Тайны ушедшего века. Лжесвидетельства. Фальсификации. Компромат.
Плод созрел.
Обезвредить Берию было очень сложно. Он руководил гигантским аппаратом двух объединенных после смерти Сталина министерств — государственной безопасности и внутренних дел. Небывалая мощь тайных механизмов, пронизывавших все поры партийного и государственного управления, находилась в его руках. Осведомителями Берии кишели все учреждения, его люди были буквально везде — на дачах, в приемных, в гаражах. О всех сколько-нибудь подозрительных словах, не говоря уже о попытках действий немедленно доносилось шефу могущественной секретной службы.
Сговориться втайне оппонентам Берии было практически невозможно. Словно предчувствуя это, Лаврентий Павлович неотлучно находился в Москве. И тут, как всегда, на помощь заговорщикам пришел господин случай. О нем и поведал спустя три десятилетия сын Хрущева Сергей.
В июньские дни пятьдесят третьего года, за десять дней до ареста Берии, новому кремлевскому руководству пришлось столкнуться с первым серьезным кризисом. 17 июня в Германской Демократической Республике, в Берлине, начались волнения. Они быстро распространились и на другие районы страны. В Москве на эти события отреагировали мгновенно. На заседании Президиума ЦК было решено ввести в города советские войска, в первую очередь танки. В случае необходимости разрешалось применять оружие.
Представителем Советского правительства в Берлин командировали Берию, наделив его чрезвычайными полномочиями. В этом выборе, отмечает Сергей Никитич, просматривался мрачный юмор истории. Берия после смерти Сталина выступал против поддержки образованной в 1949 году ГДР, предлагал уступить ее Западу. Здесь он столкнулся с Молотовым, энергично поддержанным Хрущевым. Они считали позицию Берии в корне неверной: социалистическая Восточная Германия будет служить привлекательной витриной, демонстрирующей преимущества социалистического образа жизни, своим примером увлечет пролетариат Западной Европы, и не только Европы.
И вот Берии решением Президиума ЦК вменили железной рукой навести порядок в оккупационной зоне. И он навел. Обстановка быстро стабилизировалась, на всех мало-мальски заметных перекрестках мятежных городов стояли танки, расчехленные орудия не позволяли сомневаться в серьезности намерений их экипажей.
В ряде мест прозвучали выстрелы, имелись убитые и раненые, оккупационная армия не шутила, требуя от поверженного врага безоговорочной капитуляции.
Восстание в ГДР и подготовка к аресту Берии столкнулись во времени. Командировка Берии в Берлин стала настоящим подарком судьбы для заговорщиков. В своих воспоминаниях Хрущев не раз останавливался на опасениях, что предпринимаемые ими усилия могли выйти наружу. Ведь все они, члены Президиума ЦК, являлись заложниками Берии, без службы охраны МВД никто из них и шагу ступить не мог.
В отсутствие Берии дела пошли живее. К его возвращению в Москву все было оговорено. Сомневался один Микоян. Именно утром 26 июня Хрущев предпринял последнюю попытку склонить его на свою сторону. Но безуспешно. По свидетельству Сергея Хрущева, Анастас Иванович на арест Берии согласия не дал.
О том, откуда и когда он узнал об операции по устранению Берии, рассказывает П. А. Судоплатов:
— 26 Июня, возвращаясь с работы на дачу, я с удивлением увидел движущуюся колонну танков, заполнившую все шоссе, но подумал, что это обычные учения, плохо скоординированные со службой ГАИ. Когда я пришел на Лубянку на следующий день, то сразу понял: произошло что-то чрезвычайное. Портрет Берии, висевший у меня в приемной на седьмом этаже, отсутствовал. Дежурный офицер доложил, что портрет унес один из работников комендатуры, ничего не объяснив. В министерстве обстановка оставалась спокойной. Вопреки широко распространенным слухам не было издано никаких приказов о переброске войск МВД в Москву. Примерно через час меня вызвали в малый конференц-зал, где уже собрались все руководители самостоятельных отделов и управлений и все заместители министра, кроме Богдана Кобулова. Круглов и Серов сидели на председательских местах. Круглов сообщил, что за провокационные антигосударственные действия, предпринятые в последние дни, по распоряжению правительства Берия арестован и содержится под стражей, что министром внутренних дел назначен он. Круглов обратился к нам с просьбой продолжать спокойно работать и выполнять его приказы. Нас также обязали доложить лично ему обо всех известных нам провокационных шагах Берии. Серов дополнил Круглова, объявив, что остается на посту первого заместителя министра. Он сообщил также об аресте Богдана Кобулова, его брата Амаяка и начальника военной контрразведки Гоглидзе за преступную связь с Берией. Кроме них, сказал Серов, арестованы министр внутренних дел Украины Мешик, начальник охраны Берии Саркисов и начальник его секретариата Людвигов. Мы все были поражены. Круглов поспешил закрыть заседание, сказав, что доложит товарищу Маленкову: Министерство внутренних дел и его войска остаются верны правительству и партии.
Судоплатов, по его словам, тут же позвонил секретарю партбюро 9-го отдела, вызвал его и проинформировал о том, что сказал им Круглов: Берия арестован как враг народа. Тот уставился на генерала с недоверием. Судоплатов призвал его проявлять бдительность, но сохранять спокойствие и предупредить членов партии, чтобы они не распространяли никаких слухов. Круглов, сказал Судоплатов, потребовал, чтобы арест Берии и его приспешников оставался в тайне до опубликования официального правительственного сообщения.
Судоплатов рассказывал, что список арестованных озадачил его тем, что в него попали не только большие начальники, но и простые исполнители вроде Саркисова, отстраненного Берией за три недели до своего ареста. После этого Саркисова назначили на должность заместителя начальника отдела по специальным операциям контрразведки внутри страны, но начальник отдела полковник Прудников отказался взять его к себе. Заместитель Берии Богдан Кобулов заявил Прудникову, участнику партизанской войны, Герою Советского Союза:
— Во-первых, кто ты такой, чтобы оспаривать приказы министра? А во-вторых, не беспокойся, Саркисов скоро уедет из Москвы. Твоей карьере он не угрожает.
