Тайны ушедшего века. Лжесвидетельства. Фальсификации. Компромат.

Губительный путь.

Из выступления министра обороны Р. Я. Малиновского на октябрьском Пленуме ЦК КПСС 14 октября 1964 года.

Развенчивая культ Сталина, Хрущев создавал свой. Перестал советоваться и все возражения отвергал с ходу. Поэтому люди стали избегать высказывать свои мысли.

Карибский кризис мы создали сами и с трудом выкрутились. В итоге мы тут много потеряли, и наш авторитет оказался подмоченным.

Реорганизацию и сокращение армии провели непродуманно. Миллион двести тысяч у нас не получилось. Потом был поход против авиации как анахронизма. Здесь он пошел вопреки логике и принес прямой вред. Не соглашавшихся с ним обзывал рутинерами. Все это било по нашей боеготовности.

Флот. Десять лет утверждалась программа строительства. Но и сегодня нельзя сказать, что все утрясено. А совсем недавно под удар попали танки…

Ракетная техника. Челомей (академик АН СССР, конструктор крылатых ракет. — Н. З.) через Сережу (сын Хрущева, работал у Челомея. — Н. З.) обрабатывал папу, как хотел, всеми силами тянул свою «крылатку». А Сережа делал погоду своими докладами отцу из первых рук. С большим трудом и даже с помощью обмана прошла «штука» Макеева (создатель баллистических ракет. — Н. З.).

На Пленуме и другие военные говорили о том, что Хрущев с легкостью неимоверной, как подгулявший купчик, творил свою волю. Однажды ему показали боевую машину пехоты, на что он ответил: «Раз есть снаряд, пробивающий броню, делайте простые автомобили». Корабль, по его выражению, должен был стать «крылатым, ныряющим, плавающим». Даже самое богатое воображение не могло представить корабль, обладающий одновременно всеми этими свойствами.

Странно, если бы было иначе. У Хрущева было воинское звание всего лишь генерал-лейтенанта, которое он получил в 1943 году. Специального военного образования он не имел. Назначался членом Военного совета Юго-Западного направления, ряда фронтов. Впрочем, сравнивать его военные заслуги с заслугами поистине видных военачальников вряд ли уместно. Некоторые живописные полотна 50-60-х годов воспевали военное мужество и полководческую мудрость Никиты Сергеевича. Однако ни документы военной поры, ни воспоминания соратников, ни даже собственные мемуары Хрущева не дают подтверждения этому. Полотна свидетельствуют лишь о том, что и он, увы, как многие государственные деятели, не избежал искушения быть запечатленным в героическом виде. На войне он был человеком, в меру сил старавшимся добросовестно выполнять свои обязанности, но не оказывавшим существенного влияния на ход событий.

Из беседы Ф. Чуева с Л. Кагановичем:

Каганович. Я Хрущева выдвигал. Он был способный человек. Но самоуверенный. Попал не на свое место. В качестве секретаря обкома, крайкома он мог бы работать и работать. А попал на пост секретаря ЦК, голова у него вскружилась, а главное, он линию непартийную повел шумно очень. То же самое о Сталине можно было по-другому провести.

Я выдвигал Хрущева. Я считал его способным. Но он был троцкист. И я доложил Сталину, что он был троцкистом. Я говорил, когда выбирали его в МК. Сталин спрашивает: «А сейчас как?» Я говорю: «Он борется с троцкистами, активно выступает, искренне борется». Сталин тогда: «Вы выступите на конференции от имени ЦК, что ЦК ему доверяет». Так и было.

Чуев. Этот эпизод я слышал в таком виде. Уже после «антипартийной группы» Хрущев выступал и сказал примерно так: «Каганович хотел меня уничтожить. Когда меня выдвигали в МК, в последний момент Каганович встал и сказал: «Товарищ Сталин! Хрущев был троцкистом». А Сталин говорит: «Товарищ Каганович, мы об этом знаем».

