Мария Федоровна.

Глава первая. БРАКОСОЧЕТАНИЕ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II И НЕМЕЦКОЙ ПРИНЦЕССЫ АЛИСЫ ГЕССЕНСКОЙ.

14 (26) Ноября 1894 года, в день рождения императрицы Марии Федоровны, через 25 дней после кончины императора Александра III в церкви Спаса Нерукотворного образа Зимнего дворца состоялась церемония бракосочетания Николая II и немецкой принцессы Алисы, приходившейся внучкой королеве Виктории.

Согласно традиции в Малахитовом зале Зимнего дворца перед золотым туалетным прибором императрицы Елизаветы Петровны, где причесывали перед свадьбой царских и великокняжеских невест, Алиса была одета в парчовое серебряное платье с декольте и большим шлейфом. Императрица Мария Федоровна самолично возложила на ее голову венец, украшенный бриллиантами. На принцессе были также бриллиантовая диадема и вуаль из старинных кружев, на шее — колье из больших бриллиантов. На плечи поверх платья накинута малиновая мантия, отделанная горностаевым мехом.

Когда все приготовления были закончены, торжественная процессия двинулась через залы дворца в церковь. Впереди шел маршал двора князь Трубецкой. В его руке сверкал золотой жезл, увенчанный бриллиантовой короной. Лорд Каррингтон, направленный английской королевой Викторией в Санкт-Петербург, в письме королеве 14 ноября 1894 года описал всю церемонию бракосочетания в мельчайших деталях: «Дворец был уже переполнен — в большинстве залов было столько людей, что с трудом можно было пройти. Все дамы в русских платьях, у некоторых изумительные бриллианты…

Говорили, что присутствовало 8000 или даже 10 000 персон. Вполне возможно, так как залы огромны, и конца им нет… <…> дам и господ вводили в разные комнаты и они стояли там до конца церемонии. Дорожка или проход, по которому провели царствующих особ, был очень узкий и 2 камергера, приставленных к каждой комнате, вероятно, с большим трудом сдерживали натиск приглашенных: генералов, адмиралов, офицеров армии и флота, всех дам, представленных ко двору, сановников первых четырех классов, мэров Санкт-Петербурга и других больших городов и многих крупных коммерсантов…

В 12.30 распахнулись двери и король Дании открыл императорское шествие, ведя императрицу Марию. Она была в белом, выглядела бледной и печальной, но очень спокойной и собранной и не проявляла никаких признаков волнения. В течение всего этого ужасного времени мужество императрицы было поистине удивительным, и можно надеяться, что у нее хватит сил не сломаться под тяжестью горя, когда все примет обычный ход». За ними шли августейшая невеста с молодым императором, который был одет в лейб-гусарский мундир.

«Невеста была просто великолепна. Она выглядела именно так, как должна, по общему мнению, выглядеть русская императрица, идущая к алтарю, и двигалась просто и с большим достоинством», — сообщал лорд Каррингтон в Лондон.

Зал, где должен был проходить обряд венчания, не мог вместить всех гостей. Большинство присутствующих слушали пение хора, которое началось с началом службы из смежных залов.

Великий князь Константин Константинович Романов в своем дневнике отмечал: «Больно было глядеть на бедную императрицу. В простом, крытом белым крепом вырезном платье с жемчугами на шее, она казалась еще бледнее и тоньше обыкновенного, точно жертва, ведомая на заклание. Ей невыразимо тяжело было явиться перед тысячами глаз в это трудное и неудобное для нее время».

Для Марии Федоровны, как свидетельствует ее письмо к сыну Георгию в Абастуман, это было настоящим испытанием: «Для меня это был настоящий кошмар и такое страдание… Быть обязанной вот так явиться на публике с разбитым, кровоточащим сердцем — это было больше чем грех, и я до сих пор не понимаю, как я могла на это решиться».

Датский художник Л. Туксен, автор нескольких работ, посвященных особам королевских домов Европы, и написавший, по просьбе королевы Виктории, бабушки Алисы, картину, посвященную бракосочетанию Николая Александровича и Алисы Гессенской, вспоминал: «Горели свечи, и священники — все в золотой парче, в золотистых или темных митрах, вошли в церковь, чтобы встретить идущих им навстречу. Венчающиеся остановились перед светло-лазоревым занавесом, каждый со свечой в руке. С каждой стороны алтаря стояли по трое священников.

