Сияние.

12. Великий обход.

– О чем вы говорили, милый? – спросила Венди, когда они вернулись внутрь.

– Ничего особенного.

– Долгонько же вы говорили ни о чем.

Он пожал плечами, и в этом жесте Венди узнала отца Дэнни. Вряд ли сам Джек проделал бы это лучше. Больше из Дэнни было ничего не вытянуть. Венди почувствовала сильную досаду, смешанную с еще более сильной любовью: любовь была беспомощной, а досада происходила от ощущения, что ее намеренно исключили из чего-то. С ними она иногда чувствовала себя посторонней, исполнительницей крошечной роли, которая случайно забрела обратно на сцену, где разворачивались главные события. Что ж, нынешней зимой этой доводящей Венди до белого каления парочке не удастся отлучить ее от себя – в квартире для этого слишком мало места. Она вдруг поняла, что ревнует к тому, насколько близки ее муж и сын, и ей стало стыдно. Это слишком напоминало то, что, должно быть, чувствовала ее мать… слишком, чтобы не встревожиться.

Сейчас вестибюль был пуст, если не считать Уллмана и главного клерка за стойкой (они подбивали итоги возле кассы), парочки переодевшихся в теплые брюки и свитера горничных, которые стояли у парадной двери, обложившись багажом, и Уотсона, здешнего техника-смотрителя. Он заметил, что Венди смотрит на него, и подмигнул… определенно развратно. Она торопливо отвела глаза. Джек был у окна сразу за рестораном, он с мечтательным видом разглядывал пейзаж, явно наслаждаясь.

Видимо, снимать кассу закончили, потому что Уллман с внушительным хлопком запер ее. Он надписал на ленте свои инициалы и спрятал ее в маленький футляр на молнии. Венди про себя поаплодировала клерку, лицо которого выразило огромное облегчение. Уллман производил впечатление человека, который любую недостачу вырвет у главного клерка из-под шкуры… не пролив ни капли крови. Венди не очень-то заботил Уллман и его назойливая суетливая манера держаться. Он был точь-в-точь таким, как все начальники, с которыми ей приходилось иметь дело – что мужчины, что женщины. С клиентами он умел быть сахаринно-сладким, а за кулисами, с персоналом, превращался в мелкого тирана. Но сейчас дисциплине пришел конец, и на лице главного клерка читалась написанная крупными буквами радость. С дисциплиной, кстати, было покончено для всех, кроме них с Джеком и Дэнни.

– Мистер Торранс, – властно позвал Уллман. – Будьте любезны, подойдите сюда.

Джек пошагал к нему, кивнув Венди и Дэнни в знак того, что и им следует подойти.

Клерк, который ушел было внутрь, теперь вернулся, уже в пальто.

– Желаю хорошо провести зиму, мистер Уллман.

– Сомневаюсь, – холодно сказал Уллман. – Двенадцатого мая, Брэддок. Ни днем раньше. Ни днем позже.

– Да, сэр.

Брэддок обошел стойку. Лицо его, соответственно положению, выражало достоинство и рассудительность, но, когда он полностью повернулся к Уллману спиной, то ухмыльнулся, как школяр. Он что-то быстро сказал двум девушкам, все еще ожидавшим у дверей свою машину, и вслед ему полетел короткий взрыв сдавленного смеха.

Теперь Венди начала замечать, как здесь тихо. Тишина навалилась на отель, как тяжелое одеяло, заглушающее все, кроме слабой пульсации дня снаружи. С того места, где она стояла, можно было заглянуть в вылизанный сейчас до стерильности внутренний офис. Там было два пустых стола и два серых стеллажа с папками. Дальше виднелась кухня Холлоранна, без единого пятнышка, большие двустворчатые двери с круглыми окошечками были раскрыты и подперты резиновыми валиками.

