Мария Федоровна.
«Они обрекли свои жизни в жертву тем, которых любили…».
Дезинформационные сообщения о судьбе других членов царской семьи и их ближайших родственников, пропавших в Сибири, шли теперь потоком в Крым. Так, 3 августа 1918 года, возвращаясь из Мисхора, Мария Федоровна встретила княжну Вяземскую, которая рассказала ей о письме Эллы (великой княгини Елизаветы Федоровны. — Ю. К.) к некоей даме из Кореиза, в котором она якобы сообщала, что живет теперь в Екатеринбурге одна, семья ее уехала и что все остальные члены романовской семьи находятся в безопасности. Мария Федоровна с радостью записала в дневнике: «Так, значит, их и вправду освободили — счастье мое неописуемо! Хвала и благодарение Господу!» И тут же грустно добавила: «Впрочем, больше еще ничего не известно».
В действительности к этому времени Эллы — великой княгини Елизаветы Федоровны уже не было в живых. Она была арестована весной 1918 года вместе со своей подругой, монахиней Варварой Яковлевой; в течение некоторого времени находилась под стражей в здании школы в Алапаевске — маленьком сибирском городе, расположенном в 150 верстах к северу от Екатеринбурга.
Через сутки после екатеринбургского злодеяния пришли и за узниками Алапаевска. Им было объявлено, что они будут перевезены в другой город ради их собственной безопасности. Проехав 12 верст, тюремщики в лесу высадили своих жертв и расстреляли. Елизавета Федоровна была живой сброшена в глубокую шахту. Такая же участь постигла ее подругу послушницу Варвару Яковлеву. Вместе с ними в старую шахту были сброшены: великий князь Сергей Михайлович, Константин Константинович Романов (младший), Игорь Константинович, Иоанн Константинович, князь Владимир Палей (сын княгини Ольги Палей и великого князя Павла Александровича) и Федор Семенович Ремез — управляющий двором великого князя Сергея Михайловича.
Офицер Павел Булыгин, посетивший в Сибири место убийства Елизаветы Федоровны и остальных жертв алапаевской трагедии, свидетельствовал:
«Грамотин и я отправились в местный женский монастырь, куда, как известно было следователю, перевезены тела замученных в городе Алапаевске. <…> Свидетель — мужик, прятавшийся в кустах около шахты, — показал, что он слышал пение „Херувимской“ из колодца шахты. Белые похоронили вынутые следствием тела в Перми, в склепе собора… Эти сведения были у Соколова, и мы отправились в читинский монастырь искать игумена Серафима.
Много часов провел я в келье игумена Серафима, не раз и ночевал у него. Серафим много рассказывал мне о перевозке тел в Читу и о погребениях их у него в келье под полом. Гробы были перевезены в монастырь русскими и японскими офицерами. Он сам и два его молодых послушника вырыли склеп под полом и поставили в ряд гробы, прикрыв их всего на одну четверть землей».
Когда Пермская губерния была занята войсками адмирала Колчака, 9 (22) —11 (24) октября 1918 года тела были извлечены из шахты и после освидетельствования погребены в склепе под алтарем Свято-Троицкого собора города Алапаевска. При последующем отступлении войск по распоряжению командующего армией генерал-лейтенанта М. К. Дитерихса тела великой княгини Елизаветы Федоровны и великих князей были доставлены игуменом Серафимом в Пекин.
Транспортировка была сложным и трудным делом. «Много было разных опасностей в пути, — свидетельствовал игумен Серафим, — но всюду за молитвы Великой Княгини Бог хранил и помог благополучно добраться до Читы — 16 (29) августа 1919 г.».
В Чите при содействии атамана Семенова и японских военных властей гробы тайно были перенесены в Покровский женский монастырь, где находились шесть месяцев.
«До ст. Хайлар я доехал без всякой охраны, — рассказывал игумен Серафим, — инкогнито, благополучно. Здесь же на несколько дней власть переходила во власть большевиков, которые мой вагон захватили, вскрыли гроб князя Иоанна Константиновича и хотели над всеми совершить надругание. Но мне удалось быстро попросить китайского командующего войсками, который немедленно послал свои войска, которые отобрали вагон в тот самый момент, когда они вскрыли первый гроб». С помощью китайских и японских военных властей игумену Серафиму с большими трудностями 3 (16) апреля 1920 года удалось добраться до Пекина. В Пекине тела были доставлены в кладбищенскую церковь во имя преподобного Серафима. Атаман Семенов помог устроить склеп, куда и были помещены восемь гробов.
По просьбе сестры великой княгини Елизаветы Федоровны — принцессы Виктории Баттенбергской, гробы с телами Елизаветы Федоровны и послушницы Варвары были перевезены игуменом Серафимом в Иерусалим. По дороге в Порт-Саид к траурному кортежу присоединилась принцесса Виктория с принцем Людвигом Баттенбергским и дочерью принцессой Луизой.