Невеста, полная фации и достоинства, со слегка склоненной головой… Бриллиантовая корона, темно-русые, вьющиеся над лбом волосы. Локоны, падающие на шею и грудь, обнаженные плечи, горностаевая мантия. Шлейф несут 5 царских гусар, одетых в красную форму со множеством позументов и темно-синие брюки… Его (императора. — Ю. К.) профиль вырисовывается прямо на фоне темного мундира нашего короля (датский король Кристиан IX. — Ю. К.). Справа от короля: вдовствующая императрица, принцесса Александра, герцогиня Кобургская (великая княгиня Мария Александровна. — Ю. К.), королева Ольга (греческая королева, великая княгиня Ольга Константиновна. — Ю. К.), чей-то брат, остальные родственники — все в белом…

Я был абсолютно восхищен и опьянен. Вряд ли когда-нибудь мною владело такое же чувство восторга от видения столь прекрасного зрелища. Восхитительная невеста, завораживающее пение, буйство красок, золотистые одежды в мерцающем освещении. Золото, отливающее зеленью, оранжевый отсвет пурпура. Пылающая глубина темных военных мундиров, орденов, белый цвет приглушен легкой зеленью. Только взаимное движение земли и неба могло создать столь прекрасное зрелище».

Когда после венчания Николай и Александра въезжали во дворец, их приветствовал почетный караул полка лейб-улан, а на пороге по русскому обычаю стояла Мария Федоровна с хлебом-солью.

«Церемония была неописуемо захватывающей, — телеграфировала своей бабушке, королеве Виктории, сестра Александры (великая княгиня Елизавета Федоровна). — Милая Аликс выглядела совершенно обворожительно, богослужение было прекрасным и впечатляющим; она была исполнена достоинства и определенно производила наилучшее впечатление».

Румынская принцесса Мария писала о венчании: «Все взоры были устремлены на нее. Ее щеки отсвечивали теплым светом свечей, освещавших блестевшую золотом церковь; выражение лица у нее было сосредоточенное и отсутствующее, складывалось впечатление, словно она не чувствовала ни радости, ни гордости, но пребывала в другом мире…».

Сама Аликс 16 ноября так описала свои впечатления от великого дня в письме своей бабушке в Лондон: «Ты можешь представить себе, что мы чувствовали во время венчания — десять лет назад на свадьбе Эллы наши горячо любимые отцы были с нами, а теперь! Бедная тетя Минни совсем одна. Она — ангел доброты, так трогательно и так стойко держится, даже невозможно выразить словами, какое утешение, что приехал ее отец, было кому идти рядом с ней… Хорошо, что мы уже женаты, я могу больше бывать с ним, и я люблю его все сильнее и сильнее с каждым днем…».

Позже Александра скажет Николаю о тех мгновениях: «Я молилась в душе за тебя и нашу любимую страну».

Николай II в своем дневнике так описал переживания этого волнующего в его жизни дня: «День моей свадьбы! После общего кофе пошли одеваться: я надел гусарскую форму и в 11 ½ поехал с Мишей в Зимний. По всему Невскому стояли войска для проезда Мама́ с Аликс. Пока совершался ее туалет в Малахитовой, мы все ждали в Арабской комнате. В 10 минут первого начался выход в большую церковь, откуда я вернулся женатым человеком. Шаферами у меня были Миша (великий князь Михаил Александрович. — Ю. К.), Джорджи (кузен Николая II, позже король Англии Георг V. — Ю. К.), Кирилл (великий князь Кирилл Владимирович, кузен Николая. — Ю. К.) и Георгий (великий князь Георгий Александрович, дядя Николая II. — Ю. К.). В Малахитовой нам поднесли громадного серебряного лебедя от семейства».

Но свадьба была необычная. В связи с трауром по усопшему императору, который продолжался по всей стране, свадебные торжества и приемы были отменены. «Можешь представить себе это чувство, — писала Александра Федоровна своей сестре, — только что в глубочайшем трауре, оплакиваешь дорогого человека, и вот ты уже в нарядном свадебном платье. Большего контраста нельзя себе представить, но это сблизило нас еще больше — если более было возможно».

Конец 1894 года и весь 1895 год прошли под знаком траура. Придворных балов не было, зато многочисленные церковные службы проходили в Зимнем дворце, и молодой император, который был очень религиозным человеком, не пропускал ни одной.