Словом, было совершенно ясно, что Саркисов не в фаворе. Это свидетельствовало о том, что решение об аресте Берии было принято раньше, когда Саркисов был еще близок к нему, или же его принимали люди, не знавшие, что Саркисов снят с поста начальника охраны министра.
Берия был арестован по приказу Маленкова. Однако Судоплатов, по его словам, все же не мог себе представить, чтобы Берия выступил против Маленкова, с которым был в доверительных отношениях. Как только 26 июня 1953 года Берию арестовали, все сотрудники его секретариата, знавшие о письме Мдивани, порочившем Маленкова, были немедленно арестованы и брошены в тюрьму. И лишь после падения Хрущева, одиннадцать лет спустя, их амнистировали.
Сам Н. С. Хрущев в своих «надиктовках» об операции по аресту Берии рассказывал так:
— Как мы и условились, я предложил поставить на Пленуме вопрос об освобождении Берии (это делает Президиум ЦК) от всех постов, которые он занимал. Маленков все еще пребывал в растерянности и даже не поставил мое предложение на голосование, а нажал сразу секретную кнопку и вызвал таким способом военных. Первым вошел Жуков, за ним Москаленко и другие. Жуков был тогда заместителем министра обороны СССР. К Жукову тогда у нас существовало хорошее отношение… Почему мы привлекли военных? Высказывались такие соображения, что если мы решили задержать Берию, то не вызовет ли он чекистов, охрану, которая была подчинена ему, и не прикажет ли нас самих изолировать? Мы оказались бы бессильны, потому что в Кремле находилось большое количество вооруженных и подготовленных людей Берии… Вначале мы поручили арест Берии Москаленко с пятью генералами. Он с товарищами должен был иметь оружие, а их с оружием должен был провезти в Кремль Булганин. В то время военные, приходя в Кремль, сдавали оружие в комендатуре. Накануне заседания к группе Москаленко присоединились маршал Жуков и еще несколько человек. И в кабинет вошло человек десять или более того. Маленков мягко так говорит, обращаясь к Жукову: «Предлагаю вам как Председатель Совета Министров СССР задержать Берию». Жуков скомандовал Берии: «Руки вверх!» Москаленко и другие обнажили оружие, считая, что Берия может пойти на какую-то провокацию. Берия рванулся к своему портфелю, который лежал на подоконнике, у него за спиной. Я схватил Берию за руку, чтобы он не мог воспользоваться оружием, если оно лежало в портфеле. Потом проверили: никакого оружия там не было, ни в портфеле, ни в карманах. Он просто сделал какое-то рефлексивное движение.
Далее события разворачивались следующим образом. Берию взяли под стражу и поместили в здании Совета Министров, рядом с кабинетом Маленкова. И тут же решили, завтра или послезавтра, так скоро, как это будет возможно, созвать Пленум ЦК партии, где поставить вопрос о Берии. Одновременно освободить от занимаемой должности Генерального прокурора СССР, потому что он не вызывал у заговорщиков доверия и они сомневались, сможет ли он объективно провести следствие по делу Берии.
Итак, Берию арестовали. А куда его девать? Министерству внутренних дел заговорщики не могли доверить его охрану, потому что это было его ведомство, с его людьми.
— Тогда его заместителями были Круглов и, кажется, Серов, — продолжал Хрущев. — Я мало знал Круглова, а Серова знал лучше и доверял ему. Считал, да и сейчас считаю, что Серов — честный человек. Если что-либо за ним и имелось, как и за всеми чекистами, то он стал тут жертвой той общей политики, которую проводил Сталин. Поэтому я предложил поручить охрану Берии именно Серову. Но другие товарищи высказались в том смысле, что нужно быть все-таки поосторожнее. Круглову мы все же не доверяли. И договорились, что лучше всего поручить это дело командующему войсками Московского округа противовоздушной обороны Москаленко. Москаленко взял Берию, поставил вокруг своих людей и перевез его к себе на командный пункт, в бомбоубежище. Я видел, что он делает это, как нужно. На этом заседание закончилось…
В рассказе Н. А. Мухитдинова есть некоторые уточняющие детали. Как-то позднее они сидели в узком кругу, и Никита Сергеевич, будучи в хорошем настроении, откровенничая, рассказал, как изолировали Берию. По его словам, это была лично его идея. Вначале он рискнул поговорить об этом с Маленковым, хотя знал, что люди Берии следят за каждым членом руководства, разговоры подслушиваются. К тому же Маленков и Берия — давнишние друзья. Хрущев и Маленков обсудили этот вопрос шепотом в машине. Георгий Максимилианович, понимая страшную роль Берии, после некоторого раздумья все же согласился с доводами Хрущева. На следующий день состоялся конфиденциальный разговор с Ворошиловым, затем — с Кагановичем, который, выслушав, спросил:
— Кто еще поддерживает мнение Никиты Сергеевича?
Услышав ответ, дал согласие поддержать.
Булганин сразу же был решительно настроен на отстранение и изоляцию Берии. План обсуждения на Президиуме дела Берии и немедленного его ареста разрабатывался в строгой секретности. Было решено всю операцию осуществить силами военных, к ее подготовке был привлечен Г. К. Жуков, непосредственное руководство возглавил генерал К. С. Москаленко.
Как осуществлялась операция? В назначенное время члены Президиума ЦК вошли в зал заседаний. Когда одним из последних вошел и сел на свое место Берия, его охрана, прикрепленные и помощники, были тут же изолированы, эти помещения заполнили сотрудники спецгруппы во главе с К. С. Москаленко. В этот же момент были заменены посты охраны на этажах и в Кремле.
Маленков открыл заседание Президиума и объявил:
— Давайте рассмотрим вопрос по товарищу Берии.
