Оно.

5.

Передача «Звоним за долларами» уступила место «Колесу фортуны». Одра послушно сидела перед телевизором, глаза не отрывались от экрана. Выражение лица и поза не изменились, когда Билл телевизор выключил.

— Одра. — Он подошел к ней, взял за руку. — Пошли.

Она не шевельнулась, ее рука лежала в его, теплый воск. Билл взял ее за другую руку, лежавшую на подлокотнике Майкова кресла, и поднял на ноги. Утром он одел ее примерно так же, как теперь оделся сам: джинсы «левис» и синяя блузка-безрукавка. И выглядела бы она прекрасно, если бы не пустой взгляд широко раскрытых глаз.

— По-ошли, — повторил Билл, и вывел ее через дверь на кухню Майка, а потом из дома. Она шла с готовностью… хотя свалилась бы со ступеней заднего крыльца на землю, но Билл обнял ее за талию и помог спуститься с лестницы.

Подвел к Сильверу, который стоял на подставке, залитый ярким солнечным светом. Одра остановилась у велосипеда, уставившись в стену гаража Майка.

— Садись, Одра.

Она не шевельнулась. Терпеливые усилия Билла привели к тому, что она перекинула длинную ногу через багажник, закрепленный над крылом заднего колеса Сильвера. Наконец встала так, что багажник оказался между ее ног, не касаясь промежности. Билл легонько надавил на макушку Одры, и она села.

После этого и он взгромоздился на седло Сильвера и ударом пятки поднял подставку. Уже собрался взяться за руки Одры и потянуть на себя, чтобы обхватить ими свою талию, но прежде чем успел это сделать, они сами пришли в движение и поползли вкруг него, как маленькие, ошарашенные мышки.

Билл смотрел на них, его сердце билось часто-часто, скорее уже не в груди, а под самым горлом. Он видел первое самостоятельное движение, сделанное Одрой после того, как это случилось… что бы это ни было.

— Одра?

Ответа не последовало. Он попытался повернуть голову и взглянуть на нее, но не получилось. Так что видел он только ее руки, обхватившие его талию, с остатками красного лака, которым в маленьком английском городке покрасила ногти умная, очаровательная, талантливая молодая женщина.

— Мы отправляемся на велосипедную прогулку. — Билл покатил Сильвера к Палмер-Лайн, слушая, как гравий похрустывает под шинами. — Я хочу, чтобы ты держалась крепко, Одра. Я думаю… думаю, мы можем ехать бы-ы-ыстро.

«Если мне хватит духу».

Ему вспомнился мальчишка, которого он встретил в Дерри после своего приезда сюда, когда еще ничего не закончилось. «На скейтборде осторожным быть нельзя», — сказал мальчишка.

«Что правда, то правда, пацан».

— Одра? Ты готова?

Никакого ответа. Или ее руки чуть крепче обхватили его? Скорее он принимал желаемое за действительное.

Он добрался до конца подъездной дорожки и посмотрел направо. Палмер-Лейн вливалась в Верхнюю Главную улицу, и следующий поворот налево приводил к холму, склон которого спускался к центру города. Вниз. Набирая скорость. Этот образ вызвал дрожь страха, и тревожная мысль.

(У стариков кости более ломкие, Билли-малыш).

Проскочила в голове слишком быстро, чтобы задержаться и запомниться. Но…

Тревогой все не ограничивалось, так? Было и желание… чувство, которое возникло, когда он увидел того мальчишку, идущего со скейтбордом под мышкой. Желание мчаться быстро, желание ощущать обдувающий тебя ветер, не зная, куда ты несешься или от чего убегаешь, просто мчаться. Лететь.

Тревога и желание. Разница между «смогу ли» и «хочу» — разница между взрослым, который просчитывает стоимость, и ребенком, который просто платит и уходит, к примеру. Разница в целый мир. И при этом не такая уж большая. Если на то пошло, муж и жена — одна сатана. То же самое вы чувствуете, когда вагончик на русских горках оказывается на вершине первого крутого спуска, где, собственно, и начинается заезд.

Тревога и желание. Что ты хочешь и что боишься попробовать. Где ты был и куда хочешь прийти. Что-то такое есть в рок-н-ролльной песне о том, как тебе нужны девушка, автомобиль, место, куда попасть и где остаться. «Ох, пожалуйста, Господи, Ты можешь это понять?».