Каганович. Серьезно?

Чуев. Да, так рассказывают.

Каганович. Я пишу Сталину записку, кого я выдвигаю. И вот Хрущева выдвигаю. А он был троцкистом. Я должен выступать на конференции. Он подошел ко мне со слезами: «Как мне быть? Говорить ли мне на конференции, не говорить?» Я говорю: «Я посоветуюсь со Сталиным». Сталин сказал: «Ну, хорошо, он был троцкистом, пусть выступит, расскажет. Потом ты выступишь и скажешь: ЦК знает это и доверяет ему…» Так и было сделано.

К горьким, но симптоматичным выводам приходит ветеран госбезопасности, один из ее руководителей в последние перед развалом Советского Союза времена, генерал армии Ф. Д. Бобков.

Глядя на все, что происходило в стране, через призму той деятельности, которой ему самому приходилось заниматься, он задумывается: какие же политические процессы привели, по существу, к краху советской государственности? И здесь в первую очередь ему хочется сказать о партии. Не зря же в американских планах «холодной войны» разрушению коммунистической партии в СССР придавалось первостепенное значение.

Никаким президентским указом «закрыть» компартию невозможно. Партия начала утрачивать свое истинное значение намного раньше, когда ее вынудили заниматься хозяйственными вопросами, превратив в инструмент экономической, а не политической деятельности. Произошло не только сращивание партии с государством и создание так называемого партийно-государственного аппарата, фактически партия отошла от своей истинной роли. Она взяла на себя руководство и контроль над государством, и это привело к тяжелейшим последствиям.

До войны в партийном аппарате не существовало хозяйственных структур. Хотя аппарат этот и влиял на государственную деятельность, но все-таки в значительной степени он занимался партийно-политической работой, не случайно же в структуре партийных органов основным считался тогда отдел агитации и пропаганды. В годы войны ЦК партии превратился в аппарат Государственного комитета обороны, которому была подчинена вся хозяйственная жизнь страны. Комитет руководил промышленностью, сельским хозяйством, культурой. Все советские и государственные органы, начиная с Совнаркома, были подчинены ЦК партии, который фактически взял на себя всю исполнительную власть. В условиях военного времени это было необходимо. Но вот кончилась война, и ХIХ съезд партии открывал перед страной совсем иные перспективы. Решения съезда по кадровым вопросам предполагали коренным образом изменить функциональную роль партии в государстве. Сейчас, когда Бобков размышляет над всем этим, ему представляется, что партия постепенно начинала отходить от хозяйственных дел. Недаром съезд предлагал новую структуру руководства партии: вместо Политбюро был создан Президиум ЦК, в составе которого появилось много новых имен, главным образом, людей молодых, энергичных, как тогда представлялось — лучшая часть интеллектуальных сил. Съезд избрал в Президиум ЦК 25 членов и 11 кандидатов.

Все, казалось, шло к тому, что партия вернется к своей основной идеологической работе, хозяйственными проблемами снова займется правительство. К сожалению, этого не произошло. С приходом к власти Хрущева все вернулось на круги своя.

5 Марта 1953 года умер Сталин, и уже на следующий день был создан новый Президиум ЦК, куда вошли всего девять человек — только те, кто входил в состав Политбюро до ХIХ съезда. В кандидатах, как и прежде, остались четыре человека. Значительно позже Президиуму вернули старое название — Политбюро, но надежды на уход партии из сферы хозяйственной деятельности не сбылись, напротив, основное место в аппарате ЦК заняли отраслевые отделы: промышленный, транспортный, сельскохозяйственный. Руководство хозяйством полностью захлестнуло партийных работников всех рангов — от сельских райкомовцев до аппаратчиков ЦК. А коль скоро партию окончательно превратили в инструмент хозяйствования, то партийные работники все чаще и чаще дискредитировали себя в глазах общества, тем более что многие из них в экономике были абсолютно некомпетентны, но считали, что им дано право поучать специалистов, требовать выполнения заведомо нереальных планов и сурово взыскивать за просчеты и ошибки вплоть до исключения из партии и возбуждения уголовного дела. И здесь тон задавал Хрущев.