– Я подумал, что потрачу несколько лишних минут и проведу вас по Отелю, – сказал Уллман, и Венди подумала, что в его тоне всегда слышится заглавное «О». Вы просто обязаны были услышать его. – Уверен, ваш муж хорошо узнает здешние входы и выходы, миссис Торранс, но вы с сыном, несомненно, в основном будете держаться первого и второго этажей, где находится ваша квартира.

– Несомненно, – застенчиво пробормотала Венди, а Джек исподтишка взглянул на нее.

– Это очень красивый отель, – экспансивно объявил Уллман. – Мне просто нравится показывать его.

«Готова спорить, так оно и есть», – подумала Венди.

– Пойдемте на четвертый этаж, а оттуда спустимся вниз, – сказал Уллман. Определенно, в его голосе звучал энтузиазм.

– Если мы вас задерживаем… – начал Джек.

– Нисколько, – сказал Уллман. – Магазин закрыт. «Ту фини», по крайней мере, на этот сезон. Кроме того, я собираюсь переночевать в Боулдере – конечно, в «Боулдерадо». Единственный приличный отель по эту сторону Денвера… не считая, конечно, самого «Оверлука». Сюда.

Они все вместе вошли в лифт, богато украшенный медными и латунными завитушками, но тот заметно осел еще до того, как Уллман раскрыл дверцу. Дэнни с легким беспокойством пошевелился, но Уллман сверху вниз улыбнулся ему. Дэнни попытался улыбнуться в ответ – без заметного успеха.

– Нечего бояться, мужичок, – сказал Уллман. – Безопасно, как у Христа за пазухой.

– Про «Титаник» тоже так говорили, – заметил Джек, поднимая глаза на стеклянный шар в центре потолка кабины. Венди прикусила изнутри щеку, чтоб удержаться от улыбки.

Уллмана это замечание не развеселило. Он с шумом и треском захлопнул внутренние дверцы.

– «Титаник» сделал только один рейс, мистер Торранс. Этот лифт, с тех пор, как его установили тут в 1926 году, сделал их тысячи.

– Что вселяет уверенность, – сказал Джек. Он потрепал Дэнни по голове. – Ну, док, самолет не разобьется.

Уллман передвинул рычаг, и какое-то время слышался только жалобный вой замученного мотора, да пол трясся у них под ногами. Венди представилось: вот их четверка застревает между этажами, как мухи в бутылке, а весной их находят… с недостающими кусочками… как в компании Доннеров…

(Прекрати!).

Лифт, дрожа, начал подъем. Поначалу снизу доносилось клацанье и стук, потом дело пошло более гладко. На четвертом этаже Уллман остановил глухо стукнувший лифт, распахнул створки внутренней дверцы и открыл наружную. До этажа оставалось еще дюймов шесть. Дэнни широко раскрытыми глазами смотрел, насколько ниже пол лифта пола четвертого этажа, будто только-только уразумел, что вселенная устроена не так разумно, как ему говорили. Уллман откашлялся, немного поднял кабину и остановил ее, при этом она содрогнулась (два дюйма они все-таки не доехали), и все выбрались наружу. Стоило кабине освободиться от их веса, как она поднялась почти вровень с этажом, но, по мнению Венди, уверенности это не прибавляло. Безопасно в лифте или нет, но она решила пользоваться лестницей, если нужно будет спуститься или подняться наверх. И ни при каких условиях она не позволит забраться в эту хрупкую штуковину всем троим вместе.

– На что смотрим, док? – весело спросил Джек. – Пятна нашел, да?

– Нет, конечно, – сказал уязвленный Уллман. – Все ковры мыли с шампунем всего два дня назад.

Венди и сама бросила взгляд на дорожку в холле. Симпатичная, но, если настанет день, когда у нее будет собственный дом, такую она определенно не выберет. На темно-голубом фоне сплеталось что-то вроде сюрреалистических джунглей, там было множество лиан, дикого винограда и усеянных экзотическими птицами деревьев. Трудно было сказать, что это за птицы, потому что весь узор был совершенно черным и виднелись лишь силуэты.

