Том 5. Проза, рассказы, сверхповести.
<1>
Разговор.
Громад во мгле оставив берег,
Направив вольный в море бег
И за собою бросив Терек,
Шел пароход и море сек.
Во мгле ночей что будет с ним?
Сурова и мрачна судьба пароходов,
Много из тех, кто земными любим,
Скрыто внутри его шелковых сводов.
Прильнув к веревочной ограде,
Задумчиво смотрели полудети,
В каком жемчужном водопаде
Летели брызги в синем свете.
И призрак стеклянный глубин,
И чайки на берег намеки:
Они точно крылья судьбин,
От берега мы недалеки.
На палубах шныряют сотни,
Плывешь ты, по морю прохожий,
Окован суровою кожей;
Морские поют оборотни.
Окраскою серою скромен
И строгий в строеньи своем,
Как остров во мраке огромен,
Рассек голубой водоем.
В плаще, одряхлевшем от носки,
Блестя золотыми погонами,
Взошел его вождь на подмостки –
Он правит служебными звонами.
– Теченье мысли не нарушу,–
Кто-то сказал, смеясь во взоре,–
Что будет год, оставив сушу,
Наполним воздух или море.
– Но что же, если мы вспорхнем
Однажды дальше в синеву,–
Со звезд полуночным огнем
Увижу землю наяву.
Ведь власти – речь и материк
На жизнь и смерть хранят союз,
Как будто войн устал старик
Нести на плечах мелкий груз.
Возница мира раньше вез
Молниегривыми конями
Из мира страданий и слез
Более скорбей, одетых тенями.
И к быту первых дикарей
Мечта потомков полетит,
И быт без слов – скорей, скорей! –
Она задумчиво почтит.
– Если мир одной державой
Станет – сей образ люди ненавидят, –
В мече ужели посох ржавый
Потомки воинов увидят?
Когда от битв небес излучин
Вся содрогается земля,
Ученых разум станет скучен,
И я скучаю, им внемля.
Да, те племёна, <что> моложе,
Не соблазнились общим братством,
Они мечом добудут ложе
<. . . . . . . . . . . . . . .>
– Не в самых явных очертаниях
Рок предстоит для смертных глаз,
Но иногда в своих скитаниях
Он посещает тихий час.
«Мне отмщение и Аз воздам»,–
Все, может быть и мы услышим.
Мы к гневным молний бороздам
Лишь в бури час умы колышем.
Пожар я помню небоскреба
И глину ласточек гнезда,
Два-три серебряные зоба
Я не забуду никогда.
Огнем и золотом багровым
Пожар красивый рвет и мечет,
А на стене в окне суровом
Беспечно ласточка щебечет.
Летают молнии пламена
На свод морей, как трость волнуем,
И ветров гневные племена
Рассвирепели поцелуем.
Еще ужасней наводненье:
Где раньше пела детвора,
Там волны с криками «ура»
Ломают бедное селенье.
Везде мычащие стада
Как будто ревом помогают,
И из купален без стыда
Нагие люди выбегают.
Судов на пристани крушенье,
Плачевный колокола звон
И на равнине в отдаленьи
И крик, и вопль, и бледный стон.
И что ж? где волны диким гнездом змей
С лобзаньем к небу устремлялись,
Там голубиный сон морей
И солнца блеск – его скиталец.
Да, от дворцов и темных хижин
Идет мятеж на власть рассудка.
Добряк в очках сидит обижен,
Глупца услышать ведь не шутка.
– О судьбах речь, кто жил глубоко,
Кто сумрак и огонь зараз,
Тот верит в видящее око,
Чету всевидящую глаз.
Бойтеся русских преследовать,
Мы снова подымем ножи
И с бурями будем беседовать
На рубежах судьбы межи.
И если седьмое колено
Мешает яд и точит нож,
Его права на то: измена
Подкралась с лицами вельмож.
На злодеяния бешеном вале
Должен носиться потомка челнок,
За то, что у предков когда-то отняли
Славу, лучи и венок.
– О юноша, ваш лепет,
То дерзкий, то забавный,
Мне рассказал, что вами не пит
Кубок общий, в мире главный.
Ведь листья зеленые жили особо,
Позднее сплетались в державы стволов,
Туда и мы – любимцы гроба,
Невода мертвых неясный улов.
– Желудок князем возгласить,
Есть в этом, верю, темный смысл.
Пора кончать тех поносить,
Кто нас к утесу дум возвысил.
Как на глав змеиных смысел
Песни чертога быть зодчим,
Как рассказать володение чисел,
Поведать их полдням и ночам?
О, сумасшествие пророка,
Когда ты мир ночей потряс,
Ты лишь младенцем в объятиях рока
Несся сквозь звездных сияние ряс.
