Сияние.

* * *

Когда Джек проснулся, он стоял в ванной комнате номера 217.

(Снова бродил во сне? – почему? – здесь нет радиопередатчика, который можно разбить.).

В ванной горел свет, комната за спиной тонула во мраке. Длинная ванна на львиных лапах была затянута занавеской. Коврик для ног возле нее смялся и отсырел.

Ему стало страшно, но страх был призрачным, как во сне, и Джек догадался, что все это – не наяву. В «Оверлуке» призрачным казалось очень многое.

Он подошел к ванне, не желая лишить себя возможности ретироваться.

И откинул занавеску.

В ванне лежал совершенно голый Джордж Хэтфилд. Он покачивался на воде, словно ничего не весил, и в груди у него торчал нож. Сама вода окрасилась в ярко-розовый цвет. Глаза Джорджа были закрыты. Вяло плавающий член напоминал водоросль.

Джек услышал собственный голос:

– Джордж…

При этих словах Джордж медленно раскрыл глаза. Серебряные. В них не было ничего человеческого. Белые, как рыбье брюшко, руки Джорджа нащупали края ванны, он подтянулся и сел. Воткнутый точно между сосками нож торчал в груди. Края раны уже стянулись.

– Ты переставил таймер вперед, – сказал Джордж с серебряными глазами.

– Нет, Джордж, нет. Я…

– Я не заикаюсь.

Теперь Джордж поднялся на ноги, по-прежнему не сводя с Джека серебряных нечеловеческих глаз, а его рот растянула мертвая улыбка-гримаса. Он перекинул через фарфоровый бортик ванны ногу. Белая, сморщенная ступня оказалась на коврике.

– Сперва ты пытался переехать меня, когда я катался на велосипеде, а потом перевел вперед таймер, а потом пытался насмерть заколоть меня, но я все равно не заикаюсь, – Джордж шел к нему, вытянув руки со слегка скрюченными пальцами. От него пахло сыростью и плесенью, как от попавших под дождь листьев.

– Ради твоей же пользы, – выговорил Джек, пятясь. – Я перевел его вперед для твоей же пользы. Более того, я случайно знаю, что ты смошенничал с итоговым сочинением.

– Я не мошенник… и не заика.

Руки Джорджа коснулись его шеи.

Джек развернулся и кинулся бежать, но вместо этого, словно сделавшись невесомым, медленно поплыл, как частенько бывает во сне.

– Нет, ты мошенник! – в страхе и ярости выкрикнул он, минуя неосвещенную спальню-гостиную. – Я докажу!

Руки Джорджа снова оказались на его шее. Страх заполнял сердце Джека, пока тот не уверился, что сейчас оно лопнет. А потом, наконец, его рука ухватила дверную ручку, та повернулась и Джек распахнул дверь настежь. Он вынырнул из комнаты, но не в коридор третьего этажа, а в подвал позади арки. Горела затянутая паутиной лампочка. Под ней стоял его складной стул – застывшая геометрическая форма. Вокруг, куда ни глянь, громоздились миниатюрные горные хребты из коробок и ящиков, перевязанных пачек накладных и Бог знает чего еще. Джека пронизало облегчение.

– Я найду его! – услышал он собственный крик. Он схватил отсыревшую, заплесневелую картонную коробку, та развалилась у него в руках, выплеснув водопад желтых тоненьких листков. – Оно где-то здесь! Я найду его! – Погрузив руки вглубь бумаг, он одной вытащил высохшее, словно бумажное, осиное гнездо, а другой – таймер. Таймер тикал. От его задней стенки шел длинный провод, к другому концу которого был прикреплен заряд динамита. – Вот! – взвизгнул Джек. – Вот, получи!

Облегчение превратилось в полное торжество. Он не просто убежал от Джорджа – он победил. Пока у него в руках такие талисманы, Джордж никогда не тронет его снова! Джордж в ужасе обратится в бегство.

Он начал оборачиваться, чтоб можно было встретить преследователя лицом к лицу – и тут-то на шее Джека сомкнулись руки Джорджа. Пальцы стиснули горло, перекрыли кислород. Он в последний раз судорожно втянул воздух, широко разевая рот, и перестал дышать.

– Я не заика, – донесся из-за спины шепот Джорджа.

Джек выронил осиное гнездо и оттуда яростной желто-коричневой волной хлынули осы. Легкие горели. Перед глазами все колыхалось, но взгляд Джека упал на таймер, и чувство торжества вернулось, а с ним – вздыбленный вал праведного гнева. Вместо того, чтобы соединять таймер с динамитом, провод тянулся к золотому набалдашнику массивной черной трости, вроде той, которую завел себе отец Джека, попав в аварию с молоковозом.

Джек ухватил ее и провод отделился. Руки ощутили тяжесть трости – здесь она казалась на своем месте. Он широко размахнулся. На обратном пути трость зацепила провод, с которого свисала лампочка, и та закачалась из стороны в сторону, отчего тени, окутывающие комнату, пустились отплясывать на полу и стенах какой-то чудовищный танец. Опускаясь палка ударила что-то очень твердое. Джордж завизжал. Пальцы, сжимавшие горло Джека, ослабли.

Вырвавшись на свободу из рук Джорджа, Джек быстро обернулся. Джордж стоял на коленях, пригнув голову, обеими руками закрывая макушку. Под пальцами проступала кровь.

– Пожалуйста, – робко прошептал Джордж, – отпустите меня, мистер Торранс.

– Сейчас ты свое получишь, – прорычал Джек. – Клянусь Богом. Щенок. Никчемная шавка. Сейчас, клянусь Богом. До капли. До последней поганой капли!

Над головой покачивалась лампочка, плясали тени. Джек замахивался вновь и вновь, нанося удар за ударом, поднимая и опуская руку, как робот. Окровавленные пальцы Джорджа, защищавшие голову, соскользнули, но Джек все опускал и опускал трость – на шею, на плечи, на спину с руками. Вот только трость перестала быть тростью и превратилась в молоток с яркой полосатой ручкой. В молоток, у которого одна сторона помягче, а другая – потверже. Рабочий конец был выпачкан кровью, на него налипли волосы. Потом монотонные размеренные шлепки, с которыми молоток врезался в тело, сменились гулким стуком, раскаты которого эхом гуляли по подвалу. Да и голос самого Джека стал таким же – гулким, бестелесным. Но одновременно, как это ни парадоксально, он зазвучал слабее, невнятно, обиженно… будто Джек был пьян.

Коленопреклоненная фигура медленно, умоляюще подняла лицо. Собственно, лица уже не было – лишь кровавая маска, из которой выглядывали глаза. Размахнувшись для последнего свистящего удара, Джек полностью разогнал молоток и только потом заметил, что полное мольбы лицо у его ног принадлежит не Джорджу, а Дэнни. Это было лицо его сына.

– Папочка…

И тут молоток врезался в мишень, он ударил Дэнни прямо между глаз, закрывая их навсегда. Джеку почудилось, будто где-то кто-то расхохотался…

(Нет!).

Когда он очнулся, он голышом стоял над кроваткой Дэнни с пустыми руками, обливаясь потом. Последний крик Джека раздался лишь в его воображении. Он снова повторил, на этот раз шепотом:

– Нет. Нет, Дэнни. Никогда.

На подгибающихся, будто резиновых, ногах Джек вернулся в постель. Венди спала глубоким сном. Часы на ночном столике показывали без четверти пять. Он лежал без сна до семи, а когда зашевелился просыпающийся Дэнни, перекинул ноги через край кровати и начал одеваться. Пора было идти вниз проверять котел.