И дал слово Хрущеву. Тот прямо, открыто изложил суть дела. Когда Берия начал решительно опровергать сказанное, к обвинениям подключились и другие. Уяснив до конца степень опасности, Берия протянул руку к портфелю, лежавшему на столе. В эту секунду Никита Сергеевич быстро отобрал портфель, заявив: «Шалишь, Лаврентий!» Там оказался пистолет. После острых перепалок Маленков объявил:
— Давайте созовем Пленум и там все до конца обсудим.
Все, кроме Берии, согласились. Когда Берия выходил из зала заседания, прямо у дверей его арестовали и увезли.
Содержали его под стражей не в тюрьме КГБ или МВД, а в одном из абсолютно изолированных и незаметных помещений Московского военного округа. Никто и предположить не мог, что именно там сидит Берия.
Что касается дальнейшей судьбы Берии, то после окончания допросов, следствия, составления обвинительного документа полагалось начать судебный процесс, но тут возникла одна проблема. Оказалось, что если подследственный имеет военный чин, то его может судить председатель суда, имеющий более высокий ранг или звание. А Берия был Маршалом Советского Союза и Героем Социалистического Труда. В связи с этим образовали «специальное судебное присутствие», которое возглавил маршал дважды Герой Советского Союза Иван Степанович Конев. Как завершился процесс, всем известно.
В пересказе хрущевской версии Мухитдиновым присутствует нигде больше не упоминающаяся деталь — обнаруженный Хрущевым пистолет в портфеле Берии. Это — явное лжесвидетельство, поскольку ни один из причастных к аресту Берии генералов эту деталь не подтвердил. Наоборот, и Жуков, и Конев отмечали, что портфель, к которому инстинктивно потянулся Берия и который вырвал у него из рук Хрущев, был пуст. Никите Сергеевичу, наверное, несуществующий эпизод с пистолетом понадобился, чтобы подчеркнуть перед собутыльниками, какому риску он подвергался. Хотя знающие люди говорили мне, что Берия и стрелять не умел. Это прерогатива охраны, а не первого заместителя главы правительства.
Факт ареста Берии на заседании Президиума ЦК в Кремле подтвердил и В. М. Молотов:
— На Политбюро его забирали. Прения были. Маленков председательствовал. Кто взял первым слово, я уже не помню. Я тоже в числе первых выступал, может, я даже первый, а может, и второй. Заседание началось обычное, все были друзьями, но так как предварительно сговорились, что на этом заседании будет арест Берии, то формально так начали все по порядку, а потом, значит, перешли… Были и другие вопросы, какие, я сейчас точно не могу вспомнить. Может быть, с этого началось, начали с этого вопроса вне очереди, а вероятно, кто-то поставил вопрос: просто надо обсудить Берию, и тогда, значит, в числе первых я выступил: «Я считаю, что Берия — перерожденец, что это человек, которого нельзя брать всерьез, он не коммунист, может быть, он был коммунистом, но это перерожденец, это человек, чуждый партии». Вот основная моя мысль. Я не знал так хорошо прошлого Берии, разговоры, конечно, слышал разные, но считал, что он все-таки коммунистом был каким-то рядовым и наконец наверху где-то попал в другую сторону дела.
После меня выступил Хрущев. Он со мной полемизировал: «Молотов говорит, что Берия — перерожденец. Это неправильно. Перерожденец — это тот, который был коммунистом, а потом перестал быть коммунистом. Но Берия не был коммунистом! Какой же он перерожденец?».
Хрущев пошел левее, левее взял. Я и не возражал, не отрицал. Это, наверное, правда была.
Берия говорил, защищался, прения же были. Выступал: «Конечно, у меня были ошибки, но прошу, чтоб не исключали из партии, я же всегда выполнял решения партии и указания Сталина. Сталин поручал мне самые ответственные дела секретного характера, я все это выполнял так, как требовалось, поэтому неправильно меня исключать…» Нет, он дураком не был.
Маленков нажал кнопку.
Берия и Маленков были друзьями. И к ним часто присоединялся Хрущев. Тоже хотел с ними быть.
Берия пришел на заседание, ничего не знал…
Против снятия Берии был Микоян, говоривший, что Берия — хороший работник и тому подобное. Видимо, боялся, что тот возьмет верх.
Комната была не оцеплена, но через комнату у Поскребышева сидела группа военных во главе с Жуковым. В комнате Поскребышева была приготовлена группа военных для ареста. Маленков нажал кнопку. Это был пароль. Маленков председателем был, ведал кнопкой. Вошли военные с Жуковым.
Маленков говорит: «Арестуйте Берию!».
Все изыскания историков по деталям ареста Берии, до того как после многолетнего молчания заговорил П. А. Судоплатов, сводились обычно к личности самого Берии. Судоплатов первым расширил диапазон проведенной операции за счет круга лиц, тоже подвергшихся арестам. Это свидетельствовало о том, что план устранения Берии тщательно обсуждался, в нем предусматривались также меры по задержанию его ближайших сподвижников.
27 Июня арестовали Богдана Кобулова. Это произошло в здании ЦК на Старой площади, куда его вызвали якобы для обсуждения кадровых назначений. Ставленника Берии министра внутренних дел Украины Мешика арестовали в помещении ЦК Компартии Украины.
Важную информацию два дня спустя после этих событий сообщил Судоплатову младший брат Константин, рядовой сотрудник Московского управления МВД. Его жена была машинисткой в секретариате Маленкова и работала в Кремле. От Константина встревоженный Судоплатов узнал, что Берия был арестован Жуковым и несколькими генералами на заседании Президиума ЦК партии и содержался в бункере штаба Московского военного округа. По ее словам, в Кремле в день ареста Берии царила нервозная обстановка. Суханов, заведующий секретариатом Маленкова, распорядился, чтобы все сотрудники в течение трех часов — пока длилось заседание Президиума — оставались на рабочих местах и не выходили в коридор. От Константина Судоплатов также узнал, что в Кремле (вещь совершенно беспрецедентная!) появились более десяти вооруженных генералов из Министерства обороны, которых вызвали в Президиум ЦК КПСС. По приказу Серова и Круглова, первых заместителей Берии, охрана правительства передала им несение боевого дежурства в Кремле. Среди них был и Брежнев, заместитель начальника Главного политуправления Советской Армии и ВМФ. Арестованы были еще два сотрудника МВД, о чем никому не объявлялось: начальник управления охраны правительства генерал-майор Кузьмичев и начальник учетно-архивного спецотдела «А» генерал-майор Герцовский.