Билл на мгновение закрыл глаза, чувствуя мягкий, мертвый вес жены за спиной, чувствуя холм, который находился где-то впереди, чувствуя удары собственного сердца.

Держись, смелее, не отступай.

Он вновь покатил Сильвера.

— Хочешь подпустить немного рок-н-ролла, Одра?

Нет ответа. Ну и ладно. Он-то готов.

— Тогда поехали.

Билл закрутил педали. Сначала получалось не очень. Сильвера опасно мотало из стороны в сторону, вес Одры не способствовал устойчивости… но, вероятно, она как-то старалась поддержать равновесие, даже бессознательно, иначе они бы рухнули. Билл встал на педали, его руки с невероятной силой сжали рукоятки руля, голову он вскинул к небу, глаза превратились в щелочки, жилы на шее вздулись.

«Свалюсь прямо здесь, расшибу ее голову и свою…».

(Нет, не свалишься, давай, Билл, давай, сукин сын).

Он стоял на педалях, крутил их, чувствуя каждую сигарету, которую выкурил за последние двадцать лет в повысившемся кровяном давлении и учащенном биении сердца. «Да пошли вы!» — подумал он, и охватившая его безумная радость растянула губы в улыбке.

Игральные карты, издававшие одиночные выстрелы, теперь принялись щелкать чаще. Это были новые карты, специальные карты для велосипедов, и щелкали они хорошо и громко. Билл почувствовал, как ветер начал обдувать его лысую голову, и улыбка стала шире. «Ветер — моя работа, — подумал он. — Я создаю ветер, нажимая на эти гребаные педали».

В конце улицы высился знак «СТОП». Билл начал тормозить… а потом (улыбка стала еще шире, обнажая все больше и больше его зубов) снова нажал на педали.

Проигнорировав знак «СТОП», Билл Денбро повернул налево, на Верхнюю Главную улицу над Бэсси-парк. Вновь не учел веса Одры, и они едва не перевернулись. Велосипед повело в сторону, он наклонился, потом выпрямился. Ветер усилился, охлаждая пот на лбу, испаряя его, ветер обтекал его уши с низким будоражащим звуком, напоминающим шум океана в морских раковинах, но на самом деле не похожим ни на один звук на Земле. Билл полагал, что звук этот знаком тому мальчишке со скейтбордом. «Но с этим звуком тебе предстоит расстаться, пацан, — подумал он. — В жизни многое меняется. Это грязный трюк, так что готовься к нему».

Он быстрее крутил педали, и с увеличением скорости прибавилось устойчивости. Обломки статуи Пола Баньяна, упавшего колосса, остались слева. Билл прокричал:

— Хай-йо, Сильвер, ВПЕРЕ-Е-ЕД!

Руки Одры сильнее сжали его талию; он чувствовал, как она шевелится, прижимаясь к его спине. Но желания повернуться и посмотреть на нее не возникло… ни желания, ни потребности. Он все быстрее крутил педали, громко смеясь, высокий худощавый лысый мужчина, склонившийся над рулем, чтобы уменьшить лобовое сопротивление. Люди оборачивались на него, когда он мчался мимо Бэсси-парк.

Теперь Верхняя Главная улица пошла вниз, под крутым углом, к провалившему под землю центру города, и голос в голове зашептал, что, если он не затормозит, просто влетит в яму, образовавшуюся на месте перекрестка, где сходились три улицы, как адская летучая мышь, и убьет их обоих.

Вместо того чтобы затормозить, он продолжил крутить педали, заставляя велосипед мчаться еще быстрее. Теперь он летел с холма Главной улицы и уже видел впереди бело-оранжевые оградительные барьеры и дымящиеся бочки, в которых горело хэллоуиновское пламя, отмечающие край провала, и вершины домов, торчавшие над улицами, словно рожденные воображением безумца.

— Хай-йо, Сильвер, ВПЕРЕ-Е-ЕД! — неистово прокричал Билл Денбро, мчась по склону холма, еще не зная к чему, в последний раз ощущая Дерри своим домом, особенно остро осознавая, что он живой под настоящим небом, и теперь все — желание, желание, желание.

Он мчался с холма на Сильвере, он мчался, чтобы обогнать дьявола.