Джузеппе Бальзамо (Записки врача).
XX. ГЛАВА, В КОТОРОЙ ЖИЛЬБЕР УЖЕ НЕ ОЧЕНЬ СОЖАЛЕЕТ О ПОТЕРЯННОМ ЭКЮ.
Когда спустя некоторое время Жильбер пришел в себя, он был приятно удивлен, увидев, что лежит у ног какой-то дамы, которая внимательно его разглядывает.
Это была молодая женщина лет двадцати четырех-двадцати пяти, с большими серыми глазами, вздернутым носиком и лицом, загоревшим под южным солнцем. Маленький тонко очерченный капризный рот придавал ее открытому и веселому лицу выражение лукавства и настороженности. Красоту ее рук выгодно подчеркивали рукава из фиолетового бархата с золотыми пуговицами. Юбка серого шелка в цветочек, с пышными складками, закрывала все сидение кареты. Еще больше Жильбер был удивлен тем, что ехал в карете, которую несут галопом три почтовые лошади.
Улыбаясь, дама внимательно изучала Жильбера. Он смотрел на нее до тех пор, пока не понял, что это не сон.
— Кажется, вам лучше, дитя мое, — сказала дама.
— Где я? — произнес Жильбер, очень кстати вспомнивший фразу, которую часто встречал в романах.
— В безопасности, мой юный друг, — ответила дама с ярко выраженным южным выговором. — Но вас только что едва не раздавила карета. Как могло случиться, что вы упали посреди дороги?
— Я почувствовал слабость, сударыня.
— Силы оставили вас? А что случилось?
— Я очень долго шел.
— Вы давно в пути?
— С четырех часов дня. Со вчерашнего дня.
— И с четырех часов вы прошли?..
— Я прошел шестнадцать или восемнадцать льё.
— За двенадцать-четырнадцать часов?
— Так я же почти все время бежал!
— Куда вы направляетесь?
— В Версаль, сударыня.
— А откуда идете?
— Из Таверне.
— Что это, Таверне?
— Замок, расположенный между Пьерфитом и Бар-ле-Дюком.
— Вы, наверное, не успели поесть?
— Не только не успел, сударыня: мне не на что было поесть.
— Что вы говорите?
— Я потерял деньги, когда бежал.
— Значит, вы ничего не ели со вчерашнего дня?..
— Только немного хлеба, который я взял из дома.
— Бедняжка! Почему же вы нигде не попросили дать вам поесть?
Жильбер презрительно усмехнулся.
— Потому что я горд, сударыня.
— Но когда умираешь с голоду…
— Лучше умереть, чем унизиться.
Ответ рассудительного собеседника привел даму в восторг.
— Но кто вы, друг мой? — спросила она.
— Я сирота.
— Как вас зовут?
— Жильбер.
— Жильбер, а дальше?
— Дальше — никак.
— Ах, вот что! — сказала молодая дама, не переставая удивляться.
Жильбер подумал, что своей замысловатостью его ответы не уступали остроумию Жан Жака Руссо.
— Вы слишком молоды, чтобы бродить по большим дорогам, — продолжала незнакомка.
— Хозяева оставили меня одного в старом замке. Я последовал их примеру и покинул замок.
— Без всякой цели?
— Земля велика; говорят, что под солнцем всем хватает места.
«Наверно, это какой-нибудь незаконнорожденный, который убежал из дворянского дома», — решила незнакомка.
— Вы говорите, что потеряли кошелек? — спросила она.
— Да.
— Там было много денег?
— У меня была только одна монета достоинством в шесть ливров, — ответил Жильбер, стыдясь выдать свое отчаяние и боясь назвать слишком большую сумму, что могло навести на мысль о том, что он приобрел деньги нечестным путем, — но я бы сумел их приумножить.
— Монета достоинством в шесть ливров для столь долгого путешествия! Этого хватило бы дня на два — и то только на хлеб! А какой долгий путь вас ожидал! Вы сказали, из Бар-ле-Дюка до Парижа?
— Да.
— Я думаю, что это приблизительно шестьдесят — шестьдесят пять льё.
— Я не считал льё, сударыня. Я сказал себе: нужно проделать этот путь, вот и все.
