Туман. Авель Санчес; Тиран Бандерас; Салакаин отважный. Вечера в Буэн-Ретиро.
III.
Шепот за соседним столиком, где сидела грустная парочка, заставил Сакариаса остановиться. Он снова сел.
— А вдруг господин Передита возьмет и продлит срок?
— Нет, отец, и думать не думай!
— Когда бы его не вывела из себя индианка, он, быть может, стал бы чуточку несговорчивее.
Сакариас надвинул шляпу глубже па лоб и, не спуская мешка с колен, весь превратился в слух. Слепой вытащил из кармана бумажник с квитанциями и начал перебирать их, словно пальцы с траурной каймой заменяли ему зрение.
— Ну-ка, напомни мне условия договора. Не может быть, чтобы там не было хоть крошечной зацепки для нас.
С этими словами старик протянул дочери квитанций, испещренную всевозможными знаками и печатями.
— Отец, какие тут могут быть зацепки! Гачупин накинул нам петлю па шею!
— Все равно, прочитай еще разок!
— Да я наизусть ее помню. Все потеряно, разве только чудом сыщется какой-нибудь выход.
— Сколько мы задолжали?
— Семь песо.
— Ну и времена наступили! Прежде заработать на ярмарке семь песо было раз плюнуть. Вот взять хоть вчерашнюю ночь: да когда-то в такую ночь можно было получить трижды семь песо!
— А вот на моей памяти заработки всегда были такие же крошечные.
— Ты помнишь! Лет-то тебе сколько?
— Ничего, успею еще состариться.
— А что, если мы еще разок испросим господина Передиту? Расскажем ему о наших планах, о том, что скоро ты сможешь выступать в концертах! Может, сходим к нему еще?
— Ну давай.
— Ты не веришь?
— Конечно, не верю.
— Эх, дочка, дочка, ну хоть словом бы меня утешила! Неужто Передита совсем бессердечный!
— Он — гачупин, и этим все сказано!
— А разве среди гачупинов нет совестливых?
— Передита из тех, кто затянет веревку на шее и даже глазом не сморгнет. Это зверь, а не человек!
— Но ведь прежде случалось ему делать добро. Не иначе, как причина тут в индианке. Он на нее страшно зол, и, видно, за дело, раз ее схватили.
— Всему виной Домисьяно! И Тарасена и индианка пострадали из-за него.