– Тебе нравится ковер? – спросила она у Дэнни.

– Да, мам, – лишенным выражения тоном ответил он.

Они прошли по приятно широкому холлу. Обои были шелковистыми, более светлого голубого тона, чтобы сочеталось с ковром. Через каждые десять футов на высоте примерно семи футов помещались электрические светильники, стилизованные под лондонские газовые фонари, поэтому лампочки прятались за стеклом туманно-кремового оттенка, перехваченным крест-накрест железными полосками.

– Как они мне нравятся, – сказала Венди.

Довольный Уллман кивнул.

– Мистер Дервент поставил их после войны – второй мировой, я хочу сказать, – по всему отелю. Фактически, почти весь – хотя и не совсем – интерьер четвертого этажа – его идея. Вот номер 300. Президентский люкс.

Он повернул ключ в замке двустворчатой двери красного дерева и распахнул ее настежь. От явившейся их взорам западной панорамы в окне гостиной все разинули рты – наверное, того Уллман и добивался. Он улыбнулся.

– Вот это вид, верно?

– Да уж, – сказал Джек.

Окно занимало почти всю длинную стену гостиной, а за ним, прямо меж двух зазубренных вершин, стояло солнце, льющее золотой свет на скалы и сахарно-белый снег высоких пиков. Облака по бокам и сзади от этого просто-таки предназначенного для почтовой открытки пейзажа тоже были подкрашены золотом, а ярко сверкающие снопы солнечных лучей медленно угасали в темных мохнатых омутах ниже границы леса.

И Джек, и Венди были столь поглощены этим зрелищем, что не обратили внимания на Дэнни – тот тоже не сводил глаз, но не с окна, а с того места, где открывалась дверь в ванную, с красно-бело-полосатых шелковистых обоев слева от себя. И его аханье, слившееся с «ах!» родителей, не имело никакого отношения к красоте.

На обоях запеклись большие пятна крови, испещренные крошечными кусочками какого-то серовато-белого вещества. От этого Дэнни затошнило. Это напоминало написанную кровью безумную картину, сюрреалистический офорт, изображающий запрокинутое от боли и ужаса человеческое лицо с зияющим ртом и снесенной половиной черепа.

(Так что если увидишь что-нибудь… просто отвернись, а когда опять посмотришь, все исчезнет. Сечешь?).

Дэнни нарочно перевел взгляд на окно, соблюдая осторожность, чтобы по выражению его лица нельзя было ни о чем догадаться, а когда его руку накрыла мамина, он взялся за нее, следя, как бы не вцепиться или не подать какой-нибудь иной сигнал.

Управляющий говорил папе что-то о том, что следует убедиться, закрыто ли это большое окно ставнями, иначе сильный ветер разобьет его. Джек кивал. Дэнни осторожно взглянул на стену еще раз. Большое пятно засохшей крови исчезло. Маленьких серо-белых пятнышек, разбрызганных по нему, тоже не было.

Потом Уллман вывел их из номера. Мама спросила у него, как он считает, горы симпатичные? Дэнни сказал «да», хотя на самом деле горы его никак не волновали. Когда Уллман закрывал за ними двери, Дэнни оглянулся через плечо. Кровавое пятно вернулось, только на сей раз оно было свежим. Оно растекалось. Уллман, глядя прямо на пятно, продолжил беглые сообщения насчет останавливавшихся здесь известных людей. Дэнни обнаружил, что сильно, до крови, прикусил губу, и даже не почувствовал этого. Пока они шли по коридору, он немножко отстал от остальных, утер тыльной стороной руки кровь и подумал про.

(Кровь).

(Мистер Холлоранн видел кровь или что-нибудь похуже?).

(Не думаю, что такие штуки могут причинить тебе вред).