— Безумец! И вы отправились пешком?
— У меня сильные ноги.
— Какими бы сильными они ни были, в конце концов они устают, в чем вы сами могли убедиться.
— Меня подвели не ноги, я потерял надежду.
— В самом деле, мне показалось, что вы были в полном отчаянии.
Жильбер горько усмехнулся.
— Какие же мысли вас одолевали? Вы готовы были от отчаяния биться головой и рвать на себе волосы.
— Вы так думаете, сударыня? — в замешательстве спросил Жильбер.
— Да! Именно поэтому вы не услышали стука колес.
Жильбер подумал, что не мешало бы еще больше возвысить себя в глазах этой дамы, рассказав ей чистую правду. Чутье подсказывало ему, что его история могла заинтересовать незнакомку.
— В самом деле, я был в отчаянии, — сказал он.
— Отчего же? — спросила дама.
— Оттого, что не мог больше следовать за каретой, которую хотел догнать.
— Ах вот как! — с улыбкой продолжала дама. — Но это настоящее приключение. Речь идет о любви?
Жильбер покраснел: он еще не совсем овладел собой.
— Что же это за карета, мой милый Катон?
— Карета из свиты дофины.
— Как! Что вы говорите? — воскликнула молодая дама. — Значит, она впереди нас?
— Вне всякого сомнения.
— Я думала, что она еще в Нанси. Разве ее не встречают с почестями?
— Нет, нет, встречают, но, видимо, ее высочество очень торопится.
— Принцесса торопится? Кто вам сказал?
— Я так думаю.
— Вы так думаете?
— Да.
— На чем основаны ваши предположения?
— Принцесса собиралась остановиться в Таверне на два-три часа.
— И что же потом?
— А пробыла она там едва ли три четверти часа.
— А не получила ли она какое-нибудь письмо из Парижа?
— Я видел господина в расшитом камзоле, который принес письмо.
— Вы знаете, как его зовут?
— Нет, я знаю только, что это губернатор Страсбура.
— Господин де Стенвиль, родственник господина Шуазёля! Ай-ай! Быстрее, кучер, быстрее!
Мощный удар кнута последовал за этим приказанием, и Жильбер почувствовал, что лошади, которые и так уже неслись галопом, помчались еще быстрее.
— Итак, — продолжала молодая дама, — принцесса впереди нас.
— Да, сударыня.
— Но она должна остановиться, чтобы позавтракать, — продолжала дама, как бы говоря сама с собой, — вот тогда мы ее и нагоним, если только ночью… Она останавливалась ночью?
— Да, в Сен-Дизье.
— В котором часу?
— Около одиннадцати.
— Это был ужин. Значит, теперь она будет завтракать! Кучер! Какой первый город мы будем проезжать?
— Витри, госпожа.
— Сколько осталось до Витри?
— Три льё.
— Где мы будем менять лошадей?
— В Воклере.
— Хорошо. Когда на дороге покажутся кареты, предупредите меня.
Пока дама разговаривала с кучером, Жильбер почувствовал ужасную слабость. Садясь в карету, дама заметила, что он побледнел и закрыл глаза.
— Бедное дитя! — вскрикнула она. — Он опять теряет сознание. Это я во всем виновата: заставляю его разговаривать, а он умирает от голода и жажды.
Не теряя времени, дама вытащила из кармана в дверце хрустальный флакон, к горлышку которого был прикреплен золотой цепочкой стаканчик из позолоченного серебра.
— Выпейте немного этого южного вина, — сказала она, наполняя стакан и предлагая его Жильберу.
На этот раз Жильбер не заставил себя просить: то ли потому, что стаканчик протягивала изящная ручка, то ли оттого, что пить он теперь хотел гораздо сильнее, чем в Сен-Дизье.
— Теперь съешьте бисквит, а часа через два я прикажу подать вам плотный завтрак.
— Спасибо, сударыня, — поблагодарил Жильбер.
Он проглотил бисквит так же быстро, как выпил вино.
— Прекрасно! Теперь вы немного восстановили силы, — продолжала дама, — и если вы можете мне довериться, скажите, зачем вы преследовали карету из эскорта ее высочества.