Решения ХIХ съезда партии открывали перед страной широкие перспективы, но путь, по которому ее повел Н. С. Хрущев, оказался губительным. Сталин дважды упустил возможность возродить авторитет партии, хотя после ХIХ съезда такая перспектива наметилась. Хрущев тоже не воспользовался ею, и в этом состояла его роковая ошибка. Не сумели исправить положение и его преемники, что послужило в конечном счете одной из главных причин развала партии и государства.

Что можно добавить к этим горестным заметкам умного, усталого человека? Действительно, Хрущев сознательно создавал отраслевые отделы ЦК, укрепляя свои позиции в борьбе с Маленковым, а потом с Булганиным, возглавлявшими Совет Министров.

И еще мнение одного очень умного человека, доктора исторических наук профессора Р. И. Косолапова. Ричард Иванович тоже отличается широтой охвата исторических событий, глубоким анализом причинно-следственных связей.

Р. И. Косолапов считает, что секретный доклад «О культе личности и его последствиях», с которым Хрущев выступил 25 февраля 1956 года, готовился узкой группой лиц (называют обычно Петра Поспелова и Дмитрия Шепилова) и был вынесен на съезд самочинно, без коллективного одобрения. «Он обманул ЦК», — говорил Косолапову Дмитрий Чесноков, бывший тогда членом Президиума ЦК КПСС. Хрущева частенько, прежде всего на Западе, похваливали за такую «смелость», но, в сущности, поведение его было антипартийным. Ведь прений по докладу не открывали, ограничившись резолюцией в десять строк. В силу этого то, что потом громко именовалось «линией» или же «духом ХХ съезда», строго говоря, так и не получило статуса партийной легитимности.

Дело вовсе не в том, что Сталина-де не за что было критиковать, как до сих пор утверждают некоторые ветераны. Ответственность Сталина за многочисленные проявления произвола, политические ошибки и нарушение законности не подлежит сомнению. Дело в другом, а именно в том, что хрущевская критика велась как бы со стороны. Она била по всей партии и каждому коммунисту, задевала, перехлестывая через край, несмотря на ритуальные поклоны, Ленина, теорию и практику научного коммунизма. Не случайно в стане его противников поднялся радостный ажиотаж. Ликовали все антисоветчики — от колчаковцев до власовцев, от уцелевших гитлеровцев до маккартистов. С тех пор жупел сталинизма был взят на вооружение различными отрядами реакции и контрреволюции.

Нет сомнения в том, что КПСС легко перенесла бы прививаемую ей хрущевцами болезнь мещанского самоедства, будь партийные кадры способны на взвешенный конкретно-исторический анализ. В репрессиях, приведших к гибели немало невинных людей, они могли бы увидеть сложное проявление классовой борьбы, ее не понятых Сталиным новых форм, в частности, проникновения в правоохранительные органы чужеродных элементов, которые как раз к тому и стремились, чтобы дискредитировать и обескровить Советскую власть, зачастую разя доверенным ей мечом и тех, кто был ей предан. Разве не наблюдали мы в 60-80-х годах аналогичное проникновение в мозговые структуры советского общества — аппарат ЦК КПСС и Академию наук СССР — антимарксистов и антикоммунистов, которые все более откровенно работали не на упрочение, а на демонтаж социализма, освящая своими «учеными» титулами буквально все, что шло «из-за бугра»? Только крах горбачевской «перестройки» и капитализаторская горечь ельцинских «реформ» позволили всерьез осознать, какие силы были вызваны к жизни Хрущевым.

