Сказки народов Азии.

Сухой гранат и полотенце с кружевной каймой. Турецкая сказка. Перевод К. Беловой.

Авным-давно, теперь уж и не вспомнить, в старой бане, в новом доме, в решете ли, во соломе, когда я бабушкину люльку — скрип-скрип! — качала, тут бы и сказочке начало, да лев пришел, народ распугал, всяк от него куда мог убежал. Сидят по углам, спасаются. Тут пропел петушок, курочка снеслась, а сказка наша вот так началась.

Далеко-далеко от наших мест жила в одной стране старушка с сыном. Старушка была добрая, работящая, а верзила сын — лентяй лентяем. Весь день лежит себе на кровати, с боку на бок поворачивается да нежится, ни к какой работе рук не прикладывает. Как есть-пить захочет, так давай старушку погонять:

— Мать, давай хлеба! Мать, неси воды!

Старушка ни в чем ему не перечила. Таково уж материнское сердце, что с ним поделаешь? Смирилась она со своей судьбой. Запросит молодой лентяй хлеба, она тут же замешивает тесто, разводит огонь, хлеб печет, сыну подает. Запросит воды, она бежит к источнику, набирает в глиняный кувшин свежей воды, подает ему в белые руки:

— Пей, сыночек, на здоровье! Ешь, сыночек, на здоровье!

В каждой стране бывает свой глава-правитель. Вот и в той стране, где жили старушка и сын-лентяй, был падишах, а у него была дочь. Только с того дня, как дочь родилась, все дела у падишаха пошли вкривь и вкось. За что ни возьмется, все не ладится. И решил падишах, что все его неудачи из-за дочери.

— Нет у меня сына, — горюет он, — некого будет на трон посадить. А от дочери только и жди беды. Чуть оставишь без надзора, тут же к барабанщику или к зурнисту сбежит. И доброго слова от дочери не дождешься, а если и дойдет оно, то не вовремя.

Так говорил падишах и день ото дня все больше сокрушался, все больше терял надежду на то, что дела его поправятся. И вот однажды он решил: «Лучше мне прогнать эту девчонку. Пусть потом жалеть и страдать буду, зато дела пойдут на лад».

Недаром говорят: материнское сердце — из мягкого теста, отцовское сердце — из камня. Одно вздуется, да быстро осядет, а другое и не дрогнет — как есть каменное.

Вот на рассвете разбудил отец-падишах свою дочь, сунул ей в руки узелок и приказал:

— Уходи куда знаешь, чтоб глаза мои больше тебя не видели.

И выгнал ее на улицу.

Девочки — народ нежный, хрупкий, как лиловые гвоздики в цветочных горшочках. Чуть ветерок подул, они уже зябнут, чахнут; дождь ли пошел — сидят слезы льют. Всплакнула дочь падишаха:

— Голова ты моя, головушка, горемычная-несчастливая, видно, такая моя доля горькая — по белу свету скитаться.

И пошла куда глаза глядят с камнем на сердце.

Шла, шла, видит, у дороги лачужка стоит. Свернула девушка к ней, подошла к двери, постучала. Послышался старушкин голос:

— Кто там? Добро пожаловать!

— Спасибо, бабушка!

Сняла дочь падишаха верхнюю одежду, шагнула в уголок и села.

Прошло немного времени, и проснулся старушкин сын — тот самый, ленивец. Два раза потянулся, пять раз зевнул, потом говорит:

— Мать, я проголодался, дай мне хлеба!

Дочь падишаха глянула, хлеб у самого его изголовья лежит. Только руку протянуть, бери да ешь. Рассердилась она, схватила старушкину палку и ну парня охаживать:

— Ах ты лодырь, невежа! Хлеб рядом лежит, встань и возьми. И за водой живо беги!

С ленивцем в жизни такого не случалось, он с перепугу и сделал все, как девушка велела.

Стал он постепенно привыкать к порядку. Сначала мелкие дела делал, а потом втянулся, научился всякую работу работать.

Жил в той округе главный караванщик, водил он караваны верблюдов из страны в страну и тем зарабатывал себе на жизнь. Привела старушка к нему сына и стала упрашивать:

— Возьми его в услужение, век буду тебя благодарить. Три рта у нас в доме. Муж мой, кормилец, умер. Нечем нам жить.

— Хорошо, — говорит караванщик, — беру я твоего сына в услужение. Отправится он со мной в путь, караван уж готов. Живым-здоровым уходит, таким же и назад вернется.

— Счастливого пути, счастливого возвращения, сынок, — молвила старушка.

Навьючили погонщики верблюдов, выстроили их вереницей, и караван отправился в путь. Колокольчик на первом верблюде вызванивает: динь-бом, добро везем! Динь-бом, добро везем! На втором верблюде колокольчик спрашивает: дили-дали, где взяли? Дили-дали, где взяли? А третий колокольчик отвечает: там-сям, по мелочам! Там-сям, по мелочам!

Так они и шли — день и ночь, день и ночь. Давно уж остались позади деревья, зеленые травы, бурливые реки. Вступил караван в бескрайнюю пустыню — ни травинки, ни деревца, лишь песок раскаленный да солнце пожаром полыхает.

Кончилась у каравана вода, опустели бурдюки. Под вечер показались на пути две финиковые пальмы, а под ними колодец. Бросились к воде путники, но оказалось, что ушла из колодца вода. Что делать? Думали-гадали и решили спуститься вниз на веревке — расчистить родник на дне. А кто же будет спускаться? Конечно, старушкин сын. Он молодой, сильный да ловкий. Обвязали юношу веревкой и давай опускать. Веревка разматывается, уж скоро кончится, а дна все нет. Наконец коснулся он ногами земли, присел на дно колодца, начал песок раскапывать, источник искать. И вдруг застыл в изумлении — привиделся ему вдали огонек. Смотрит, а огонек все ближе, ближе и превратился наконец в седобородого старика.