— Вот в двух словах вся моя история, сударыня, — сказал Жильбер. — Я жил у барона де Таверне, когда ее высочество прибыла в замок и приказала господину де Таверне следовать за ней в Париж. Он повиновался. Так как я сирота, обо мне никто не подумал, меня бросили без денег и еды. Я поклялся, что пойду в Версаль, так как все отправлялись туда. Только они намеревались доехать туда в прекрасных каретах, запряженных сильными лошадьми, а я в свои восемнадцать лет дойду туда пешком так же быстро, как они доедут в каретах. К несчастью, ноги подвели меня, или скорее судьба обернулась против меня. Если бы я не потерял деньги, я смог бы поесть, а если бы я поел ночью, утром я бы уже догнал кареты…
— Браво, вот это отвага! — вскричала дама. — Поздравляю вас, друг мой. Однако мне кажется, вы не все знаете.
— Чего я не знаю?
— В Версале одной храбростью не проживешь.
— Я дойду до Парижа.
— Париж в этом смысле очень похож на Версаль.
— Если недостаточно храбрости, я буду работать, сударыня.
— Вот достойный ответ, дитя мое! Но что вы будете делать? Ваши руки не привыкли к тяжелой работе.
— Я буду учиться, сударыня.
— Вы мне кажетесь достаточно образованным.
— Да, я знаю, что я ничего не знаю, — глубокомысленно ответил Жильбер, припомнив слова Сократа.
— Простите мое любопытство: какую науку вы собираетесь изучать, дорогой друг?
— Сударыня! — отвечал Жильбер. — Я считаю лучшей из наук ту, которая позволяет человеку быть полезным обществу. Кроме того, человек ничтожен и должен знать, в чем его слабость, чтобы познать источник своей силы. Я хотел бы понять, почему голод не позволил моим ногам двигаться утром. Я желал бы также узнать, не явился ли тот же голод причиной моей ярости, не из-за него ли меня бросало то в жар, то в холод.
— О, да из вас выйдет отличный врач! Вы уже, мне кажется, изъясняетесь, как превосходный медик. Обещаю, что через десять лет я буду лечиться только у вас.
— Постараюсь оправдать эту честь, сударыня, — сказал Жильбер.
Форейтор остановил лошадей. Они подъехали к постоялому двору, так и не встретив ни одной кареты.
Молодая дама попросила узнать, когда проехал кортеж ее высочества. Ей ответили, что это произошло около четверти часа тому назад и что кортеж остановится в Витри переменить лошадей и позавтракать.
В седло сел новый форейтор.
Из деревни выехали шагом, но, когда поравнялись с последним домом, молодая дама обратилась к форейтору:
— Вы можете нагнать кортеж дофины?
— Конечно!
— Раньше, чем он будет в Витри?
— Черт побери, их лошади мчались рысью.
— А если пустить лошадей в галоп?
Форейтор посмотрел на нее.
— Плачу́ тройные прогонные.
— С этого надо было начинать, — ответил кучер, — мы были бы уже в четверти льё от деревни.
— Вот вам задаток в шесть ливров, постарайтесь наверстать упущенное.
Кучер обернулся; молодая дама наклонилась, и монета перекочевала из рук незнакомки в его карман.
На спины лошадей пришелся мощный удар кнута — карета полетела, будто уносимая ветром.
Пока меняли лошадей, Жильбер успел вымыть у фонтана лицо и руки, отчего они только выиграли, и расчесал свои красивые волосы.
Молодая дама заметила: «Он, по правде сказать, вовсе недурен для будущего врача».
Она улыбнулась Жильберу.
Жильбер покраснел, будто догадавшись, что вызвало улыбку его спутницы.
После разговора с форейтором незнакомка опять обратилась к Жильберу: ее очень занимали его парадоксы и неожиданные суждения.
Она от души смеялась над иными его ответами, от которых на целую лигу несло философскими сентенциями, время от времени прерывая взрывы смеха, чтобы взглянуть на дорогу. При этом частенько случалось, что ее рука касалась лба Жильбера или колено прижималось к ноге ее спутника. И тогда прелестная путешественница не без удовольствия замечала, как будущий доктор краснел и опускал глаза.