Во рту Дэнни притаился крик, но он не выпустил его. Папа с мамой не умеют видеть такие вещи; они никогда этого не умели. Он промолчит. Мама с папой любят друг друга, вот это настоящее. Прочее напоминало картинки в книжке. Некоторые были страшными, но причинить вреда не могли. Они… не могут… причинить вред…

Мистер Уллман провел их по коридорам, которые извивались и сворачивали, как в лабиринте, и показал еще несколько номеров на четвертом этаже. Тут, наверху, сплошь луки, сказал мистер Уллман, хотя никаких луков Дэнни не видел. Он показал им комнату, где один раз останавливалась леди по имени Мэрилин Монро – она тогда вышла замуж за человека по имени Артур Миллер (Дэнни смутно понял, что вскоре после того, как они пожили в «Оверлуке», Мэрилин с Артуром РАЗВЕЛИСЬ).

– Мам?

– Что, милый?

– Если они были женаты, почему у них разные фамилии? У вас с папой фамилия одна.

– Да, Дэнни, но мы-то не знаменитости, – сказал Джек. – Знаменитые женщины сохраняют свою фамилию даже после того, как выйдут замуж, потому что фамилия – это их кусок хлеба с маслом.

– Хлеба с маслом, – повторил совершенно заинтригованный Дэнни.

– Папа хочет сказать, что люди привыкли ходить в кино и смотреть на Мэрилин Монро, – сказала Венди, – но им может не понравиться, если они придут и увидят Мэрилин Миллер.

– Почему? Это все равно будет та же самая леди. Разве никто не догадается?

– Да, но… – она беспомощно посмотрела на Джека.

– Однажды в этом номере останавливался Трумэн Капоте, – нетерпеливо перебил Уллман. Он открыл дверь. – Это было уже при мне. Ужасно милый человек. Европейские манеры.

Ни в одном из этих номеров не было ничего примечательного (вот только луков, которые не переставал упоминать мистер Уллман, там не было) – ничего, что испугало бы Дэнни. Фактически, на четвертом этаже Дэнни встревожило еще только одно; но почему – он не мог сказать. А встревожил его огнетушитель на стене в том месте, где коридор сворачивал, возвращаясь к лифту. Тот, раскрытый, зиял в ожидании, как рот, полный золотых зубов.

Огнетушитель был несовременным; плоский шланг, раз десять обвивавший его, одним концом крепился к большому красному вентилю, а другой заканчивался латунным наконечником. Витки шланга удерживал красный металлический обруч на шарнире. В случае пожара можно одним сильным толчком откинуть такой обруч с дороги – и шланг ваш. Это Дэнни понимал, ему хорошо удавалось сообразить, как работают вещи. К тому времени, как Дэнни стукнуло два с половиной, он уже отпирал защитные дверки, которые отец сделал на верхней площадке лестницы в их стовингтонском доме. Он понял, как работает замок. Папа называл это сноровкой. У некоторых сноровка была, а у некоторых – нет.

Этот огнетушитель был постарше тех, что случалось видеть Дэнни – например, в детском саду, – но ничего сверхнеобычного в этом не было. Тем не менее шланг, свернувшийся на фоне голубых обоев, как спящая змея, рождал в мальчике смутное чувство тревоги. Так что, свернув за угол, он обрадовался, когда шланг скрылся из вида.

– Естественно, все окна следует закрыть ставнями, – сказал мистер Уллман, когда они снова зашли в лифт. Кабина у них под ногами еще раз неловко осела. – Но особенно меня беспокоит окно в президентском люксе. Обошлось оно нам в четыреста двадцать долларов, а ведь прошло больше тридцати лет. Сегодня замена такого стекла обойдется в восемь раз дороже.

– Я закрою, – сказал Джек.

Они спустились на третий этаж, там были другие номера, а коридор оказался еще извилистее и поворачивал еще чаще. Теперь, когда солнце зашло за горы, свет в окнах начал заметно убывать. Мистер Уллман показал им один или два номера, и на этом все кончилось. Мимо номера 217, насчет которого предостерегал Дик Холлоранн, он прошел, не замедляя шага. Дэнни посмотрел на неброскую табличку с номером, одновременно очарованный и встревоженный.