Тогда это так не оценивалось, но реакция начала шаг за шагом теснить позиции социализма. Подрыв целостной плановой экономики непродуманным региональным дроблением народнохозяйственного комплекса на совнархозы; деградация производительных сил аграрного сектора, обеспеченная ликвидацией машинно-тракторных станций; кукурузный шаблон «от Сухуми до Якутии» и погром травопольной системы земледелия; вытеснение сельского населения в города гонениями на личное подсобное хозяйство; ослабление сети бытового обслуживания поспешным огосударствлением промышленной кооперации — таковы лишь некоторые хрущевские «художества», шедшие вразрез с принятыми ранее научными установками.

Однако главное, о чем приходится сожалеть, обозревая сорокалетний период, — это общая дезорганизация развития страны. Навязанный ХХI съезду голословный вывод о «полной и окончательной победе социализма» резко снизил требования к новому строю и размагнитил кадры. В том же направлении сработала и принятая ХХII съездом Программа КПСС, которая наметила построение в основном коммунистического общества на рубеже 80-х годов и, в силу своей утопичности, вскоре стала дискредитировать эту идею. «Оттепель» дала распутицу.

На ХIХ партсъезде (05–14.10.52) состоялось переименование ВКП (большевиков) в КПСС под тем предлогом, что с победой ленинизма меньшевистское, буржуазно-оппортунистическое крыло в партии якобы перестало существовать. Сталину тут изменила обычная осмотрительность. Он должен был не только помнить, что России часто мстила ее мелкобуржуазность, но и учесть, что ВКП(б), образно говоря, дважды погибнув на полях Отечественной войны, имела в значительной степени обновленный состав, правда, обстрелянный в огне сражений, но сильно нуждающийся в идейно-политической закалке. Вирус меньшевизма (правого и левого) никогда не покидал КПСС и всякий раз оживлялся, когда в обществе в силу тех или иных причин активизировались капиталистические тенденции. Думающие старые партийцы, начинавшие работать еще до войны, называли деятелей из высшего руководства, «хромавших на правую ножку», — Георгия Маленкова, Лаврентия Берию, Анастаса Микояна, а также Никиту Хрущева. По-видимому, этот уклон и реализовался в дальнейшем, оседлав реальную потребность общества в высвобождении инициативы масс, всесторонней демократизации.

Сталин, несмотря на потери командного состава Красной Армии в результате прискорбных репрессий 30-х годов и поражений первого года войны, блестяще справился с формированием офицерского корпуса, который во всем мире был признан образцовым. Свой звездный урожай Никита Хрущев, а потом и Леонид Брежнев собирали с трудов ученых и конструкторов, инженеров и рабочих тех перспективных отраслей, которые заложил он: гидро- и атомной энергетики, авиа- и ракетостроения, космонавтики и радиотехники. Но подготовить столь же профессионально и нравственно безупречную когорту партийно-государственных руководителей Сталин не сумел. Нельзя сказать, что он не пытался это делать. «Как-то в 1947 году, — вспоминал Микоян, — Сталин выдвинул предложение о том, чтобы каждый из нас подготовил из среды своих работников 5–6 человек, таких, которые могли бы заменить нас, когда ЦК сочтет нужным это сделать. Он это повторял несколько раз, настаивал». Однако, судя по той же микояновской записи, это жизненно значимое для советского строя предложение натолкнулось на доказывание чиновниками собственной незаменимости и, по сути, саботировалось.

И, наконец, портрет самого творца «оттепели», скорее напоминавшей распутицу. Доктор исторических наук А. Понамарев, специализирующийся на хрущевской эпохе и личности ее творца, пишет, что и сегодня, отмечая вероломство, мстительность Хрущева, как правило, приводят лишь факты, относящиеся к первым годам после смерти Сталина: закулисные маневры при освобождении с занимаемых высоких постов В. М. Молотова, Г. М. Маленкова, Н. А. Булганина, безжалостная дискредитация маршала Г. К. Жукова и т. д. Между тем эти качества Хрущев проявил еще в предвоенные годы, возглавляя вначале московскую, а затем украинскую партийные организации. Да и в доверие к «вождю» он вошел во многом благодаря откровенному подхалимажу и активнейшему участию в массовых репрессиях. Могут сказать, что в этом повинен не только он. Бесспорно. Но то, что среди первых секретарей местных партийных организаций тех лет особенно рьяно действовал именно Хрущев, подтверждают сохранившиеся документы, хотя Никита Сергеевич изрядно «почистил» архивы, уничтожая все, что бросало на него тень. Сохранившихся материалов достаточно для характеристики его деятельности в те недоброй памяти годы.