Информация брата, по словам Судоплатова, серьезно встревожила его: борьба за власть в Кремле приняла опасные размеры. При Сталине входить в Кремль с оружием было строго-настрого запрещено. Единственные, кто имел при себе оружие, были охранники. Какой прецедент создавал министр обороны Булганин, приведя группу вооруженных офицеров и генералов с оружием! Вооруженные офицеры ничего не знали о цели вызова в Кремль. Министр обороны распорядился, чтобы они пришли со своим личным оружием, но ничего не объяснил. А что, если бы офицеров со спрятанным оружием остановила охрана, у кого-то не выдержали бы нервы и в Кремле началась стрельба? Последствия могли быть трагическими. По Судоплатову, маршал Жуков услышал о плане ареста Берии всего за несколько часов до того, как это произошло.
Начальника секретариата Берии Людвигова арестовали на футбольном матче двое высокопоставленных офицеров оперативного управления МВД, поджидавшие его у выхода со стадиона «Динамо». Они официально объявили ему, что он находится под арестом, и отвезли в Бутырскую тюрьму. Позже, в тюрьме, он рассказал Судоплатову, что в тот момент решил: его арестовывают по приказу Берии, и поэтому был потрясен, когда через несколько дней на допросе следователи сказали ему, что он обвиняется вместе с Берией в заговоре против Советского правительства. Он подумал, не провокация ли это со стороны Берии, чтобы вырвать у него ложные признания и избавиться от него. Потом мелькнула мысль: раз он женат на племяннице Микояна, Берия, близко знавший Микояна и иногда ссорившийся с ним, хочет иметь на него компромат. Впрочем, достаточно скоро прокуроры убедили Людвигова в том, что обвинения против него и Берии могут закончиться расстрелом обоих.
Начальника охраны Берии Саркисова арестовали в отпуске, и он также был совершенно уверен, что это сделано по приказу Берии.
Первый секретарь МГК КПСС и многолетний член Политбюро ЦК В. В. Гришин, оставив не по своей воле высокие посты в горбачевские времена, тоже нередко обращался к тем дням. Он провел за письменным столом немало часов, оставив ворох исписанных бумаг после своей скоропостижной смерти в узком коридоре московского райсобеса в ожидании приема по поводу пенсии. Эти бумаги потом рассортировал и подготовил к печати его бывший помощник в МГК Юрий Изюмов.
У Гришина сложилось впечатление, что Н. С. Хрущев страдал подозрительностью к людям, недоверием к работникам, боялся посягательств на его положение, на власть. По мнению Гришина, в какой-то мере этим объясняется факт ареста, осуждения и расстрела Берии. Хотя, конечно, он, может быть, больше других соратников Сталина повинен в массовых репрессиях, ибо возглавлял органы государственной безопасности. Но в осуждении его, несомненно, присутствовала и боязнь Н. С. Хрущева, что Берия мог оказаться наверху пирамиды власти. Никита Сергеевич не раз рассказывал, как после констатации смерти Сталина на Ближней даче в присутствии всех членов Президиума ЦК Берия, не поговорив ни с кем, вышел из комнаты, громко крикнул «Хрусталев, машину» и сразу куда-то уехал. Как предполагал Хрущев, в Кремль, искать, какие документы могли остаться после Сталина.
Видимо, уже тогда у Н. С. Хрущева утвердилась решимость устранить Берию. После похорон Сталина Никита Сергеевич начал переговоры прежде всего с Маленковым (тот был в дружбе с Берией), потом с другими членами Президиума ЦК. Он провел всю подготовительную работу по обсуждению на Президиуме ЦК, аресту, осуждению судом военного трибунала Берии к высшей мере наказания — расстрелу. К этому были привлечены генералы К. С. Москаленко, П. Ф. Батицкий, которым вскоре были присвоены звания Маршалов Советского Союза, маршал И. С. Конев и некоторые другие.
В. В. Гришин занимал в 1953 году не очень высокий пост и потому не был приглашен в Кремль на открывшийся в начале июля Пленум ЦК КПСС, на котором рассматривалось дело Берии. Из здравствовавших до 1998 года участников Пленума был Нуриддин Акрамович Мухитдинов.
1 Июля, вспоминает он, в Ташкент позвонили из Москвы и предложили в тот же день ему, а также другим руководителям республики Ниязову и Мельникову прилететь в Москву. Далее было сказано:
— Сообщите, каким рейсом прилетите, в аэропорту вас встретят и скажут, зачем пригласили.
Прилетели поздно вечером. Действительно, им тут же сообщили, что завтра, 2 июля, в 10.00 в Кремле в Свердловском зале откроется Пленум ЦК КПСС. Повестка дня будет оглашена при открытии Пленума.
И вот члены и кандидаты в члены ЦК, члены Центральной ревизионной комиссии и специально приглашенные собрались в зале. Члены Президиума ЦК заняли места в президиуме Пленума. Открывая его, Маленков объявил:
— На повестке дня один вопрос: «Дело Берии». Возражений нет?
Затем сообщил, что Президиум ЦК подробно рассмотрел и выявил множество вопиющих фактов нарушения Берией социалистической законности, уставных требований партии, злоупотребления служебным положением, самовольных действий, наносящих ущерб государству и народу.
Закончив речь, он предоставил слово Хрущеву. Никита Сергеевич рассказал о преступной деятельности Берии на протяжении ряда лет, о том, что Берия не только осуществлял массовые репрессии советских людей, но и в огромных размерах злоупотреблял служебным положением, что на деле граничило с уголовным преступлением, нанес огромный вред ключевым отраслям народного хозяйства, внутренней и внешней политике Союза ССР.