– А изображение главы
Вам дорогого существа:
Сестры, невесты, брата – вы
Лучи другого естества <?>
– Кто изнемог под тяжестью возмездий
И жизнь печальную оглянет,
Тот пред лицом немых созвездий
Своего предка проклянет.
Опасно видеть в вере плату
За перевоз на берег цели,
Иначе вылезет к родному брату
Сам лысый черт из темной щели.
Мы жребия войн будем искать,
Жребия войн земле неизвестного,
И кровью войны станем плескать
В лики свода небесного.
И мы живем верны размерам,
И сами войны суть лады,
Идет число на смену верам
И держит кормчего труды.
И грозная бьется гора
Сверкающей радугой пыли.
Когда мы судили «вчера»,
О роке великом забыли.
– Помнишь безумную ласточек дурь,
Лиц пролетающих около,
Или полет через области бурь
Бело-жестокого сокола?
О, бедствие нам – одиноким и зрячим
Столбам на полях слепоты.
Ответим мы стоном и плачем
На шествие судеб пяты.
Ты прав: не костер, а вязанка готовая дров,
Из кубка живого я не пил.
Ты же, чей разум суров,
Ты старого разума пепел.
Мы не рождаемся в жизнь дважды, –
Сказал задумчивый мудрец.–
Так веселись, будь светел каждый,
И здравствуй ты, о звон колец!
Свершай же, свершай свой бег,
О, моря жестокого данник.
Идешь, так хотел человек,
Иди же, иди же, о странник!
И храмы убийства быков
В широких и круглых стенах,
И буря внезапных хлопков,
И бык, упадающий в прах.
И жизни понятен мне снова учебник,
Мрет муравейника правда живая,
А ты, таинственный волшебник,
За дубом стоишь, убивая:
Приятно гибель и раскол
Принесть, как смерти чародейник,
Огромного дуба сокрытый за ствол,
В кипучий трудом муравейник.
А волны черные и бурные
С журчаньем бились о прибой,
Как будто дерзко-балагурные
Беседы с мрачною судьбой.
Наездник напрасно, плывя, помогал.
Конь вороной за отлива волной
Шел, храпя,
И после в испуге долой убегал,
Ремнями возницу идти торопя,
И снова к прибою бежал, оживая,
Как будто в глубинах друзей узнавая,
Как будто бы родина там вдалеке,
Кругом же прибоя черта снеговая
<. . . . . . . . . . . . . . .>
– Вы, книги, пишетесь затем ли,
Чтоб некогда ученый воссоздал,
Смесив в руке святые земли,
Что я когда-то описал?
И он идет: железный остов
Пронзает грудью грудь морскую,
И две трубы неравных ростов
Бросают дымы; я тоскую.
Морские движутся хоромы,
Но, предков мир, не рукоплещь,
Ведь до сих пор не знаем, кто мы:
Святое Я, рука иль вещь?
Мы знаем крепко, что однажды
Земных отторгнемся цепей,
Так кубок пей, хотя нет жажды,
Но все же кубок жизни пей.
Мы стали к будущему зорки,
Времен хотим увидеть даль,
Сменили радугой опорки,
Но жива спутника печаль.
Меж шестерней и кривошипов
Скользит задумчиво война,
И где-то гайка, с оси выпав,
Несет крушенье шатуна.
Вы те же, 300, 6 и 5,
Зубами блещете опять,
Их вместе с вами, 48,
Мы, будетляне, в сердце носим
И их косою травы косим.
Нас просят тщетно: мир верни,
Где нет винта и шестерни.
Но будетлянин, гайки трогая,
Плаща искавший долго впору,
Он знает, он построит многое,
В числе для рук найдя опору.
Ведь к сплаву молний и лавины
Кричали толпы: «Мы невинны!»
О человек, забудь смирение!
Туда, где старой осью хлябая,
Чуть поборая маслом трение
И мертвых точек перебой,–
Одно, одно! – созвездье слабое
В волненьи борется с судьбой,
Туда иди, красавец длани,
Будь старшим братом этой лани,
Ведь меж вечерних и звездных колес
Ты один восстаешь на утес.
И войны пред тем умеряют свой гнев,
Кто скачет, рукою о рок зазвенев.
Земного пути колесо маховое,
И вечер, и речка, и черные хвои,
И оси земной в тучах спрятанный вал –
Кобзу кобзарю подавал,
А солнце – ремень по морям и широтам –
Скользит голубым поворотом.
Сын Выдры кричит «ау» Индии спящей.
2.
Игра на пароходе.
Дети Выдры играют на пароходе в шахматы.
Площадь – поле шахматной доски; действующие лица: Пешки, Ферязь, Конь и другие.
Видны руки Детей Выдры и огромные спички.
Черные молчат. Белые говорливы.
I-ая пешка.
Тра-ра-ра, тра-ра-ра, тра-ра-ра.
Тра, ра, ра, ра –
Мы люди войны и удара.
Ура, ура!
2-Я пешка.
На зовы войны и пожарищ
Шагает за мною товарищ.
И с нами шагает беда!
(Мрачно).
Да-да!
Предводитель.
Возьми скорей на мушку
Задумчивую пушку.
Зовет рожок военный,
За мной идет отряд.
Молвою вдохновенной
Те пушки говорят.
У каждой свой заряд.
3-Я пешка.
Там-там,
К высотам!
Знамя там.
Конь.
Скачу я вбок и через,
Туда, где вражья Ферязь.
Я ноги возвысил,
А уши развесил.
Меж вражеских чисел
Кидаюсь я, весел.
Ферязь.
В латах я. Пусть
Нами башня занята
Не та.
«Ура» так просится к устам!
Победа все еще не там!
На помощь иду я
К усталым отвагам
Ускоренным шагом,
Воюя и дуя!
В кровавых латах прочь мы выдем
И сколько люда не увидим.
Черные молчаливые.
Зирин! Зирин!
Мат!
Шахматы складывают в коробку.
Сын Выдры.
Вот и всё.
Мне скучно, и нужно нам игру придумать.
Сколько скуки в скоке скалки!
О, день и динь, и дзень!
О, ночь, нуочь и ничь!
Морской прибой всеобщего единства.
<3>
Морское путешествие.
Сын Выдры перочинным ножиком вырезывает на утесе свое имя: Велимир Хлебников. Утес вздрагивает и приходит в движение; с него сыпется глина, и дрожат ветки.
Утес.
Мне больно. Знаешь, кто я? Я сын Пороса.
Сын Выдры.
Здравствуй, поросенок!
Утес.
Зачем глумиться?
Но игрушками из глины
Я, растроганный, сошел
И зажег огнем долины,
Зашатав небес престол.
Пусть знает старый властелин,
Что с ними я – детьми долин,
Что угрожать великолепью
Я буду вечно этой цепью,
Что ни во что его не чту,
Лелею прежнюю мечту.
И вновь с суровою божбой
Я славлю схватку и разбой,
Утоляя глад и гнев
Им ниспосланных орлов,
Точно снег окоченев
Над ущельем соколов.
За серной бродит здесь охотник,
Где горы к облаку приближены,
Давно воздвиг их древний плотник,
Дворцы и каменные хижины.
Вишу, как каменный покойник,
У темной пропасти прикованный
За то, что, замыслом разбойник,
Похитил разум обетованный.
Я помню день борьбы и схватки
С толпой подземных великанов:
Мелькали руки и лопатки,
И ребра согнутые станов.
Узнает полночь этот мир,
Сегодня что, как утро, свеж,
И за пустой весельем пир
Костяк взойдет, в одежде мреж.
Смотри, уж Грузия несет корзины
И луч блеснул уж на низины.
Люди.
Бог великий что держал,
Скрытый сумрака плащом,
Когда ты во тьме бежал,
Обвит молнии плющом?
Он не дал разум нашим дедам
В эти ветхие года
И в плену горы соседом
Обречет быть навсегда.
Но что с ним сделали враги?
Где радость, жизнь и где веселье?
За веком век печально нижет,
Прикован к темному ущелью,
И лишь олень печально лижет,
Как смолы, кровь с его ноги.
И на кудрей его вершины
Льют века свои кувшины.
Сын Выдры.
Но чью-то слышу я дуду.
Сейчас иду.
Люди.
Клянемся, сон бесчеловечен.
Как кровь и сало, блещет печень!
Сын Выдры.
Прощай, собрат. Прости невольную ошибку.
Страдалец! Целую твой священный палец!
Орлы.
Пролетаем с пожеланьем
Сердцу вырванному вырасти,
Над изящным стадом ланей
В склонах мглы и утра сырости.
Дочь Выдры.
Походить бы я хотела
Очертаниями тела,
Что с великим и убогим
Быть чарующей не ленится
И искусством хромоногим –
Вечно юная изменница.
Освобождает его, перерезая, как черкешенка <Пушки на>, цепь. Дети Выдры идут к водопаду.
Занавес.
<4>
Крушение во льдах.
– Но что за шум? Там кто-то стонет!
– Льды! Пароход тонет.
Сын Выдры.
Жалко. Очень жалко.
Где мои перчатки? и где моя палка?
Духи пролил.
Чуть-чуть белил.
Вбегающий.
Уж пароход стоит кормой
И каждой гайкою дрожит.
Как муравьи, весь люд немой
Снует, рыдает и бежит.
Нырять собрался, как нырок.
Какой удар! Какой урок!
И слышны стоны:
«Небеса, мы невинны».
Несется море, как лавины.
Где судьи? Где законы?