Еще в 1930 году, избранный по требованию тогдашнего руководителя Московской партийной организации Л. М. Кагановича секретарем партячейки Промакадемии ВСНХ, Хрущев учинил в ней настоящий погром. В течение двух-трех месяцев там устроили «проработку» десяткам коммунистов. Обвинение — связи с «бухаринцами». Исключение из партии или строгий выговор, а затем, как правило, изгнание из академии обрушились на головы почти 40 человек. Уже тогда некоторые из «проштрафившихся» обвиняли секретаря ячейки в ударах «ниже пояса». «В ответ на оглашенное тов. Хрущевым заявление, — говорил один из них, — что якобы я веду на швейной фабрике явно фракционную работу и что брат у меня бывший белый офицер, с которым поддерживаю связь, категорически отрицаю и заявляю, что это наглая ложь». «Два месяца нахожусь под ударом, — жаловался другой. — Я не понимаю, чего вы от меня хотите. Вы меня пытаете».

В начале 1932 года, когда Хрущев с помощью Л. М. Кагановича продолжает пробиваться наверх, один из столичных функционеров записал в своем дневнике: «Меня и некоторых других удивляет быстрый скачок Хрущева. Очень плохо учился в Промакадемии. Теперь — второй секретарь, вместе с Кагановичем. Но удивительно недалекий и большой подхалим». Он же, присутствуя в ноябре 1936 г. на Чрезвычайном VIII Всесоюзном съезде Советов, где обсуждалась новая Конституция страны, заносит в дневник следующие оценки происходящего: «Все по мере сил славословят т. Сталина. Особенно выделяется славословие Хрущева… Все его длинное выступление, вернее чтение, пронизано явным заискиванием. Даже т. Сталин, слушая его, все время хмурится… В речи Хрущева склонялось имя Сталина много больше полсотни раз. Это становилось неприятным».

Но особенно проявила себя «восходящая партийная звезда» в борьбе с «врагами народа». В январе 1936 года, подводя итоги проверки партийных документов в столичной организации, Хрущев хладнокровно докладывал пленуму горкома: «Арестовано только 308 человек. Надо сказать, что не так уж много мы арестовали людей… 308 человек для нашей Московской организации — это мало». Даже принимая во внимание обстановку того времени, нельзя не поражаться цинизму формулировок Хрущева. В отчетных докладах летом 1937 года на IV Московской городской и областной партийных конференциях уже в самом начале работы он сообщил делегатам, что «агенты врагов народа» просочились на районные, городскую и областную конференции. «Я фамилии покамест называть не буду, — заявил Хрущев, — и вы меня не заставите. У нас бывает до известного времени так, но нужно будет, мы не постесняемся, мы скажем…».

Сомнения, поучал он, черта не наша, не большевистская. И в качестве примера сослался на самого себя, как он поступил в недавней ситуации. «Вот на 1-м заводе вышел какой-то слюнтяй, подголосок или голос врагов, троцкистов и начал болтать… Его коммунисты сволторозили и хорошо набили ему морду. Некоторые сейчас же позвонили в МК: «Как это так, избили?» — А я им сказал: молодцы, что избили. Молодцы».