Эмоциональное выступление Хрущева было насыщено серьезными, конкретными примерами. В заключение он сказал, что Берия — враг партии и народа, замаскированный предатель, ему не может быть места в партии, в ЦК, государственных органах. Его место — в тюрьме.
Затем к трибуне подошел Н. Н. Шаталин. Он сообщил, что специальная комиссия обследовала рабочий кабинет Берии, приемную, дачу и квартиру, огласил результаты. Найдены документы, порочащие ряд деятелей, включая нескольких членов высшего руководства, другие секретные материалы, сведения особой важности, подлежащие хранению только в специальном архиве. Все это говорит о том, что Берия следил за другими членами руководства страны, накапливал доказательства для того, чтобы при удобном случае уничтожить этих людей. Говоря о моральном облике, нравственном уровне Берии, упомянул, что в его сейфах обнаружены дамские вещи, даже нижнее белье.
Разумеется, выступления вызвали глубокое возмущение. Раздался вопрос с места:
— Почему Берии нет здесь?
Председательствовавший Маленков ответил:
— После всестороннего обсуждения на Президиуме ЦК, во избежание провокаций и даже террора с его стороны, Берию арестовали. Он сейчас находится в тюрьме.
По предложению руководства Пленум единогласно вынес решение о снятии Л. П. Берии со всех постов, исключении его из партии и передаче дела судебно-следственным органам.
Нетрудно заметить нотки недоброжелательности Н. А. Мухитдинова в адрес Берии. В трактовке узбекского партийного лидера негативных оценок очень много. Безусловно, трудно ожидать объективности от человека, который был снят по распоряжению Берии с поста Председателя Совета Министров Узбекской ССР и назначен министром иностранных дел этой республики. Произошло это в мае 1953 года. После ареста Берии Мухитдинов был восстановлен в прежней должности, но обида на кремлевского царедворца осталась на всю жизнь.
Для лубянских генералов никогда не было тайной, что за переворотом в Кремле стоял Хрущев и что арестовали Берию его люди, не Круглов и Серов, заместители министра внутренних дел, а военные, подчинявшиеся непосредственно Булганину, который, как было известно всем, являлся человеком Хрущева. В 30-х годах они вместе работали в Москве, Хрущев был первым секретарем МК и МГК партии, а Булганин — председателем Моссовета. Тот факт, что Берию держали под арестом у военных, свидетельствовал: Хрущев взял «дело» Берии в свои руки.
Судоплатов рассказывал, что военные, по приказу Булганина, пошли на беспрецедентный шаг и не позволили Круглову, новому министру внутренних дел, провести допрос Берии. Маленков, формально все еще остававшийся главой правительства, хотя и отдал приказ об аресте Берии, на самом деле уже мало влиял на ход событий. Будучи близким к Берии человеком в предшествовавшее десятилетие, он, по существу, тоже был обречен.
Лубянские генералы в эпоху горбачевского правления намекали на существование писем, которые арестованный Берия адресовал из места содержания под стражей Хрущеву, Маленкову, Булганину, Кагановичу и Ворошилову. Мол, послания поступали еще в декабре 1953 года.
Такой информацией отставные генералы КГБ делились в связи с появившимися в перестроечной горбачевской печати публикациями о том, что суд над Берией был инсценирован, вместо него подсунули двойника, а самого его застрелили сразу же после ареста. По одной из версий, прямо на заседании Президиума ЦК КПСС.
Версии внесудебной расправы над отцом придерживался и его сын Серго Берия. Не изменил он своего взгляда и после распада Советского Союза.
— Ни в декабре, ни в ноябре, ни в октябре, ни в сентябре, ни в июле пятьдесят третьего года мой отец Лаврентий Павлович Берия ни писать «покаянных» писем рвавшемуся к власти товарищу Хрущеву, ни соответствующих показаний давать не мог, потому что был убит 26 июня 1953 года в городе Москве без суда и следствия. А было это так. Его вызвали в Кремль на заседание, но заседание почему-то отложили, и отец уехал домой. Обычно он обедал дома.
Далее, по рассказу С. Л. Берии, события развивались так.
Примерно в полдень в кабинете Бориса Львовича Ванникова, генерал-полковника, впоследствии трижды Героя Социалистического Труда, а тогда ближайшего помощника Лаврентия Берии по атомным делам, раздался звонок. Серго находился в кабинете Бориса Львовича — готовили доклад правительству о готовности к испытаниям.
Звонил летчик-испытатель Ахмет-Хан Султан, дважды Герой Советского Союза. С ним и с Сергеем Анохиным, тоже Героем Советского Союза, замечательным летчиком-испытателем, в те годы Серго вместе работал и сошелся близко.
— Серго, — кричит, — у вас дома была перестрелка. Ты все понял? Тебе надо бежать, Серго! Мы поможем…
У них действительно была эскадрилья, и особого труда скрыться, скажем, в Финляндии или Швеции не составляло. И впоследствии Серго не раз убеждался, что эти летчики — настоящие друзья.
Что налицо заговор против его отца, Серго понял сразу: что еще могла означать перестрелка в их доме? Об остальном можно было только догадываться. Но что значило бежать в такой ситуации? Если отец арестован, побег — лишнее доказательство его вины. И почему и от кого Серго должен бежать, не зная ни за собой, ни за отцом какой-либо вины? Словом, он ответил отказом и тут же рассказал обо всем Ванникову.
Из Кремля вместе с ним поехали к Серго домой, на Малую Никитскую. Это неподалеку от площади Восстания. Жила семья Берии в одноэтажном особняке еще дореволюционной постройки. Три комнаты занимал отец с матерью, две — Серго со своей семьей.
Когда они подъехали, со стороны улицы ничего необычного не заметили, а вот во внутреннем дворе находились два бронетранспортера. Позднее Серго приходилось слышать и о танках, стоявших якобы возле их дома, но сам он, по его словам, видел только два бронетранспортера и солдат. Сразу же бросились в глаза разбитые стекла в окнах отцовского кабинета. Значит, действительно стреляли… Охрана личная у отца была — по пальцам пересчитать. Не было, разумеется, и настоящего боя. Все произошло, как он понимал, неожиданно и мгновенно.
