветер. Горячий и опаляющий, дымный и удушающий. Эта штуковина в небе напоминала пламенеющую спичечную головку гигантских размеров, слишком яркую, чтобы на нее можно было смотреть. Дуги электрических разрядов срывались с нее, синие зигзаги били в землю, оставляя после себя гром.

«Звездолет! — закричал Ричи, падая на колени и закрывая глаза руками. — Господи, это звездолет!» Но Ричи верил — и потом расскажет это остальным как сможет, — что это был не звездолет, хотя он каким-то образом и добрался сюда сквозь космос. То, что спустилось на Землю в тот далекий день, пришло из места, которое находилось гораздо дальше другой звездной системы или другой галактики, и слово «звездолет» первым пришло в голову, возможно, только потому, что разум Ричи не мог иначе воспринять увиденное.

Послышался взрыв — ревущий звук, за которым земля содрогнулась, сбив их с ног. На этот раз Майк схватился за руку Ричи. Раздался еще один взрыв. Ричи открыл глаза и увидел яркое пламя и колонну дыма, поднимающуюся в небо.

«Оно! — крикнул он Майку, в экстазе ужаса — никогда в жизни, ни до, ни после, никакая другая эмоция не поразит его так глубоко, не сокрушит до такой степени. — Оно! Оно! Оно!».

Майк поднял его на ноги, и они побежали вдоль берега юного Кендускига, не замечая, как близко от них обрыв. Раз Майк споткнулся и упал на колени. Потом пришла очередь Ричи. Он порвал штаны и содрал кожу на ногах. Ветер усиливался и гнал на них запах горящего леса. Дым делался все гуще, и Ричи смутно осознал, что они с Майком бегут не одни. Другие животные тоже пришли в движение. Убегали от дыма, огня, смерти в огне. Возможно, убегали и от Оно.

Прибывшего в их мир.

Ричи начал кашлять. Он слышал, как рядом с ним кашляет Майк. Дым делался гуще, вымывая зеленые, и серые, и красные краски дня. Майк снова упал, и его рука выскользнула из руки Ричи. Он попытался ее найти и не смог.

«Майк! — закричал он в панике, кашляя. — Майк, где ты? Майк! МАЙК!».

Но Майк исчез; Майка нигде не было.

«Ричи! ричи! ричи!

(ХРЯСТЬ!).

«Ричи! ричи! ричи, с тобой…