Временами тон докладов мало чем отличался от инструктажа тех лет в ведомстве внутренних дел. «В Калуге — там надо покопаться, там все не раскопали, — давалась установка делегатам, — там, надо иметь в виду, жили Каменев и Зиновьев в свое время. Безусловно, они свое гнездо какое-то оставили. Покопаться следует и в Москве, и на предприятиях, и в учреждениях».

При молчаливом согласии «рулевого московских большевиков» (а по некоторым сведениям, он не чурался и сам присутствия при допросах арестованных) органы НКВД буквально выкосили значительную часть московского актива. Были репрессированы 35 из 38 секретарей МК и МГК ВКП(б), работавших в 1935–1937 годах, 136 из 146 секретарей райкомов и горкомов, многие руководящие советские, профсоюзные и комсомольские работники.

Много лет спустя в своих воспоминаниях Хрущев пытался доказать, что на Украине, куда Сталин направил его наводить порядок, ему пришлось расхлебывать последствия «ежовщины». По ней, мол, как «Мамай прошел». Однако утверждения Хрущева находятся в явном противоречии с известными фактами. На проходившем летом 1938 года съезде компартии республики один из первых секретарей обкомов отвесил «комплимент» в адрес «шефа»: «Я присоединяюсь к мнению товарищей о том, что настоящий беспощадный разгром врагов народа на Украине начался после того, как Центральный Комитет ВКП(б) прислал руководить большевиками Украины тов. Никиту Сергеевича Хрущева. Теперь трудящиеся Украины могут быть уверены, что разгром агентуры польских панов, немецких баронов будет доведен до конца».

Кстати, на реплику Кагановича уже на июньском (1957 г.) Пленуме ЦК: «А вы не арестовывали людей на Украине?» — Никита Сергеевич не нашелся что ответить. Почти прямым текстом о причастности его к массовым репрессиям сказал на этом же Пленуме и маршал Жуков, что ему «аукнулось» буквально через четыре месяца!

Даже в 1939–1940 годах, когда число репрессий уменьшилось, Хрущев все еще продолжал свирепствовать. Выступая в марте 1939 года на ХVIII съезде партии, он захлебывался, живуписуя, каких успехов удалось добиться в искоренении инакомыслия на Украине, перещеголял в этом отношении даже выступившего незадолго до него Берию. «Подлые шпионы любченки, хвыли, затонские и другая нечисть, эти изверги, отбросы человечества», — неслось с трибуны по адресу бывших республиканских руководителей. Их обвиняли во всевозможных преступлениях, вплоть до сознательного развала животноводства. «Мы будем травить как тараканов всякую мерзость» — самое мягкое из хрущевских выражений по поводу троцкистов, бухаринцев и других людей, попавших в разряд «врагов партии и народа».

Могут сказать: да, Хрущев, как и все окружение Сталина, виноват во многих беззакониях. Но он нашел в себе мужество сказать жестокую правду о культе личности, положил начало тому, что теперь принято называть «оттепелью». Весь вопрос в том, что заставило его так поступить: проснувшаяся совесть, раскаяние за участие в том, что творил в стране сталинский режим, или жажда власти, во имя которой хороши любые политические маневры. Во всяком случае, судя по тому, что творил в последние годы своего «царствования» Никита Сергеевич, его нельзя отнести к раскаявшимся грешникам.

Из докладной записки Комиссии Политбюро по реабилитации жертв политических репрессий (возглавлялась А. Н. Яковлевым):

Н. С. Хрущев, работая в 1936–1937 годах первым секретарем МК и МГК ВКП(б), а с 1938 года — первым секретарем ЦК КП(б)У, лично давал согласие на аресты значительного числа партийных и советских работников. В архиве КГБ хранятся документальные материалы, свидетельствующие о причастности Хрущева к проведению массовых репрессий в Москве, Московской области и на Украине в предвоенные годы. Он, в частности, сам направлял документы с предложениями об арестах руководящих работников Моссовета, Московского обкома партии. Всего за 1936–1937 годы органами НКВД Москвы и Московской области было репрессировано 55 тысяч 741 человек.