15 (28) Января 1921 года на вокзале останки Елизаветы Федоровны встречало греческое, русское и арабское духовенство. Была отслужена панихида, гробы поставили на автомобили, украшенные цветами, и процессия двинулась по направлению к Гефсимании. На горе, при спуске из Иерусалима в Гефсиманию, крестным ходом встретили монахини. Здесь была отслужена лития. На руках гробы были внесены в церковь Марии Магдалины. На другой день после панихиды останки погибших были перенесены в склеп и патриархом была отслужена лития.
На протяжении 1918–1919 годов были уничтожены восемнадцать членов семьи Романовых, девятнадцатым был не имеющий к ним прямого отношения князь Палей.
В те страшные дни, когда черная мгла опустилась на Россию, преступная большевистская власть уничтожала не только представителей царской династии, но и тех русских людей, которые были преданы царю и отечеству. Одним из таких людей был доктор царской семьи Евгений Сергеевич Боткин. Накануне трагедии в Ипатьевском доме убийцы предложили ему спастись. Его ответ поразил палачей: «Я дал царю мое честное слово оставаться при нем до тех пор, пока он жив. Для человека моего положения невозможно не сдержать такого слова. Я также не могу оставить наследника одного. Как я могу это совместить с моей совестью?.. Там, в том доме цветут великие души России, которые облиты грязью политиков. Я благодарю вас, господа, но я остаюсь с царем».
В ответ убийцы приказали Евгению Сергеевичу самому разбудить царя и его семью в ночь на 17 июля 1918 года. Боткин был расстрелян вместе с членами царской семьи. На руднике в урочище Четырех Братьев следователь Н. А. Соколов среди вещей погибших от рук палачей нашел два стекла от пенсне, запонку от воротничка, обгорелую маленькую щеточку для усов и бороды, держатель для галстука и искусственную челюсть — все это, как установило следствие, принадлежало покойному доктору Е. С. Боткину.
Через несколько дней после взятия Екатеринбурга неподалеку от тюрьмы были найдены два трупа. Здесь же была обнаружена расписка на имя гражданина Долгорукова в получении 80 тысяч рублей. Воспитатель царских детей Жильяр, находившийся в то время в Екатеринбурге, писал: «По описаниям свидетелей очень вероятно, что это было тело князя Василия Александровича Долгорукова. Что касается другого, есть все основания думать, что оно было телом генерала Татищева».
Как В. А. Долгоруков, так и И. Л. Татищев были среди тех тридцати восьми человек, которые добровольно отправились в Сибирь вместе с арестованным царем и его семьей. В. А. Долгоруков, князь, генерал-майор свиты, во время войны состоял при Николае II в Ставке. Граф И. Л. Татищев, генерал-адъютант великого князя Владимира Александровича, был расстрелян 10 июля 1918 года. «И тот, и другой, — писал в своих воспоминаниях Жильяр, — умерли, как они это и предвидели, за своего Государя. Генерал Татищев говорил мне однажды в Тобольске: „Я знаю, что я не выйду из этого живым. Я молю только об одном, — чтобы меня не разлучали с Государем и дали мне умереть вместе с ним“. Он даже не получил этого последнего утешения».
Графиня Тендрякова и госпожа Шнейдер через несколько дней после убийства царской семьи были увезены из Екатеринбурга в Пермь и в ночь на 4 сентября 1918 года расстреляны. Их тела были найдены и опознаны 7 мая 1919 года, захоронены на местном кладбище.
Матрос К. Г. Нагорный, состоявший при цесаревиче, и лакей И. С. Седнев были расстреляны в окрестностях Екатеринбурга. В начале июня 1918 года их тела были найдены и захоронены.
Среди верных и преданных царю людей, погибших в те роковые для России годы, были люди разного происхождения, разного социального положения, разной национальной принадлежности. Здесь были генералы, графини, врачи, преподаватели, воспитатели, офицеры, повара, простые матросы. Это были люди православные, верившие в Бога, Царя и Отечество. Они без колебаний пожертвовали жизнью и мужественно пошли на смерть, «а между тем, — как замечает в своей книге П. Жильяр, — матросу (имеется в виду К. Нагорный. — Ю. К.) стоило сказать одно слово, чтобы спастись: ему достаточно было отречься от своего Государя. Этого слова он не сказал. Они поступили так потому, что уже давно в глубине простых и пламенных сердец обрекли свои жизни в жертву тем, которых любили и которые сумели создать в окружающих столько привязанности, мужества и самоотвержения».
Русский поэт С. С. Бехтеев, узнавший о гибели царя и его семьи в Севастополе в 1920 году, посвятил стихотворение «Жизнь за царя» русскому матросу К. Г. Нагорному, который позволил себе выразить протест против изъятия у цесаревича Алексея висевшей над его кроватью иконы:
