Том 5. Проза, рассказы, сверхповести.

6-Й парус. Душа Сына Выдры.

Ганнибал.

Здравствуй, Сципион. И ты здесь? как сюда попал? Не знаю, прихоть иль закон: Сюда идет и стар и мал, Да, все бегут на тень утеса. Ты знаешь, мрачный слух пронесся, Что будто Карл и Чарльз – они Всему виною: их вини. Два старика бородатых,– Все слушают бород лохматых, – Поймав, как жизнь морской волны, Клешнею нежные умы И тело веры, точно рыбки, Клешней своей сдавив ошибки, Добыче право дав висеть (Пускай поет в тисках железных, В застенке более полезных), Поймали нас клешнями в сеть. Весы над книгой – весы счетов Числа страниц и переплетов. Ей можно череп проломить, Другим не надо изумить, Хотя порой в ее концах Ничто сокрылось, как в ларцах, Ума не будет и помину – И я пред книгой шляпу скину. Давай возьмем же по булыжнику Грозить услугой темной книжнику? Да, эту старую войну С большой охотой я начну. Я шел войной на римский дол, Вперед, упрям и бледен, шел, Стада слонов сквозь снег провел, Оставив цепи дымных сел, Летел, как призрак, на престол, Свободу юга долго пас, Позднее бед числа не счел,– Не для отчизны властных глаз, И много знал в душе я ран, И брата лик упал в мой стан; Он был с копья сурово сброшен, Суровым долгом рано скошен, А волосы запутались о тын, Был длиннокудр пустыни сын, – Нет! Но потому, что римские купцы, Сходя толпой накрашенной в Аид, Погибнув от обжорства, лени и чумы Зовут избытки и заразы, Телом лоснящимся и масляным Помощники неслыханным напраслинам. Смерть розную рождение сулит Пустыни смолами надушен К словам, умри, равнопослушен. А путь сюда велик и прям И мира нашего властям Становятся ненужными подпольные заказы, Посредством юрких ходоков, На масло и на жир у римских мясников, На снедь горячую и гадкую, В ней мы, по ученью мудрецов,– <Не> верю я в ученье шаткое! – Печемся здесь в смоле купцов, По грудь сидя в высоких бочках, В своих неслыханных сорочках, Забыв о битвенных утехах И о латах и доспехах, Не видя в том ни капли толку, И тянем водку втихомолку. Ее приносят сторожа Тайком, украдкой и дрожа. Смущать подземное начальство Они научены сызмальства. Итак, причина у войны: Одни весьма, весьма жирны. Так Карл мрачно учит нас. Товарищ в славе повествует Толпе соседей и соседок Про утро наших грез и сует, Что первый мой неясный предок, Сокрытый в сумраке времен, Был мил и дик, но не умен. Рукой качаясь на сучках, С неясной думою в зрачках, В перчатках белых на меху, Как векша, жил в листве вверху, Ел пестрых бабочек и зерна, Улиток, слизней и грибы, Он наблюдал глазами черными Звезд ток, взобравшись на дубы, Ладонью пользуясь проворной Для ловли, бега и ходьбы. И вовсе был простаковат Наш предок, шубою космат, С своей рукою волосатой. А все же им служи и ратуй. Таких людей я с ног сшибал Одной угрозой темных взоров.

Сципион.

Ты прав, мой храбрый Ганнибал, Они не стоят разговоров. Наш мир, поверь, не так уж плох, Создав тебя, создав меня! Создать двух-трех веселых блох, – Совсем не тяжкая вина.

Ганнибал.

Итак, пути какой-то стоимости. О! слава! стой и мости. Причина: кость или изъян Есть у людей и у обезьян. Ты веришь этой чепухе?

Сципион.

Ей-богу, нет. Хе-хе! Мы пляску их, смеясь, увидим, А там, зевая, к предкам выдем. Извергло их живое, И вот, сюда явившись, двое Приносят копоти огни, Из новой истины клешни. О тенях тени говорим! Как много звезд там вдалеке. Послушай, осаждая Рим, Себя ударив по щеке, Давил ты меньше комаров, Чем сколько смотрит на нас ныне <В> ночной доверчивой пустыне Созвездий, пятен и миров. На римском щеголе прыщей Садится меньше и бедней, Чем блещет звезд во тьме ночей. И то, чему свистят, И то, чему все рукоплещут – Не стоит много (образ взят), Когда кругом так звезды блещут. Как два певца, что за проезд До ближнего села, Расскажут вам теченье звезд И как устроена пчела. Но слышишь – ходит кто-то, В руке же древко дрота.

Святослав.

И снова, меж вас пролетая, Вскрикну: «Иду я на вы!» Горе: кайма золотая Обвила пространство главы. Чело, презиравшее неги, И лоб, не знавший слова «страшно» Налили вином печенеги И пили так, славя мной брашно.

Пугачев.

Я войско удальцов Собрал со всех сторон И нес в страну отцов Плач смерти, похорон.

Самко.

Я жертвой был течений розных, Мои часы шли раньше звездных. Заведён люд, <как> часы. Чашкой гибели весы Наклонилися ко мне, Я упал по звезд вине.

Ян Гус.

Да, давно и я горел. И, старее, чем вселенная, Мутный взор (добыча хворости), Подошла ко мне согбенная Старушка милая, вся в хворосте. Я думал, у бабушки этой внучат Много есть славных и милых, Подумал, что мир для сохи не почат И много есть в старого силах. «Простота, – произнес я, – святая», – То я подумал, сюда улетая.

Ломоносов.

Я с простертою рукой Пролетел в умов покой.

Разин.

Я полчищем вытравил память о смехе И черное море я сделал червонным, Ибо мир сделан был не для потехи, А смех неразлучен со стоном. Топчите и снова топчите, мои скакуны, Враждебных голов кавуны.

Волынский.

Знайте, что новые будут Бироны И новых «меня» похороны.

Коперник.

Битвы доля бойцу кажется Лучезарной, вместе лучшей. Я не спорю. Спорить сердце не отважится. Враждовал я только с тучею. Быт рукой судьбы ведом, Ходит строгим чередом.

Ганнибал.

Да, да: ты прав, пожалуй, Коперник, добрый малый. Раз и два, один, другой, Тот и тот, идут толпой, Нагибая звездный шлем, Всяк приходит сюда нем. Облеченный в звезд шишак, Он, усталый, теневой, Невесомый, не живой, Опустил на остров шаг. Ужель от Карлов наводнение Ведет сюда все привидения?

Вопль духов.

На острове мы.  Зовется он Хлебников. Среди разъяренных учебников Стоит, как остров, храбрый Хлебников. Остров высокого звездного духа. Только на поприще острова сухо – Он омывается морем ничтожества.

Множества.

Наши клятвы и обеты Клеветой замыла злоба, В белый холст мы все одеты Для победы или гроба. Иль невиданных венков, Иль неслыханных оков.

Голос из нутра души.

Как на остров, как на сушу, Погибая, моряки, Так толпой взошли вы в душу Высшим манием руки. Беседой взаимной Умы умы покоят, Брега гостеприимно Вам остров мой откроет. О, духи великие, я вас приветствую. Мне помогите вы: видите, бедствую? А вам я, кажется, сродни, И мы на свете ведь одни.