С января 1938 года Хрущев возглавлял партийную организацию Украины. В 1938 году на Украине было арестовано 106 тысяч 119 человек. Репрессии не прекратились и в последующие годы. В 1939 году было арестовано около 12 тысяч человек, а в 1940 году — около 50 тысяч человек. Всего за 1938–1940 годы на Украине было арестовано 167 тысяч 465 человек.

Усиление репрессий в 1938 году на Украине НКВД объяснял тем, что в связи с приездом Хрущева особо возросла контрреволюционная активность правотроцкистского подполья. Лично Хрущевым были санкционированы репрессии в отношении нескольких сот человек, которые подозревались в организации против него террористического акта.

Летом 1938 года с санкции Хрущева была арестована большая группа руководящих работников партийных, советских, хозяйственных органов и в их числе заместители председателя Совнаркома УССР, наркомы, заместители наркомов, секретари областных комитетов партии. Все они были осуждены к высшей мере наказания или длительным срокам заключения. По спискам, направленным НКВД СССР в Политбюро только за 1938 год, было дано согласие на репрессии 2140 человек из числа республиканского партийного и советского актива.

К исторической оценке хрущевской эпохи возвращалось каждое новое руководство страны. Не обошлось без этого и при Андропове.

Из рабочей записи заседания Политбюро ЦК КПСС 12 июля 1983 года.

Черненко (рассказывает о встрече с Молотовым, восстановленным в КПСС). Я принимал Молотова, беседовал с ним. Он воспринял наше решение с большой радостью и чуть не прослезился. Молотов сказал, что это решение означает его второе рождение. Молотову сейчас 93 года, но выглядит он достаточно бодрым и говорит твердо. Он заявил, что Политбюро ЦК сохраняет и продолжает ту работу, которую настойчиво вела партия. Только, мол, плохо, что работаете вы, как и мы раньше, допоздна. Молотов рассказал о том, что он интересуется прессой, читает периодические журналы. Он заявил: ведете вы дело правильно, за это и получаете поддержку народа…

Устинов. Это важная оценка с его стороны.

Тихонов. В целом мы правильно сделали, что восстановили его в партии…

Черненко. Но вслед за этим в ЦК КПСС поступили письма Маленкова и Кагановича, а также от Шелепина, в котором он заявляет о том, что-де был последовательным борцом против Хрущева, и излагает ряд своих просьб.

Разрешите мне зачитать письмо Кагановича. (Читает письмо.) Письмо аналогичного содержания, с признанием своих ошибок прислал и Маленков…

Устинов. А на мой взгляд, Маленкова и Кагановича надо было бы восстановить в партии. Это все же были деятели, руководители. Скажу прямо, что если бы не Хрущев, то решение об исключении этих людей из партии принято не было бы. Вообще не было бы тех вопиющих безобразий, которые допустил Хрущев по отношению к Сталину. Сталин, Сталин, что бы там ни говорилось, — это наша история. Ни один враг не принес столько бед, сколько принес нам Хрущев своей политикой в отношении прошлого нашей партии и государства, а также и в отношении Сталина.

Громыко. На мой взгляд, надо восстановить в партии эту двойку. Они входили в состав руководства партии и государства, долгие годы руководили определенными участками работы. Сомневаюсь, что это были люди недостойные. Для Хрущева главная задача заключалась в том, чтобы решить кадровые вопросы, а не выявить ошибки, допущенные отдельными людьми…

Чебриков. Я хотел бы сообщить, что западные радиостанции передают уже длительное время сообщение о восстановлении Молотова в партии. Причем они ссылаются на то, что до сих пор трудящиеся нашей страны и партия об этом ничего не знают. Может быть, нам следует поместить сообщение в Информационном бюллетене ЦК КПСС о восстановлении Молотова в партии?