Потом – еще ниже, на второй этаж. Там мистер Уллман не стал показывать комнаты, пока они не оказались у самой покрытой толстым ковром лестницы, которая вела назад в вестибюль.

– Вот ваша квартира, – сказал он. – Думаю, вы найдете ее подходящей.

Они вошли. Дэнни взял себя в руки – мало ли, что там могло оказаться. Там не оказалось ничего.

Венди Торранс ощутила нахлынувшее сильное облегчение. Президентский люкс своей холодной элегантностью вызвал у нее чувство неловкости, собственной неуклюжести. Очень здорово посетить отреставрированное историческое здание, где в спальне висит мемориальная табличка, гласящая: «Здесь спал Авраам Линкольн», или «Здесь спал Франклин Рузвельт», но совершенно другое дело – представить, как лежишь с мужем среди целых акров постельного белья и, может статься, занимаешься любовью там, где случалось лежать самым великим (во всяком случае, самым могущественным, поправилась она) в мире людям. Но эта квартира была попроще, более домашней, она прямо-таки манила к себе. Венди подумала, что без особого труда сумела бы мириться с ней до следующего лета.

– Тут очень приятно, – сказала она Уллману и услышала в своем голосе благодарность.

Уллман кивнул.

– Простенько, но подходяще. В сезон тут живут повар с женой или с помощником.

– Тут жил мистер Холлоранн? – вмешался Дэнни.

Мистер Уллман снисходительно склонил голову.

– Именно так. С мистером Неверсом. – Он повернулся к Джеку и Венди. – Тут гостиная.

Там стояло несколько стульев, с виду удобных, но недорогих; кофейный столик – когда-то он стоил немало, но сейчас с одного бока у него был отколот длинный кусок; две книжные полки (Венди с некоторым изумлением отметила, что они битком набиты сборниками обозрений для читателей и трилогиями «Клуба детективных романов» сороковых годов); и казенный телевизор неизвестной марки, куда менее элегантный, чем консоли из полированного дерева в комнатах.

– Кухни, конечно, нет, – сказал Уллман, – но есть подъемник для подачи блюд. Квартира находится прямо над кухней. – Он сдвинул в сторону квадратный кусок обшивки; открылся широкий квадратный поднос. Уллман подтолкнул его и тот исчез, обнаружив позади себя направляющий трос.

– Тайный ход! – возбужденно заявил Дэнни матери, потрясающая шахта за стеной мигом заставила позабыть все страхи. – Прямо как в «Эббот и Костелло встречаются с монстрами!».

Мистер Уллман нахмурился, но Венди виновато улыбнулась. Дэнни подбежал к подъемнику и заглянул в шахту.

– Сюда, пожалуйста.

Уллман отворил дверь в дальнем конце гостиной. Она вела в широкую и просторную спальню. Там стояли две одинаковые кровати. Венди взглянула на мужа, улыбнулась, пожала плечами.

– Нет проблем, – ответил Джек. – Мы их сдвинем.

Мистер Уллман, искренне озадаченный, оглянулся.

– Простите?

– Кровати, – любезно пояснил Джек. – Их можно сдвинуть.

– О, конечно, – сказал Уллман, мгновенно смутившись. Потом его лицо прояснилось, а из-под воротничка рубашки вверх пополз румянец. – Как угодно.

Он проводил их обратно в гостиную, еще одна дверь оттуда открывалась в другую спальню, где стояла двухэтажная кровать. В углу лязгал радиатор, а коврик на полу был украшен кошмарной вышивкой: кактусами и шалфеем. Венди заметила, что Дэнни уже положил на него глаз. Стены комнаты, не такой большой, как соседняя, покрывали панели из настоящей сосны.

– Док, как по-твоему, выдержишь ты здесь? – спросил Джек.

– Еще бы. Я буду спать на верхней койке, ладно?

– Как хочешь.

– И коврик мне тоже нравится. Мистер Уллман, почему у вас не все ковры такие?