С отцом Серго и Ванников должны были встретиться в четыре часа. Не встретились…
Внутренняя охрана Серго с Ванниковым не пропустила. Ванников потребовал объяснений, пытался проверить документы у военных, но Серго уже понял все. Отца дома не было. Арестован? Убит? Когда возвращался к машине, услышал от одного из охранников: «Серго, я видел, как на носилках вынесли кого-то, накрытого брезентом…».
В Кремль возвращались молча. Серго думал о том, что только что услышал. Кто лежал на носилках, накрытых брезентом? Спешили вынести рядового охранника? Сомнительно.
Со временем он разыскал и других свидетелей, подтвердивших, что видели те носилки…
Совершенно невероятную, почти фантастическую историю рассказал С. П. Красиков. Она в значительной мере дополняет и развивает версию Серго Берии.
По словам этого офицера, в Кремль через Боровицкие ворота на очень большой скорости проскочили три машины с министром обороны маршалом Н. А. Булганиным и несколькими военными. Дежурный поста (ныне покойный) офицер Юрий Артамонов пропускать их без проверки (кроме машины с Булганиным) права не имел, и потому стал оправдываться, говоря, что он пропустил одетых в военную форму и имеющих право свободного проезда маршалов Булганина, Ворошилова и Берию. Но ответственный дежурный по ранним докладам знал, что Берия и Ворошилов находились в Кремле, и стал требовать от Артамонова исполнения инструкции табели поста и точного доклада. Артамонов вконец зарапортовался и убедительного объяснения найти не мог.
Три «ЗИЛа» с неизвестными военными на территории Кремля — дело нешуточное. Ответственный дежурный уже был готов объявить тревогу, как от генерала И. А. Серова последовал приказ тревоги не объявлять: проехали-де приглашенные на совещание Маршалы Советского Союза, список на пропуск которых дежурному скоро будет представлен.
Снятый за халатность Артамонов был снова поставлен на пост. Внутреннюю же кремлевскую охрану в здании правительства Кремля с постов сняли, загнали в караульное помещение, у входа в которое выставили офицеров контрразведки армии. Их же поставили на внутренние посты вместо снятых с постов чекистов. Заместитель председателя КГБ генерал армии И. А. Серов вошел в приемную кабинета Л. П. Берии и кинжалом перерезал телефонные провода.
После ареста Берии все спустились к автомашинам: Булганин, Маленков и Берия сели в автомашину Никиты Сергеевича.
За это время не подготовленные к постовой кремлевской службе армейские контрразведчики допустили ряд служебных нарушений пропускного режима, и их вновь заменили офицерами-кремлевцами. Вышел на выездной пост из Спасских ворот и Красиков. Только принял пост, видит, от здания правительства вдоль Кремлевской стены к нему бежит И. А. Серов. Тогда еще не было между Кремлевской стеной и зданием четырнадцатого корпуса разделительной металлической ограды и ворот.
Подбежал, командует:
— Отсеки машину охраны Берии от кортежа и прикажи вернуться в гараж.
— Они не исполнят моего приказа, товарищ генерал. Я остановлю, а вы приказывайте, что следует им исполнять.
Едва они успели обменяться тирадами, как из-за угла административного здания на бешеной скорости вылетело несколько правительственных автомобилей. Машины прикрытия с асами-шоферами экстракласса, точно соревнуясь друг с другом в лихости езды и нарушениях правил дорожного движения, пытались сесть на хвосты автомашинам своих охраняемых.
Красиков, по его словам, включил зеленый свет на выезд, пропустил машину Хрущева и увидел в ней на заднем сиденье Никиту Сергеевича, Маленкова, Булганина, а на откидном стульчике в накинутом на плечи пиджаке Лаврентия Берию. Все четверо весело улыбались, точно только что услышали веселый анекдотец. Подняв жезл в положение «Внимание!», Красиков пригасил скорость автомашин, а автомашину прикрытия Берии, пытавшуюся на высокой скорости обойти колонну слева, остановил. Офицеры бериевской охраны покрыли его самыми непотребными словами, но шофер посадил машину на тормоза и получил строгий приказ И. А. Серова срочно вернуться в гараж особого назначения. Приказ был безоговорочно выполнен.
Не исключено, что мирно беседовавшие Хрущев, Маленков и Булганин проследовали на машинах во двор особняка Берии и там либо арестовали, либо уничтожили всесильного соперника. Ибо охрана Берии была Серовым отсечена. Но что именно они выехали из Спасских ворот вчетвером в одной машине, Красиков, по его словам, готов поклясться хоть перед Богом.
И еще одна странная история, тоже рассказанная С. П. Красиковым.
В середине 70-х годов он с женой Неллой Ивановной Счастной квартировал на берегу моря в Гантиади в особняке некоего Николая Федоровича. Заговорили об аресте Берии. По предположениям гостя, прикрепленные к Л. П. Берии Надарая и Саркисов, а также сын Серго были арестованы. Хозяин дома уверял, что он отлично знает всех троих, а с сыном Берии Серго даже водит дружбу. Более того, попросил Красикова принять участие в ленче, на который он назавтра пригласил упоминаемых лиц. Красиков решил, что Николай Федорович его попросту разыгрывает, и с улыбкой предложение принял. Каково же было его удивление, когда в полдень названные лица явились, причем бывшие прикрепленные выглядели, как неподвластные времени люди, свежо и прекрасно, и только Серго Лаврентьевич Гегечкори (Берия) раньше времени оказался припорошенным снежком седины.
Николай Федорович потянул Красикова в компанию, но он от застолья предпочел отказаться. Ему сразу подумалось, что Надарая с Саркисовым стали бы уверять сына Берии в том, что-де не заметили, как из-под их наблюдения ушла машина с Лаврентием Павловичем, отлично зная, что оставили машину хозяина без охраны по приказу Серова. Добровольно отказаться от придуманной для них легенды они бы не посмели. Слишком многим они рисковали. Но ведь Красиков был живым свидетелем другого, о чем бы не преминул заявить. Поверил бы ему Серго? А если нет? В его глазах он бы выглядел последним лгуном, а в глазах бывших охранников шефа госбезопасности СССР Л. П. Берии — не иначе как предателем. Видя, что дело принимает дурной оборот, Красиков с женой ретировались.
Серго Лаврентьевич предположительно считает, что арест его отца произошел в особняке на улице Малой Никитской, куда члены Политбюро были приглашены его отцом на обед. Однако арест подозреваемого произошел далеко до полудня. Победители же, как известно, есть и пить из одной чаши, а тем более сидеть за одним столом с арестантами не рискуют. Скорее всего, кто-то из охраны воспротивился осаде бериевского дома или не поддался разоружению. Возникла перестрелка, в которой тот погиб и был унесен на носилках, прикрытых мешковиной.
Известно, что большинство офицеров бериевской охраны, расквартированной в особняке на Малой Никитской, накануне ареста хозяина были отправлены в отпуска и заменены на офицеров других служб. Но даже и те на короткое время были арестованы. Освободили их лишь спустя несколько месяцев. На докучливые вопросы сослуживцев, где они пребывали и что с ними произошло, они испуганно оглядывались и уходили от разговора.
Прошли годы. Сегодня уже всем ясно, что аргументация Н. С. Хрущева об упреждающем аресте Берии, который якобы готовил государственный переворот, неубедительна. П. А. Судоплатов был одним из первых, кто, вопреки сложившимся представлениям о Берии, доказал, что он не вступал ни в какие заговоры с целью захвата власти и свержения коллективного руководства. Для этого у него не было реальной силы и поддержки в партийно-государственном аппарате. Предпринятые им инициативы показывали, что он хотел лишь усилить свое влияние в решении вопросов как внутренней, так и внешней политики. Берия использовал свои личные связи с Маленковым и фактически поставил его в трудное положение, изолировав от других членов Президиума ЦК партии. Однако положение Берии целиком зависело от Маленкова и его поддержки. Берия раздражал Маленкова: в союзе с Хрущевым Берия поспешил избавиться от Игнатьева, человека Маленкова, который отвечал за партийный контроль над органами безопасности. Маленков, в свою очередь, переоценил собственные силы. Он не видел, что поддержка Берии была решающей для его положения в Президиуме ЦК. Дело в том, что Берия, Первухин, Сабуров и Маленков представляли относительно молодое поколение в советском руководстве. «Старики» — Молотов, Ворошилов, Микоян, Каганович, — лишенные Сталиным реальной власти в последние годы его правления, враждебно относились к этому молодому поколению, пришедшему к власти в результате репрессий 30-40-х годов. Между этими двумя возрастными группами в марте — апреле 1953 года установилось зыбкое равновесие, но общественный престиж старших лидеров был выше, чем у Маленкова, Хрущева и Берии, которые в глазах народа являлись прислужниками Сталина, а вовсе не любимыми вождями.
Хрущев успешно маневрировал между двумя этими группами — он поддерживал Берию, чтобы ослабить Маленкова, когда Игнатьев оказался скомпрометированным после провала дела о «заговоре врачей». Поддерживал он его и тогда, когда надо было лишить Маленкова власти, которую давал ему пост секретаря ЦК. Хрущев вовремя воспользовался недовольством среди других руководителей, вызванным всплеском активности Берии, чтобы устранить его. В 1952 году был упразднен пост Генерального секретаря ЦК партии, это сделало Хрущева единственным членом Президиума ЦК КПСС среди секретарей ЦК. Для достижения высшей власти в стране ему необходимо было избавиться от Маленкова как от главы правительства и ЦК. Для этого нужно было разрушить альянс Маленков — Берия, который обеспечивал Маленкову реальную власть и контроль за работой партийного и государственного аппарата. Хрущеву необходимо было поставить во главе органов безопасности и прокуратуры преданных ему людей.
Архивные документы свидетельствуют, что Хрущев после ареста Берии перехватил инициативу. Под его нажимом Президиум ЦК снял генерального прокурора Сафонова и назначил на эту должность хрущевского протеже Руденко. Только что назначенному генеральному прокурору 29 июня 1953 года поручили расследование дела Берии. Чтобы представить себе, в какой спешке оно проводилось, следует иметь в виду, что его вели в основном те же следователи, которые до этого занимались прокурорским надзором так называемого «сионистского заговора» и «дела МГБ». Собственно, лубянские генералы никогда не верили, что Берия организовал заговор, чтобы захватить власть.
После того, как об аресте Берии объявили официально и он был исключен из партии и назван врагом народа, состоялся партийный актив руководящего состава Министерства внутренних дел. По воспоминаниям присутствовавшего там П. А. Судоплатова, выступления Маленкова и Шаталина с объяснением причин ареста Берии для профессионалов, собравшихся в конференц-зале, прозвучали наивно и по-детски беспомощно. Аудитория молча выслушала откровения Шаталина о том, что для усыпления бдительности Берии Центральный Комитет сознательно пошел на обман, принимая заведомо ложные решения и отдавая соответствующие распоряжения. Все это было беспрецедентно. Все сидевшие в зале знали, что кремлевское руководство ни при каких обстоятельствах не приняло бы ни одной директивы для обмана членов партии даже ради самой благородной цели.
Судоплатов, по его словам, был тогда настолько наивен, что верил: при Сталине все было по-другому. Да и все полагали, что подобный цинизм невозможен. Шаталин между тем продолжал свое выступление. Он сказал, что руководство Центрального Комитета партии и товарищ Маленков вместе с прославленными военачальниками — он упомянул маршала Жукова и генералов Батицкого и Москаленко, которые помогли провести арест Берии, — совершили героический подвиг.