Что касается вопроса о восстановлении в партии Маленкова и Кагановича, то я бы попросил дать нам некоторое время, чтобы подготовить справку о тех резолюциях, которые писали эти деятели на списках репрессированных. Ведь в случае восстановления их в партии можно ожидать немалый поток писем от реабилитированных в 50-х годах, которые, конечно, будут против восстановления их в партии, особенно Кагановича. Но надо быть к этому готовыми. Я думаю, что такая справка должна быть в поле зрения Политбюро ЦК при принятии окончательного решения.

Тихонов. Да, если бы не Хрущев, они не были бы исключены из партии. Он нас, нашу политику запачкал и очернил в глазах всего мира.

Чебриков. Кроме того, при Хрущеве ряд лиц вообще незаконно реабилитирован. Дело в том, что они были наказаны вполне правильно. Возьмите, например, Солженицына.

Горбачев. Я думаю, что можно было бы обойтись без публикации в Информационном бюллетене ЦК КПСС сообщения о восстановлении Молотова в партии. Отдел организационно-партийной работы мог бы в оперативном порядке сообщить об этом в крайкомы и обкомы партии. Что касается Маленкова и Кагановича, то я тоже выступил бы за их восстановление в партии. Причем время восстановления не нужно, видимо, связывать с предстоящим съездом партии.

Романов. Да, люди эти уже пожилые, могут и умереть.

Устинов. В оценке деятельности Хрущева я, как говорится, стою насмерть. Он нам очень навредил. Подумайте только, что он сделал с нашей историей, со Сталиным. По положительному образу Советского Союза в глазах внешнего мира он нанес непоправимый удар. Не секрет, что западники нас никогда не любили. Но Хрущев им дал в руки такие аргументы, такой материал, который нас опорочил на долгие годы.

Громыко. Фактически благодаря ему и родился так называемый еврокоммунизм.

Тихонов. А что он сделал с нашей экономикой! Мне самому довелось работать в совнархозе.

Горбачев. А с партией, разделив ее на промышленные и сельские партийные организации!..

Черненко. Что касается письма Шелепина, то он, в конце концов, просит для себя обеспечения на уровне бывших членов Политбюро.

Устинов. На мой взгляд, с него вполне достаточно того, что получил при уходе на пенсию. Зря он ставит такой вопрос.

Черненко. Я думаю, что по всем этим вопросам мы пока ограничимся обменом мнениями. Но как вы сами понимаете, к ним еще придется вернуться.

В апреле 1994 года в демократической России отмечали столетний юбилей со дня рождения Никиты Сергеевича Хрущева. Торжества проходили по высшему разряду — в Колонном зале Дома союзов. А в помещении научно-исследовательского центра «Фонд Горбачева» состоялась международная научная конференция.

В отличие от Колонного зала, где юбиляру курили фимиам, на конференции некоторые выступавшие говорили правду. Например, академик ВАСХНИЛ Александр Никонов сообщил: в результате деятельности юбиляра в России исчезло 139 тысяч «неперспективных деревень». Они исчезали со скоростью 13 деревень в день!

В выступлениях других ученых, поработавших в когда-то наглухо запертых архивах, содержались и вовсе сенсационные сведения. Оказывается, Хрущев и Жданов выступали одновременно, в один и тот же день, в Киеве и Ленинграде с одинаковыми по сути и по разносной форме докладами о положении в литературе и искусстве. Но Никита Сергеевич «уступил лыжню» Жданову. Доклад свой он не издал. Не захотел прославиться.

После распада Советского Союза стали известны и некоторые факты его «пролетарско-шахтерского» происхождения. Генералы с Лубянской площади, проверявшие его анкету, раскрыли тайну: родился Никита Сергеевич в семье шорника, производившего для продажи хомуты, подпруги, вожжи, а также лямки из сыромятной кожи, которые покупали в начале века шахтеры Донбасса для перевозки с их помощью в шахтах вагонеток с углем. Будучи еще подростком, Никита стал возить эти лямки в Донбасс и непосредственно в шахтах их продавать.