Так они проехали еще льё. Вдруг молодая дама радостно вскрикнула и без всяких предосторожностей пересела на переднее сиденье, повалившись благодаря этому движению на Жильбера.
Она только что заметила кареты, сопровождавшие принцессу: экипажи тяжело въезжали на высокую гору. На горе стояло около двадцати карет, из которых вышли путешественники, чтобы размяться.
Сначала Жильбер выбрался из складок ее расшитого большими цветами платья, затем прильнул к плечу незнакомки, встав на колени на переднем сиденье. Пылкий взгляд его искал мадемуазель де Таверне в толпе пигмеев, поднимавшихся на гору.
Ему показалось, что он узнал Николь по чепцу.
— Мы догнали их, сударыня, — сказал форейтор, — что дальше?
— Обогнать.
— Это невозможно, сударыня. Обгонять дофину нельзя.
— Почему?
— Это запрещено. Черт побери! Обогнать королевский кортеж! Да я угожу на галеры!
— Послушай, друг мой, делай что хочешь, но я должна их обогнать.
— Ваша карета не из кортежа? — спросил Жильбер; он думал, что незнакомка опаздывает и поэтому хочет как можно скорее догнать эскорт.
— Стремление к знаниям прекрасно, — ответила молодая дама, — нескромность же не стоит ничего.
— Прошу меня извинить, сударыня, — покраснев, произнес Жильбер.
— Так что же нам делать? — спросила форейтора незнакомка.
— Поедем за ними до Витри. Если ее высочество там остановится, мы попросим разрешения обогнать кортеж.
— Да, но тогда спросят мое имя и станет известно… Нет, это не годится, надо придумать что-нибудь другое.
— Сударыня! — начал Жильбер. — Осмелюсь высказать свое мнение…
— Говорите, друг мой, говорите, и если ваш совет окажется хорош, мы ему последуем.
— Нужно поехать по какой-нибудь проселочной дороге, чтобы обогнуть Витри, и тогда мы окажемся впереди ее высочества, не выказав ей неуважения.
— Устами ребенка глаголет истина! — вскричала молодая дама. — Кучер! Нет ли здесь проселочной дороги?
— Какой?
— Какой угодно, лишь бы мы обогнали ее высочество.
— Да, правда, — отвечал кучер, — справа есть дорога на Мароль; она огибает Витри и выходит на Лашосе.
— Браво! — воскликнула молодая женщина. — Вот прекрасный выход из положения.
— Сударыня, — прибавил кучер, — вы понимаете, что таким образом я проделаю двойной путь.
— Предлагаю два луидора, если вы будете в Лашосе раньше принцессы.
— Сударыня не боится, что карета не выдержит?
— Я ничего не боюсь. Если карета сломается, я поскачу верхом.
Повернув направо, карета съехала с большой дороги и попала в глубокую колею проселочной дороги, которая шла вдоль маленькой речушки, впадающей в Марну между Лашосе и Мютиньи.
Форейтор сдержал слово. Он сделал почти все возможное не только для того, чтобы разбить карету, но и чтобы добраться вовремя.
Много раз Жильбера бросало на его спутницу, а та столько же раз попадала в его объятия.
Его галантность была так ненавязчива, что незнакомка ни разу не смутилась. Он сумел удержаться от улыбки, хотя взгляд его говорил спутнице, что он восхищен ее красотой.
Ухабы скверной дороги и путешествие вдвоем очень быстро сближают в пути. Жильберу казалось, что он знаком со своей спутницей, по меньшей мере, лет десять, а молодая дама была уверена, что знает Жильбера с рождения.
К одиннадцати часам они выехали на большую дорогу между Витри и Шалоном. От гонца узнали, что принцесса остановилась в Витри не только позавтракать, но и отдохнуть часа на два, так как почувствовала себя усталой.
Гонец прибавил, что его отправили на ближайшую почтовую станцию с приказом к свитским офицерам быть готовыми к трем-четырем часам пополудни.
Незнакомка была вне себя от радости, узнав эту новость.
Она заплатила кучеру, как обещала, и повернулась к Жильберу:
— Клянусь, мы тоже пообедаем на ближайшей станции.
Однако и на этот раз Жильберу не суждено было пообедать.