— Совсем непросто было спланировать и провести арест такого злодея, — сказал Шаталин.
Эйтингон, Райхман и Судоплатов, сидевшие рядом, обменялись многозначительными взглядами. Они сразу поняли, что никакого бериевского заговора не существует, был антибериевский заговор в руководстве страны.
В 1998 году полковник Первого главного управления КГБ СССР Владимир Леонидович Пещерский рассказывал автору этой книги под диктофонную запись, как проходило собрание актива внешней разведки с участием Хрущева летом 1953 года в многоэтажном клубе КГБ на Малой Лубянке.
Из воспоминаний В. Л. Пещерского. При появлении Хрущева и сопровождавшей его свиты офицеры у входных дверей вытянулись по стойке «смирно» и взяли под козырек. В просторном зале с высоким потолком Хрущев сразу же прошел в президиум собрания, не без сутолоки заняли места другие члены президиума. Хрущев со знанием дела и видимым удовольствием повел заседание актива, успев во вступительном слове осудить людей, которые до этой минуты представляли основу, суть разведки.
Затем Хрущев предоставил слово Сергею Романовичу Савченко, руководителю внешней разведки. Савченко с 1922 года служил в органах безопасности, главным образом в пограничных частях и в высших погранучилищах. С 1949 года, с момента создания Комитета информации, занимал должность первого заместителя его председателя В. М. Молотова.
Догадываясь, что разговор будет трудным, но, не представляя даже приблизительно, насколько мучительным, Савченко по написанному тексту начал с привычного захода о подчиненности разведки народу и партии. Но Хрущев не намеревался слушать официальный, неизбежно скучный в таких случаях самоотчет. Развернувшись в сторону трибуны, он оборвал Савченко на полуслове.
— Ты вокруг да около не ходи. Скажи прямо, как с Берией дезинформировали правительство и партию, обманывали советский народ!
— Я прежде всего выполнял свой долг перед Родиной. Указаниям Берии следовал только потому, что он был наделен высшими полномочиями и курировал дела разведки. У меня не было оснований подозревать его в скрытом умысле.
Хрущев взорвался. Он никак не ожидал, что кто-то с самого начала примется возражать ему.
— Да как ты смеешь?! — Но через силу взял себя в руки и на полтона ниже продолжил. — Ты лапшу на уши не вешай! Скажи-ка честно своим товарищам, вот они в зале сидят, как разведку развалили, как в холуях у Берии ходил, как до такой жизни дошел?
Савченко нахмурился и уставился в доклад, намереваясь продолжить. Но Хрущев явно не желал слушать никаких объяснений.
— Чего там! — Хрущев махнул рукой. — Пусть выступает следующий.
Савченко сошел с трибуны, еще не зная, что он больше никогда не увидит этого клуба и закончит службу на низкой должности в системе госбезопасности Украины.
Вышел Арсений Васильевич Тишков. В годы войны он находился при штабе югославской Народно-освободительной армии как офицер связи и обеспечивал безопасность маршала Тито. Затем был резидентом внешней разведки в Будапеште. С 1951 года возглавлял одно из ведущих управлений разведки. Слушая его, Хрущев недовольно вертел головой и бросал в зал реплики.
— Все не то, все не о том.
Первый секретарь ЦК, чувствовалось, основательно подготовился к встрече и знал, кого и за что можно крепко прихватить.
— Ты лучше скажи собранию, — остановил он Тишкова, — смотрящим на тебя чекистам, как ты на сделку с совестью пошел и согласился стать личным представителем Берии при Тито?!
Тишков взглянул в зал, на разгоряченного Хрущева.
— Это не совсем так. Но кто рискнул бы тогда отказать в просьбе Берии? Утратить его доверие было равносильно вынесению смертного приговора.
Хрущев продолжал наседать.
— Вон ты какие песни запел. А о чем шептался с Берией, не забыл?
— Нет, Никита Сергеевич, я не трус и ничего не забыл. За ошибки готов ответить. А с Берией вел себя как офицер разведки.
Тишков обдумывал, что следует еще рассказать, но это за него решил Хрущев.
— Ты инструкции Берии помнишь? А ну ответь, как должен был внушить Тито мысль о том, что только с ним, с Берией, можно и надо вести дела в Советском Союзе. Молотов веса в советском руководстве не имел и потерял его доверие. Он бесперспективен и ориентироваться на него не следут. Так или не так было дело?
— Не знаю, кто составлял эту инструкцию, я ею не пользовался.
Тишков покинул трибуну. Назавтра он был смещен и назначен на новую должность — заместителя начальника разведывательной школы.
Хрущев выпускал далее на трибуну заместителей начальников управлений и руководителей отделов. Получив у него наглядный урок, кое-кто из них не стеснялся в выражениях, подменяя предметную критику бранью и сведением личных счетов. Хрущева забавляла эта ситуация, где он выступал высшим судьей. Вместе с тем он прислушивался к выступавшим, стараясь почерпнуть новые сведения и понять этот сложный механизм, с которым столкнулся лицом к лицу.
Скоро в органах госбезопасности начались массовые увольнения, которые не миновали и разведку. Уволен был П. М. Фитин, с 1939 по 1946 год возглавлявший внешнюю разведку. После суда над Берией Хрущев не проявил никакого интереса к Фитину и даже не пытался восстановить справедливость. Последнему с большим трудом удалось устроиться директором фотокомбината Союза советских обществ дружбы с заграницей, где он проработал до конца своей жизни. Фитин так и не добился генеральской пенсии из-за неполной выслуги лет и получал немногим более двадцати семи рублей в месяц. Под сокращение попала и З. И. Рыбкина (литературный псевдоним Воскресенская), отважная разведчица, не раз выполнявшая за кордоном сложные задания. Ее уволили из центрального аппарата и предложили возглавить в органах милиции Воркуты работу с малолетними преступниками. Имея звание полковника разведки, но ограниченную выслугу лет для получения соответствующей пенсии, она отправилась, можно сказать, на три года в добровольную ссылку. Подобные примеры были далеко не единичны.