— Что ты тут ищешь, сынок?

— Источник ищу, дедушка. Попали мы в пустыню, погибаем от жажды.

— Много людей спускалось в этот колодец, но ни один из них не добирался сюда. Все возвращались с полпути. А ты, похоже, храбрый юноша. Ничего не испугался. Пожалуй, следует тебя наградить за это. Вот тебе гранат и полотенце с кружевной каймой. Возьми их и отнеси домой.

Отдал старик свои подарки и тут же исчез. А юноша быстро нашел родник, расчистил его, сделал углубление — и из него с шумом вырвалась вода. Дернул он веревку, подал знак, чтобы скорее вытаскивали, и выбрался наверх.

Пока верблюды и караванщики утоляли жажду и отдыхали, юноша поспешил отнести подарки домой. Прибежал, ищет мать, а ее нет нигде! Видит парень, дочь падишаха сидит возле дома на солнышке, вышивает шелковыми нитками. Просит он девушку:

— Вот дали мне подарки, да боюсь обронить их в дороге. Положи их куда-нибудь, сохрани до моего возвращения.

Вручил он девушке высохший гранат и полотенце с кружевной каймой, а сам бегом караван догонять.

Пока юноша путешествует с караваном по горам да пустыням, расскажу, что стало с дочерью падишаха. Только старушкин сын отдал ей гранат, она и подумала: «Съем-ка я его, а то пить хочется». Надкусила она кожуру, и вдруг гранат с треском раскололся пополам и посыпались из него жемчуга и алмазы.

Вскрикнула дочь падишаха:

— Что же это за гранат такой? Из него жемчуга и алмазы сыплются! Надо скорее собрать их, обменять на деньги и построить дворец.

Расстелила она полотенце с кружевной каймой, чтобы собрать на него жемчуга и алмазы. Да не успела опомниться, как вышли из полотенца сотни воинов в доспехах, в дорогих одеждах и все на серых конях. А впереди — усатый военачальник. Поклонился он дочери падишаха:

— Приказывай, повелительница! Мои воины все выполнят с первого раза. Прикажешь убрать — уберут, прикажешь побить — побьют.

— Ничего не надо убирать, никого не надо избивать, — распорядилась дочь падишаха. — Возьмите эти жемчуга и алмазы, отнесите их в город и продайте. Потом вернитесь сюда и на вырученные деньги постройте дворец.

— Слушаю и повинуюсь! — поклонился усатый военачальник.

Сели воины на коней, прискакали в город, продали жемчуга и алмазы и вернулись назад. Сняли доспехи, засучили рукава и принялись за работу. Говорят, самые трудолюбивые существа в мире — муравьи и пчелы. Думаю, и они позавидовали бы такой работе.

Выстроили воины дворец всем на диво. Кто увидит его, так и застынет с пальцем во рту, кто услышит, покой потеряет, только о том и будет мечтать, как бы его повидать. Кончилась работа, старушка с дочерью падишаха перебралась из своей ветхой лачужки во дворец и стали там жить-поживать в радости и счастье.

Все хорошо, что хорошо кончается. Но что же стало с нашим юношей, который раньше был ленивцем?

Дошел караван до места. Разгрузили верблюдов, взяли новые товары и домой направились. Ровно через девять месяцев и десять дней вернулся караван в свою страну. Главный караванщик отсчитал юноше несколько монет и сказал:

— Вот твой заработок. Иди теперь домой.

Обрадовался юноша, прибежал к своей лачуге, громко окликнул:

— Матушка! Матушка! Я вернулся и деньги принес!

Недаром говорят о странствующих: уйдешь — и не вернешься, а если и вернешься, то прежнего уже не найдешь.

— Матушка! Матушка! — зовет юноша. — Где ты?

Ни материнского голоса в ответ, ни голоса дочки падишаха, которую когда-то пустили в дом. Прислонился юноша к запертой двери, охватили его черные мысли: «Бедная, несчастная моя матушка! Не вынесла разлуки со мной, умерла!».

Вдруг, откуда ни возьмись, появились воины в доспехах и дорогих одеждах. Не успел юноша спросить, кто они такие и откуда взялись, как схватили его под руки, повели прямо в баню — передали с рук на руки банщикам. Те сорок раз его намылили, сорока водами справа-слева окатили, оттерли-отмыли до белизны. Потом нарядили, подпоясали, золотом-серебром украсили и к двери подвели. А за дверью встречают его музыканты и танцовщицы, да так складно играют, так плавно танцуют! Ай да праздник!

С музыкой и весельем проводили юношу до дворца, вышли ему навстречу матушка и дочь падишаха. Взяли его под руки, привели к трону и говорят:

— Вот тебе дворец, вот тебе воины. Садись на трон и управляй! Теперь ты падишах!

Стал юноша падишахом. Матушка у него — по правую руку, дочь падишаха — по левую. Так в счастье и согласии управляли они и жителями своей страны, и воинами.

Как раз в тот день приготовила я блюдо баклавы[74] и решила преподнести нашему юноше на счастье. Иду по дороге ко дворцу, вдруг из пруда лягушка: «Бре-ке-ке-ке-ке! Бре-ке-ке-ке-ке!» А мне послышалось: «Брось не-вда-ле-ке! Брось не-вда-ле-ке!» Бросила я блюдо — и бежать! Так и пропала наша баклава.