На мгновение у мистера Уллмана лицо сделалось таким, будто он запустил зубы в лимон. Потом он улыбнулся и похлопал Дэнни по щеке.

– Вот ваши комнаты, – сказал он, – только ванная находится за основной спальней. Квартира не слишком велика, но, конечно, вы можете располагаться и в других номерах отеля. Камин в вестибюле – в хорошем рабочем состоянии, так, по крайней мере, мне сказал Уотсон, и если внутренний голос подскажет вам обедать в столовой – не стесняйтесь, обедайте.

Он говорил тоном человека, дарующего большую привилегию.

– Хорошо, – сказал Джек.

– Спустимся вниз? – спросил мистер Уллман.

Они съехали на лифте в теперь уже совершенно пустой вестибюль, только Уотсон в кожаной куртке подпирал входную дверь, ковыряя в зубах зубочисткой.

– Я думал, вы уже далеко отсюда, – прохладным тоном произнес мистер Уллман.

– Да вот, торчу тут, чтоб напомнить мистеру Торрансу про котел, – сказал Уотсон, выпрямляясь. – Не спускать с него глаз, приятель, так все будет в лучшем виде. Раза два на дню скидывайте давление. Оно ползет.

«Оно ползет», – подумал Дэнни. Эти слова эхом пошли гулять по длинному тихому коридору в его сознании, зеркальному коридору, в который люди редко заглядывают.

– Хорошо, – сказал отец.

– И проживете, как у Христа за пазухой, – сказал Уотсон и протянул Джеку руку. Тот пожал ее. Уотсон повернулся к Венди и склонил голову.

– Мэм, – сказал он.

– Очень приятно, – отозвалась Венди и подумала, что это прозвучало совершенно абсурдно. Она была родом из Новой Англии, прожила там всю жизнь и ей казалось, несколькими короткими фразами этот лохматый Уотсон воплотил все то, что, по общему мнению, и есть Запад. Пусть даже до этого он ей развратно подмигивал.

– Мастер Торранс, – серьезно сказал Уотсон и протянул руку. Дэнни, к этому времени уже целый год прекрасно разбиравшийся в рукопожатиях, робко подал свою и почувствовал, как она утонула в ладони Уотсона. – Заботься о них хорошенько, Дэн.

– Да, сэр.

Уотсон отпустил ручонку Дэнни и полностью распрямился. Он взглянул на Уллмана.

– Ну, до будущего года, – сказал он, протягивая руку.

Уллман вяло дотронулся до нее. Розоватый камень в его перстне поймал свет люстры в вестибюле и зловеще подмигнул.

– Двенадцатого мая, Уотсон, – сказал он. – Ни на день раньше или позже.

– Да, сэр, – сказал Уотсон и Джек ясно представил, как мысленно тот прибавил: «Козел хренов».

– Хорошей вам зимы, мистер Уллман.

– О, в этом я сомневаюсь, – высокомерно ответил тот.

Уотсон отворил одну створку большой парадной двери, ветер взвыл громче и принялся трепать воротник его куртки. – Ну, ребята, поосторожней, – сказал он.

Ответил Дэнни:

– Да, сэр.

Уотсон, чей не столь уж далекий предок владел отелем, застенчиво проскользнул в дверь. Она закрылась за ним, заглушив ветер. Они все вместе посмотрели, как Уотсон простучал поношенными черными ковбойскими сапогами по широким ступеням парадного крыльца. Пока он пересекал стоянку и забирался внутрь своего пикапа «Интернэшнл харвестер», у его ног крутились хрупкие желтые листья осины. Он завел машину, из заржавленной выхлопной трубы вылетел синий дымок. Пока машина задним ходом выезжала со стоянки, все молчали, словно находясь во власти заклятия. Грузовичок Уотсона исчез за выступом холма, а потом появился снова, маленький, на главной дороге. Он держал курс на запад.

На мгновение Дэнни почувствовал, что одинок как никогда в жизни.